Вильям Козлов - Президент Каменного острова
— Не шмякнуться бы, — пропыхтел он.
Если сорвешься, то шлепнешься как раз в лодку. Можно без ребра остаться. Вот уже близка кромка берега, я вижу длинные, покачивающиеся стебли травы. Вот сейчас подтянусь и… Я так и не понял, что произошло: сжимая в руках коренья, я вдруг полетел вниз и бухнулся в воду. Когда вынырнул и протер глаза, то увидел рядом Гарика. Он крутился на одном месте и очумело смотрел на меня. Рубаха на его спине вздулась пузырем.
— И ты? — спросил он, выплевывая воду.
— Как видишь, — ответил я, озираясь. Лодки на месте не было. Это и хорошо, иначе мы грохнулись бы в нее. Лодки вообще не видно. Она исчезла. А до берега плыть далеко. Одежда моя намокла, облепила тело. Рядом плавал корень, за который я держался. Я обратил внимание, что он не обломан, а обрублен. Топором или тесаком каким-нибудь.
— Лодку спрятали, гады! — сказал Гарик.
— Поищем? — предложил я.
— Попадись мне этот Сорока…
— Что вам здесь надо? — услышали мы незнакомый голос. Гарик закружился на месте, задирая вверх голову.
— Прячешься? — крикнул он.
— Отдайте лодку, — сказал я.
Мы барахтались в воде и не видели того, кто с нами разговаривал. Он находился где-то над нами. И от этого чувства полного бессилия нас все больше разбирало зло.
— Держитесь от острова подальше, — сказали сверху.
— Это твой остров?
— Да.
— Собственный?
— Мы вас не трогаем? Не лезьте и вы к нам.
— Доберусь я до вас…
— Штаны не потеряй!
— Вот утонем — отвечать будете, — припугнул я.
Гарик повернул ко мне обозленное лицо.
— Ты еще слезу пусти…
Мы выбрались из камышей. Хотя одежда была и легкая, плыть неудобно. Гарик отфыркивался, бурчал что-то под нос. Проклятия Сороке. Одежда все больше мешала. Не сговариваясь, мы стали раздеваться. В воде это делать не очень-то просто. Брюки я стащил без труда, а вот с рубахой помучился. Даже воды пришлось глотнуть.
— Он у меня попляшет, — пыхтел Гарик.
— Лодку жалко, — сказал я.
— Узнает, почем фунт лиха!
— А что я отцу скажу?
— Вон твоя лодка, — сказал Гарик.
Я думал, что он пошутил, но, обернувшись, увидел лодку. Она медленно двигалась вслед за нами. Своим ходом. Без руля и без ветрил. Мы поплыли к лодке. Я думал, она удерет от нас, но плоскодонка стояла на месте, покачиваясь на волне. Мы забрались в лодку.
— Не сама ведь она поплыла за нами? — спросил я, оглядываясь на остров.
— Надоели мне эти фокусы, — сказал Гарик.
— Как ты думаешь, много их на острове?
— Это все он, — сказал Гарик. — Сорока-белобока!
— Его не достанешь — высоко живет.
— Достану, — сказал Гарик.
Я снова взглянул на остров. Пусто там и тихо. Но уж теперь-то мы точно знаем, что остров обитаемый. Живет там Сорока-белобока. Уж сколько мы о нем говорили, а в глаза еще ни разу не видели. Зато голос слышали. Сосны и ели стояли на берегу, а искривленные корни, покачиваясь, показывали нам фигу: дескать, накось, выкуси!
Глава одиннадцатая
В субботу утром на нашем берегу появился Васька. Тот самый, который бревно тащил к большому муравейнику. Откуда он взялся, я так и не понял. Или по берегу пришел из деревни, или с острова приплыл. На шее у Васьки болтался большой полевой бинокль. Нос у Васьки еще больше облупился. Мальчишка был в майке и штанах. Вид серьезный, озабоченный.
Я кормил Деда, когда он появился на берегу. На меня Васька не обращал внимания. А может быть, и не видел. За километр чувствовалось, что он прибыл сюда не ради праздного любопытства.
— Как жизнь? — спросил я.
— Помаленьку, — ответил Васька. Я думал, он остановится, поговорит, но Васька прошел мимо.
— Мне тоже надо в лес, — сказал я.
Васька промолчал. Я так и не понял, против он того, чтобы я пошел с ним, или ему безразлично. За всю дорогу Васька больше и рта не раскрыл. Один раз только искоса посмотрел на Деда, который увязался за нами, но ничего не сказал. Мы углубились в лес примерно на километр. У высоченной сосны Васька остановился. Задрав голову, посмотрел вверх.
— Полезешь? — спросил я.
— Послушай, как тебя?
— Сережа, — сказал я.
— Ну чего ты ходишь за мной?
— Интересно…
— Ходи, — сказал Васька. Поплевал на ладони и полез на дерево. Дед поглядел на меня и негромко гавкнул.
Лазать по деревьям Васька умел. Быстро добравшись до нижних сучьев, он почти скрылся в ветвях. Только пятки мелькали. У самой макушки Васька притаился. Смотрит в бинокль. На остров, наверное.
Я с полчаса сидел под деревом, но Васька и не думал слезать. Иногда он шевелился, и тогда сверху сыпались иголки и кора. Мне надоело стоять под деревом, я спросил:
— Ты кто, человек или кукушка?
Васька высморкался и ничего не ответил.
— Хочешь, я к тебе залезу?
— Валяй…
Я поплевал в точности как Васька на ладони и обхватил шершавый ствол. Я никогда не забирался на деревья, но и не думал, что это так трудно. После трех неудачных попыток я плюнул на это дело. Я ободрал в двух местах руку.
— Где ты? — ехидно спросил Васька.
— Неохота, — ответил я.
Я увидел неподалеку от сосны красную ягодину. Она пряталась под небольшим разлапистым листом. Это была земляника. Скоро я забыл про Ваську и про его бинокль. Кругом оказалась прорва земляники. Я не только сам досыта наелся, но еще и Деда угостил. Земляника ему тоже понравилась.
Васька, по-видимому, решил сидеть на дереве до вечера. Странный парень: то бревна таскает такие, что и пуп недолго надорвать, то на дереве торчит, действительно как кукушка. И чего он высматривает в свой бинокль?
Я вспомнил про большой муравейник и отправился его разыскивать. Муравейник был где-то неподалеку от нашего дома. Я нашел его, этот большой муравейник. Он был выше меня. В сосновых иголках и сучьях суетились рыжие муравьи. Я засунул туда палку, и муравьи забегали еще быстрее. Они в два счета облепили палку, и я отдернул руку. Муравьи забегали по ногам. Один укусил меня за палец. Я отошел от муравейника на безопасное расстояние.
Под раскидистой елью лежали черные бревна с нашего берега. Их тут было штук сорок. Сложены аккуратно, одно к другому. Зачем их сюда притащили? Избушку будут строить? Охотничью заимку?
Вернувшись домой, я заметил, что на соседнем берегу, где белеет здание школы-интерната, какое-то необычное оживление. Металлическая моторка стояла наготове. На берегу, возле зеленого грузовика, суетились люди. Вот бы сюда Васькин бинокль!
От берега отвалила моторка и взяла курс на остров. Когда она подошла поближе, я разглядел в лодке, кроме мальчишек, пятерых мужчин. Трое из них были в кожаных куртках и военных фуражках с летной эмблемой. Летчики. Прибыли на рыбалку. На корме лежали удочки, спиннинги, вещевой мешок. Это, наверное, те самые летчики, которые пролетали над островом на вертолетах. Среди мальчишек я узнал светловолосого, который в тот раз вместе с Васькой приплыл на наш берег. А потом куда-то исчез, словно под воду провалился. Мальчишка стоял у руля и смотрел прямо перед собой. Важный, как капитан корабля.
Моторка, сбавив ход, скрылась в камышах, и больше я ее не видел. Зато заметил то место, куда она вошла. Чуть правее сосны с обломанной веткой. Там и нужно искать вход.
Где же Гарик с Аленкой? Я сел в лодку и поплыл вдоль берега. В полукилометре от дома я увидел их. Они загорали недалеко от берега на резиновой лодке. Перевернули ее и улеглись на днище.
Со всех сторон обступили камыши, поэтому я сразу и не увидел их. Специально загорать я не любил. И так можно загореть незаметно. Главное не прятаться от солнца. А лежать пузом вверх — неинтересно. И потом вялый ходишь весь день, голова болит.
Гарик плеснул пригоршню воды Аленке на спину. Она повернулась к нему и столкнула с лодки. Он вынырнул и перевернул «нпадувашку» вместе с Аленкой.
Я вспомнил, что мне нужно наловить шитика. Это такой смешной червячок, который таскает за собой свой дом. Он лепит его из песка, сучков, стеблей. Шитика не так-то просто найти. Лежит в воде сучок, а получше присмотришься — сучок-то, оказывается, ползет по дну. Тут его и бери, А потом шитика не сразу вытащишь из домика. Он упирается, не хочет вылезать.
На шитика хорошо плотва и красноперка ловится. Это мне Вячеслав Семенович сказал. Он настоящий рыбак. С утра до вечера пропадает на озере. Даже обедать не приезжает. Иногда с ним уплывает на резиновой лодке Лариса Ивановна. Только вот рыбы Вячеслав Семенович привозит мало. Я как-то спросил его:
— Клев плохой?
— Великолепный…
— А где же рыба?
— Я отпускаю мелочь, — сказал Вячеслав Семенович. — А крупная хитрая. Не хочет ловиться.
Один раз, правда, он принес леща. Огромного, как блюдо. Гарик сказал, что килограмма на два потянет.
Когда я проплывал мимо Аленки и Гарика (они уже снова мирно лежали на лодке), то услышал такой разговор:
