Владислав Крапивин - Семь фунтов брамсельного ветра (фрагмент)
- К тому же я уверен, что и в этом конечном счастье будет возможность творчества. Без него, по-моему, полная гармония невозможна...
Я опять помолчала, подумала.
- Слушай, а всякие сволочные души, которые творят только зло, они-то куда денутся? В какой-нибудь подвал под этим "всеобщим счастливым зданием"?
Илья сказал со вздохом:
- Не будет таких душ. В процессе совершенствования мира они должны измениться.
Без этого всеобщей гармонии не достичь.
- Как они изменятся? Кто? Гитлер? Сталин? Бен-Ладен? Или те сволочи, что недавно кинули гранату в окно детского сада?!
- Да пойми же ты! Не будет ни Гитлера и никаких других гадов. На то и происходит всеобщее развитие вселенной. Оно перековывает души и постепенно отсеивает всякое зло.
- Медленно отсеивает, - сумрачно сказала я. - Могло бы и побыстрее...
Я думала, он опять начнет говорить про всемирные масштабы и краткость человеческой жизни на их фоне. Но брат лишь вздохнул:
- Что поделаешь...
- Илюха...
- Что?
- А как ты думаешь... Там, когда все это будет построено... те, кто потерял друг друга в этой жизни на Земле, они встретятся?
Спросила и сразу испугалась: вдруг начнет говорить, что они, мол, будут уже не те, изменившиеся, с другим пониманием...
Но Илья сказал просто и понятно:
- Само собой. Без этого какое счастье...
И я ему была благодарна.
В то время еще ни я, ни мама не знали, что Илья пойдет на философский факультет.
А можно было бы уже догадаться. Ведь и в ту пору он любил порассуждать на такие темы. Особенно со мной. Чаще всего он пытался втолковать мне что такое многомерность и многовариантность миров. Многомерность, говорил он, это значит, что существует рядом с нашим пространством еще множество других (параллельных, как их именуют в фантастике) пространств. Одни похожи на наши, а другие - ни чуточки, там все иное. И таких миров бесконечное множество. А многовариантность - это когда природа одного пространства (точнее пространства-времени) может перебирать и повторять варианты одних и тех же событий и менять их, пока не выберет самую подходящую комбинацию. Только мы, к сожалению, этого не замечаем..
И кроме того (это самое поганое) обычно оказываемся не в самой хорошей комбинации.
- Да уж...
Зато, вещал мне Илья, люди постепенно обретают возможность сами строить новые варианты пространств. С помощью компьютерной техники, которая развивается с невероятной стремительностью. Пока еще это так называемые виртуальные пространства, то есть живущие в рамках магнитной памяти. Но в конце концов будет найден способ, чтобы "переводить их в материальную сферу". То есть делать настоящими. И близость этой новой эпохи требует серьезного научного осмысления.
Я спросил: на фига нам делать настоящими эти компьютерные пространства, если всяких параллельных миров и без того бесконечное множество?
Илюха пожал плечами:
- Это, мучача, тоже неизбежность. Развитие мысли не остановить.
- А как ты думаешь, научатся люди проникать в параллельные миры? Или это всегда будет фантастикой?
- Когда-нибудь обязательно научатся. Может быть, скоро...
- А может быть... ты уже умеешь? - спросила я с подначкой, но и... с капелькой жутковатой надежды (потому что вон какой он всезнающий, копающий всякие загадки вселенского устройства).
Илья не стал ни отшучиваться, ни мудрить. Сказал устало так, почти по-стариковски:
- Кабы знал, ухватил бы маму и тебя под мышки и куда подальше из этого пакостного пространства...
Я его поняла. Разговор был вскоре после того, как Илюха побывал в милиции.
Случилось это в прошлом декабре, незадолго до Нового года.
2
Илья был тогда еще школьник, в одиннадцатом классе. Шел он с уроков и, как назло, один, без приятелей. На углу Октябрьской и Паровозной остановили его двое в сизом камуфляже и с автоматами.
- Тормози, школяр. Документы...
У Ильи какие документы, из школы идет парнишка. Он так и сказал.
- Паспорт надо всегда иметь при себе. Не слыхал?
Илья сказал, что не слыхал. Да еще дернуло его за язык:
- На кавказца я вроде не похож...
Они посмотрели на него, друг на друга.
- Это мы выясним, на кого ты похож... Куда идешь?
- В книжный магазин.
- Читатель, что ли? - хмыкнул старший сержант с белесыми глазами и подбородком шире лба (о нем еще будет речь, а пока пусть называется Мордастым).
- Читатель, - согласился Илья. - Разве нельзя?
- Ты повозникай! Сейчас скушаешь очки и будешь не читатель, а разъе...ль.
- Вы какое имеете право так... - начал Илья (потом сам признавал, что была это великая глупость; с ними - о правах!).
- Интеллигент, - гоготнул Мордастый. - Небось декларацию прав знаешь. Идем...
- Куда?
- Для выяснения...
