Анна Антонова - Влюблен по чужому желанию
Какой огромной ни казалась порция, мне удалось одолеть ее без труда – то ли организму требовалось восполнить запасы энергии, потраченной на долгую прогулку по морозу, то ли он у меня буквально воспринял пожелание наедаться впрок. Да и мясо оказалось восхитительно мягким и сочным – никакого сравнения с «подметкой» из нашей столовки!
На десерт, правда, сил ни у кого не осталось, поэтому закончился обед просто горячим чаем.
После обеда я успела в гардероб первой и, забрав свои вещи, отошла в крошечный закуток, из которого вела дверь с понятной без перевода табличкой «Služební vchod», чтобы, не толкаясь вместе во всеми у зеркала, без помех как следует «зачехлиться» перед выходом на улицу.
План был хорош во всех отношениях, я не учла лишь одного – положить вещи здесь оказалось некуда. Вот и всегда я так – думаю, что умнее всех, а сама оказываюсь в дураках. Точнее, в дурах…
Удерживая на локте дубленку, я пыталась одной рукой намотать на шею шарф, когда за спиной послышался насмешливый голос:
– Помочь?
Скрипнув зубами от досады – только его мне сейчас не хватало! – я не оборачиваясь ответила:
– Спасибо, не надо.
– Да давай подержу, – Женька без церемоний забрал у меня из рук шубу.
Сам он уже был в куртке, только мотался на шее незавязанный шарф да торчала из кармана шапка.
– Спасибо, – с трудом выдавила из себя я, неловко обматываясь шарфом, злясь на себя, на него и на нас, вместе взятых, – сейчас все сделаю криво и потом на улице замерзну!
– Слушай, а это правда? – вдруг спросил Женька, в упор глядя на меня цепким взглядом.
– Ты о чем? – холодея, пролепетала я, прекрасно понимая, «о чем» он.
– То, что ты в соборе сказала? – безжалостно пояснил он.
– Что именно? – постепенно приходя в себя, нахально уточнила я. – Я много чего говорила, всего и не припомню!
– Обо мне, – не сдавался он. И поправился: – О нас.
Я не без удовлетворения отметила, что нервишки у него все же сдали – Женька отвел взгляд и даже, как мне показалось, слегка покраснел. Так-то, голубчик, нелегкое это дело – отношения выяснять! А уж в этом-то виде спорта я тебе дам сто очков форы.
Я даже, кажется, успела самодовольно усмехнуться, когда он вдруг схватил меня в охапку – вместе с дубленкой. Его лицо вдруг оказалось совсем близко, и прежде, чем его губы коснулись моих, в голове успела промелькнуть бредовая мысль: я же ела чесночный суп!
– Отпусти, – шепотом возмутилась я. – Увидят же!
– Пусть видят, – хмыкнул Женька. – Мне скрывать нечего.
– Зато мне есть что!
– Вот и скрывай, – откровенно насмехался он.
– Да ты, да ты… – от волнения я растеряла все слова и выпалила первые попавшиеся: – Ты все неправильно понял, я другое имела в виду!
– Ну-ну, – не сбивался он.
– Чтоб больше ко мне не подходил и не прикасался! – задохнувшись от возмущения, я вырвала из его рук свою шубу и вылетела в гардероб.
Ничего хуже я придумать не могла – естественно, все тут же повернулись на шум. Поймав на себе множество заинтересованных взглядов, я почему-то не смутилась, только подумала: чесночный суп мы ели вместе, значит, поводов для переживаний нет! И испытала нереальное облегчение, словно вся проблема была в чесноке.
Глава 10. Зеркальные заблуждения
На улицу я вылетела, кипя от возмущения. До чего же все-таки парни тупые! Все для них просто, как веник: услышал случайно, что девчонка вроде бы к тебе неравнодушна, и – вперед, на баррикады! Никаких тебе нюансов, полутонов, никакого понимания, в конце концов: не все так прямолинейно, слова нельзя воспринимать буквально…
– Что это с тобой? – тихо спросила вышедшая следом Ленка.
Остальные, на мое счастье, еще копошились в гардеробе, на время избавив меня от косых взглядов и перешептываний.
– А что? – как можно безразличнее отозвалась я, хотя хранить секреты от подруги было бесполезно – в отличие от одноклассников, она-то видела меня насквозь.
Ленка почему-то не стала возмущаться тем, что я прикидываюсь, будто ничего не произошло, а покорно перечислила смутившие ее детали:
– Убежала красная, растрепанная, глаза как у собаки из сказки «Огниво».
– Какие-какие глаза? – я никак не могла начать нормально соображать.
– Как блюдца, – пояснила Ленка. – Давай, колись, что случилось? Поссорились?
– Если бы!
– Тогда, значит, помирились?
