Борис Житков - Виктор Вавич (Книга 3)
А служу я Его Императорскому Величеству Государю Императору Николаю Второму Александровичу. Присягал! - и Виктор круто повернулся и вышел в двери.
Виктор без дыхания прошагал всю канцелярию - к генералу и застрелюсь!
"Ваше высокопревосходительство! Приказ вашего высокопревосходительства в законной точности, и подвергаюсь", - и Виктор видел, как он стоит по-военному, - а он сразу увидит - военный, - и генерал смотрит строго и поощрительно. - И Вавич быстро стукал по ступенькам лестницы, уже взялся за дверь - и вдруг сверху:
- Надзиратель! Вавич!
Виктор хотел уж не слышать, сунулся в двери и взглянул назад: служитель канцелярский с медалями тарахтел каблуками по лестнице.
- Просят назад господин полицмейстер. Просят. - Запыхался, бежал, видно. Виктор шел назад, весь напружился.
- Вы, кажется, обиделись? - полицмейстер улыбался. - А вы садитесь. Да садитесь же, потолкуем. Виктор сел, вертел головой по сторонам.
- Ведь мы на службе иногда и повздорим, без этого нельзя. Не надо все к сердцу. Вы наверно знаете, что этот номер? Как вы записали? - и полицмейстер шарил глазами по столу.
- 287940! - сказал Виктор.
- Да ведь этот номер был у Сороченки? Так это уж кончик. Подумать только - Тиктин и этакое уж знаете... Вавич кивал головой, глядел мимо, в окошко.
Виктор посидел на бульваре. То сидел, ноги расставив, избочась. То крепко скрестив руки, и ноги вытягивал одна на одну. Заходил обедать в "Южный". Спрашивал самое дорогое. Вечером к одиннадцати часам - пришел домой.
- Ждут уж часов с восьми, - шептала Фроська в передней и кивала на дверь в кабинет.
Но дверь уж приотворилась. Сеньковский выглянул в просвет.
Виктор снимал шинель, будто не видел.
- Ага! Что скажешь? - Виктор, стоя, тер руки и глядел строго на Сеньковского.
- Да черт тебя! Три часа тут, чуть не заснул. А супруга твоя... Что, у вас военное положение?
- Не нравится, я ведь не звал, - и Виктор подошел к столу, открыл коробку с табаком.
- Ты не запускай! - шепотом говорил Сеньковский. - Я и не сидел бы здесь, черт с тобой совсем.- Он подошел к Виктору вплотную. - Она велела, чтоб пришел, до часу будет ждать. Слышал?
- Угум? - промычал Виктор и глядел, как набивалась папироса. Набитая папироса отскочила от машинки.
- Merci-c, - и Сеньковский подхватил папиросу.
- Положи! - крикнул Вавич.
- Пулемет какой! - и Сеньковский положил на стол папиросу. - Ты знаешь что? Черт с тобой, я пойду, а ты петухов не запускай лучше, а то - прямо тебе говорю, живо, брат, тебя, - и Сеньковский оскалился и тер в воздухе между ладонями, - фють! - дунул Сеньковский. - Фють и готово.
- Я рапорт подаю генералу Миллеру, - размеренно сказал Виктор и чиркнул спичку.
- Ну и шут с тобой! - и Сеньковский шагнул в прихожую. Виктор слышал, как он сказал: "Не нажгись" - и прихлопнул за собой дверь.
Я унесу
АННА Григорьевна сидела на Надиной кровати и раскладывала на одеяле карты: уж который раз раскладывала на червонную даму, все выходили "дороги", "дороги"... В прихожей позвонили. Анна Григорьевна пугливо дернулась и быстро накрыла карты подушкой. Выглянула в коридор: Башкин стоял, он держал шляпу на уровне лица и шепотом спрашивал Дуню:
- Никого нет? Гостей нет?
- Я одна, одна! - зашагала к нему Анна Григорьевна. - Семен Петрович.
Башкин шел, тихо стукал, озирался.
- Анна Григорьевна! Вы ничего не знаете? - Башкин говорил шепотом. Пройдемте к вам, я с поезда, на даче живу. Идемте, идемте, - шептал Башкин.
Он взял Анну Григорьевну за руку. Рука Башкина дрожала, и он крепко зажимал руку Анны Григорьевны.
- Сядемте, - все шепотом говорил Башкин. Плотно запер дверь. - Не зажигайте, так довольно света. Он сел против Анны Григорьевны.
- Вы знаете, ваш сын арестован. АннаГригорьевна вся дернулась вверх и как от боли закусила губу.
- И очень скверно арестован, - Башкин не мог смотреть на это лицо, глядел вбок. - Его арестовал квартальный на улице, и у него в кармане нашли револьвер. - Башкин слышал, как мелко тряслось кресло под Анной Григорьевной. - Это ничего, ничего! - говорил умоляющим голосом Башкин. - А квартальный, Вавич, что арестовал его, говорит, что револьвер, - еле слышно шептал Башкин, - с убитого городового.
Анна Григорьевна вдруг схватилась руками за виски, пригнула голову к коленям и тыкалась головой в колени и стукала об пол ногой в отчаянном такте.
- Что ж это? Что ж это? Что ж это? - все громче и громче повторяла Анна Григорьевна.