- Никуда я не пойду! - Это была, конечно, вторая глупость. Они заломили ему локти и легко, будто сноп соломы, поволокли в отделение. Приговаривая при этом о сопротивлении сотрудникам правопорядка, которые при исполнении...
Отделение было почти рядом. Илью впихнули за решетку (ну, прямо как в кино, говорил он потом), но скоро привели в какой-то кабинет. Там кроме Мордастого и его напарника (худого и белобрысого) были пожилой морщинистый старшина и молодой офицер (кажется, младший лейтенант). Но они почти сразу ушли, офицер при этом сказал Мордастому:
- Ты, Панкратьев, это... по обстоятельствам.
Мордастый Панкратьев слегка поржал. Белобрысый сел за стол, придвинул бланк.
- Фамилия, имя-отчество, год рождения.
Илья сказал.
- Не кособочься, прямо стой, когда отвечаешь, птенчик... Адрес!
Илья сказал адрес.
- А чем докажешь? - спросил Мордастый, зевнул и потянулся.
- Давайте, я маме позвоню...
- Позвонишь потом в морг. Чтобы забрали отсюда. А пока не хрюкай.
- Но задержанный имеет права позвонить!
- Может, тебе еще адвоката? - опять зевнул старший сержант Панкратьев. - Раздевайся...
- З-зачем?
- Для досмотра! Шмотки на стул и руки по швам!
Они и правда заставили его раздеться. Не знаю уж, до пояса, до трусов или совсем... (Я многого не знаю точно, мне ведь это известно даже не со слов Ильи, а со слов мамы: он рассказывал ей, а она потом уж мне и, наверно, не все...).
- А это что! - злорадно завопил Панкратьев. - Давно кололся последний раз, козёл?!
У Ильи на вене был след от иглы, он только накануне сдавал кровь из вены, для анализов, которые требовали в военкомате.
- Это же в поликлинике!
- В ..., а не в поликлинике! У кого отовариваешься, гнида?!
- Неправда! Я докажу!
- Докажи, докажи... Гашкин, погляди у него в карманах, нет ли пакетика с дурью?
Наверняка есть...
Белобрысый Гашкин охотно оставил протокол и покопался в Илюхиной одежде. И, конечно, отыскал белый крохотный пакетик с порошком...
- Ну и все, - с удовольствием сообщил Панкратьев. - Остальное, как говорится, дело следствия. Лет на пять окажется мальчик без мамы, пора привыкать...
Илья говорил потом (опять же маме), что после этого он почувствовал себя как в полусне. Или даже в бреду. Будто все это не с ним, а какое-то дикое кино...
Панкратьев вдруг поскреб мясистый подбородок.
- Хотя можно и так... Гашкин, есть у нас какой-нибудь недавний "висячок"?
- Разве что киоск на Фрунзенской?..
- Вот и в жилу!.. Ну-ка руки по швам я сказал! Где был позавчера в двадцать один ноль-ноль!
- Дома был...
- Про то, что дома, это мамочке расскажешь. А здесь - то, что было по правде! С кем ломали киоск на углу Фрунзенской и Блюхера?.. Да быстро, с-сука!!! - вдруг заорал он. - А то оторву ... и сожрать заставлю. Собственным поносом умоешься, читатель долбаный!
Неизвестно, правда ли они хотели приклеить Илье какое-то дело с киоском или с "дурью". Может, просто решили поразвлекаться с беззащитным очкастым "ботаником".
Илья тем более этого не знал. А Панкратьев опять шепнул что-то Гашкину и с хохотком, спокойно спросил Илью:
- Видишь в углу вон тот предмет?
В углу стояла хоккейная клюшка.
- Эту штуку, - сказал оскалясь Панкратьев, - засовывают неразговорчивым пацанам в то самое отверстие. Рукояткой вперед. И по-во-рачивают. И мальчики становятся разговорчивыми... - Он шагнул в угол, хотел, было, взять клюшку, но вдруг словно передумал, ушел за дверь и поманил оттуда Гашкина. Тот сказал Илье "стоять" и тоже вышел. Дверь они прикрыли.
Илья говорил потом, что он в тот миг очнулся. Секунду стоял неподвижно, потом схватил стул и засунул его ножку в ручку двери. И кинулся к телефону. К счастью, телефон был с прямым выходом в город.
- Это база? Валентину Ивановну Мезенцеву, пожалуйста!. Это сын звонит, срочно!..
Мама, меня забрали в милицию, ни за что! Просто так, на улице, в седьмое отделение, на Октябрьской! Издеваются! Позвони кому-нибудь! Их начальству, что ли! Или дяде Косте! Скорее!..
Дверь дергали и били. Орали. Илья бросил трубку, подождал, когда на несколько секунд перестали ломиться, выдернул стул, сел на него. Они ворвались, сразу сбили Илью на пол, ударили ногами, потом подняли, ударили снова, в поясницу. Но он уже не боялся. Он даже не понимал, что они ему кричат, брызгая слюнями в лицо. Он ждал... и дождался. Удивительно громко затрезвонил аппарат.