Я замялась с ответом, затрудняясь с определением того, что произошло. К счастью, массово повалившие на улицу одноклассники временно избавили меня от необходимости объясняться, но я была уверена – к этой теме мы еще обязательно вернемся. Слишком хорошо я знала свою подругу.
– Сейчас мы с вами поднимемся на холм Петршин, – объявила Петра.
– В вашу честь назвали? – схохмил кто-то из парней.
Экскурсовод не отреагировала на шутку: то ли не поняла до конца, то ли решила быть выше фамильярности.
– Туда ходит фуникулер, – продолжала она. – Но всей группой вы туда не поместитесь, а подниматься по частям долго…
– Никаких «по частям», – решительно поставила Ирина Владимировна. – Не хватало еще кому-нибудь отстать, потеряться… Идем пешком.
Карабкаться вверх сразу после обеда было явно не лучшим решением – очень скоро всем стало не до шуток, и в первую очередь самой Ирише. К ее чести, надо отметить, что она старалась не подавать вида, сосредоточенно шагала по ступенькам и еще успевала подгонять отстающих. В итоге мы растянулись длинным хвостом, хотя Петра на ходу умудрялась проводить экскурсию:
– На холме Петршин располагается целых восемь парков, а также множество исторических памятников.
Так вот что за холм я видела с колокольни собора Святого Микулаша – почему-то мне больше нравилось называть его именно так.
– Мы так до самого верха будем скакать? – пропыхтел Цветков, через слово переводя дыхание.
– Куда так торопимся? – пожаловалась Слепцова. – Давайте передохнем!
Я была с ними согласна – ноги неприятно гудели, да и холода я больше не замечала. Наоборот, возникло сильное желание снять шапку, но я понимала, что делать этого нельзя: не хватало еще простудиться.
– Хорошо, – сдалась Петра. – Правда, мы почти пришли, видите, вон башня!
За деревьями и правда давно уже мелькала некая металлическая конструкция.
– Эйфелева? – сострил Цветков, но гид неожиданно подтвердила:
– Почти угадал, она является уменьшенной копией Эйфеловой башни в Париже.
– Что-то не очень похожа, – с сомнением протянула Катька.
– А ты настоящую видела? – поинтересовался Цветков.
– Да, – с достоинством ответила та. – Мы летом с родителями в Париж ездили.
– Ты уж определись, куда вы ездили: в Испанию или во Францию!
Слепцова вздернула подбородок:
– Твое убогое мышление даже не позволяет предположить, что за лето можно совершить более чем одну заграничную поездку!
Как ни неприятна мне была Катька в целом и в данный момент в частности, я не могла в очередной раз не восхититься ее виртуозным умением выдавать такие перлы в обыкновенном разговоре.
– Если ты такая крутая, зачем с нами, плебеями, в Прагу потащилась? – не остался в долгу Цветков. – Тебе же, наверное, отели только пятизвездочные подавай и экскурсии индивидуальные?
Продолжения увлекательная беседа не получила – Петра повысила голос:
– Перед подъемом на башню мы немного передохнем и…
– Что? – ужаснулся кто-то. – Мы еще и на башню полезем?
– А как же иначе? – удивилась гид. – Ведь с ее смотровой площадки открываются удивительные виды, только оттуда целиком видно собор Святого Вита…
– Спасибо, насмотрелись уже!
– Пешком?
– А может, ну его…
– … и посетим зеркальный лабиринт, – как ни в чем не бывало закончила Петра.
Все недовольные мигом умолкли: зеркальный лабиринт – это звучало очень круто! Мы даже на время забыли о предстоящем после подъеме на башню.
Пока мы совершали зимнюю пробежку по холму, начало смеркаться – наступили ранние морозные сумерки. Сквозь подступающую темноту мы успели разглядеть, что лабиринт располагается в здании, отдаленно напоминающем средневековый замок с окружающим его рвом и подвесным мостом.
У входа Петра вдруг застопорилась:
– Темнеет уже… может, сначала все же на башню поднимемся? А то потом ничего не увидим…
– Нет, нет, пойдемте в лабиринт! – вопреки здравому смыслу завопили все.
И гид с классной сдались: мы подождали, когда Петра купит билеты, и гуськом направились к «мосту».
– «Зеркадлове блудице», – по слогам прочитал висевшую у входа вывеску Цветков, и все привычно покатились со смеху.
– Зркадловэ блудиштэ, – устало поправила его Петра.
В ее исполнении это прозвучало еще смешнее, но я даже не улыбнулась. Всю дорогу от кафе я не могла отделаться от странного чувства – как будто я одновременно была и здесь, и не здесь, витала где-то в своем мире, куда больше никому нет доступа. Усилием воли я заставляла себя встряхнуться, убеждала, что я в Праге, надо сосредоточиться и получше все запомнить, а то пропущу сейчас, прослушаю, а потом и вспомнить будет нечего… Не о том же бережно хранить воспоминания, как я с Женькой ругалась!