- Анна Григорьевна! Нельзя! Нельзя! - вдруг крепко сказал Башкин, почти крикнул. Он толкнул в плечо Анну Григорьевну. - Надо сейчас же действовать, действовать!
Анна Григорьевна раскрытыми сумасшедшими глазами смотрела на Башкина.
- Ведь сейчас же, ночью, могут сделать обыск. Надо все, все в его комнате пересмотреть. Сейчас же! Анна Григорьевна встала.
- Боже, Боже! - говорила она и быстро шла с Башкиным в Санькину комнату.
- Дуняша! - крикнул Башкин в кухню. - Никого кроме барина не впускать! Я буду просматривать, а вы складывайте обратно, - шептал Башкин.
- Боже! Боже! - повторяла Анна Григорьевна. Она стояла посреди комнаты, давила ладонями виски, расставив вбок локти.
Башкин зажег обе лампы в Санькиной комнате. Он выдергивал незапертые ящики стола, судорожно быстро перебирал, пересматривал.
- Укладывайте! - командовал шепотом Башкин. И выдергивал другой ящик.
Анна Григорьевна с раскрытыми настежь глазами укладывала аккуратно вещи - ручки, кисточки, стеклянные трубочки - и дышала все с тем же:
- Боже! Боже!
Башкин обезьяньей хваткой перекидывал книги на этажерке. Он дошел доверху: поверх книг, завернутая, толстая. Он схватил, сунулся к столу, к лампе, быстро рвал веревочку, отрывал бумагу. Сверху переплет, от Библии, не приклеенный! И руки сразу почувствовали железо. Башкин осторожно оглядывал, приткнулся близорукими глазами.
Анна Григорьевна оставила укладку, глядела, задохнувшись.
Башкин вдруг переложил железную книгу на кровать, осторожно, бережно.
- Что это? Что? - шепотом спрашивала Анна Григорьевна.
- Я унесу! - сказал Башкин.
Анна Григорьевна глядела на него, на дверь.
- Что? Вы боитесь, что сейчас придут?
- Пусть придут! - выкрикнул Башкин. - Я скажу, что я! Я принес. Да! Вот сейчас заверну в бумагу, - Башкин сдернул синий оберточный лист с письменного стола, - вот! - Он обернул на кровати в бумагу железную книгу. - Вот! и надпишу: Семена Башкина. Прямо распишусь, подпись пусть будет!
Башкин схватил из поваленного стаканчика цветной карандаш и надписал красными буквами - С. Башкин и расчеркнулся.
- Вот, пожалуйте! - он двумя руками осторожно показывал Анне Григорьевне. - Это же бомба! - сказал в самое ухо Анне Григорьевне Башкин. - Я в прихожей положу под стол. Да! И шляпой своей собственной накрою сверху.
Анна Григорьевна молча поворачивалась за Башкиным.
Анна Григорьевна стояла, все глядела на Башкина, когда он вернулся из прихожей, и что-то шептала неслышно.
- Что? Что? - Башкин наклонил ухо.
- Это, наверно, тот оставил... сегодня один заходил без него.
- Я унесу, унесу! Дальше, дальше! - Башкин бросился к постели, отгибал матрац. - Господи! - говорил Башкин. - Господи! Почему у меня, у меня именно, нет матери. Нет, нет матери, - Башкин порывисто откидывал подушки. - На миг, на один миг чтоб была, я все бы отдал, чтоб вот теперь, теперь была б, у каждого прохвоста есть, вот сейчас бы. Нет, нет! Вы ему мать, и вам в десять тысяч раз лучше, чтоб я с десятью бомбами попался, чем он с одним револьвером. Нет, нет! Не то! Не для этого. Не для этого! - почти крикнул Башкин и бросил на кровать Санькин сюртук. - Со мной ничего, ничего бы не было. - Башкин сидел на кровати и говорил, захлебываясь. - Я бы об ней думал бы, вы знаете, мне эту ночь она снилась, как умирала, закрыла глаза и не дышала, а я бросился - мама! и она встрепенулась и схватила меня за голову и прижала губы поцелуем и - рот уже трупный, а я пересиливаюсь и целую, а она меня зубом единственным укусила в губы. Страшно больно, - я проснулся. Башкин поднял к губе руку.
- Кончаем, кончаем, - вскочил Башкин. Он бросился перебирать полотенца. - Все! Все! - говорил возбужденно Башкин. - А ему грозит военный суд. И он, может быть, вас тоже ночью укусит в губу.
Анна Григорьевна в столбняке глядела на Башкина.
- Анна Григорьевна! Вы, вы, вы! верите, что я ваш друг? Анна Григорьевна медленно поднимала, протягивала руки. Башкин взялся за ручку двери. Анна Григорьевна протягивала к нему руки - Башкин вытянул вперед голову:
- А Варька! Варька-то! полицмейстерша проклятая, знаете? Живет с Миллером, - шепотом, ясным раздельным шепотом сказал Башкин, - знайте!
Он вышел. Анна Григорьевна не могла двинуться с места.
Анна Григорьевна у себя в спальне на коленках стояла в полутемной комнате, и святой Николай-чудотворец все держал с иконы руку - будто отстранял - нет, нет, не проси! А она сплела пальцы и до боли выворачивала их друг об друга и била сплетенными руками об пол:
