Борис Привалов - Петрушка — душа скоморошья
Потом заскрипел снег: монахи поспешно удалились.
В лесу заметно потемнело, солнце уже почти скрылось.
Петруха, как бельчонок, высунулся из дупла, огляделся — никого.
Заслонил дыру корой. Прицелился, ухватился за сук, перелез по нему на соседнюю сосну, спустился на снег.
Нацепил дощечки от бочек на лапти, прикрутил их жилками, побежал обгонять монахов.
Когда монахи входили в монастырь, Петруха уже как ни в чём не бывало сидел на крыльце богомазни и растирал краски.
— Будь благословен, отрок! — положил Петрухе на голову руку пузатый монах.
— Буду, — сказал Петруха послушно.
Поваренный старец посмотрел удивлённо, снял руку с Петрухиных вихров и пошел к отцу игумену.
Петруха с сожалением смотрел на служек, продолжавших копошиться вокруг длинного ряда саней.
На ночь глядя заглянули к богомазу два инока с братиной браги, заговорились допоздна.
— Святой старец наш ни о чём, кроме дуплянского чуда, говорить ныне не может, — сказал один из иноков. — Сам завтра отправляется к той сосне.
…Назавтра Петруха уселся в дупло задолго до вечерней зари. Сидел смирно, всё прикидывал, как на игуменские вопросы отвечать.
Белка присела возле дупла, покрутила головой, поцарапала лапой кору, вздрогнула, исчезла.
Ещё какой-то зверь или птица копошились рядом, потом всё затихло.
Что внизу делается, видно Петрухе было плохо. А большую дыру для глаз он делать боялся. Хватит и той, что для рта.
Игумен прибыл на санях, — слышно было фырканье коней, скрип полозьев.
Как и в прошлый раз, к сосне близко никто не подходил. Монахи осмотрели все следы, ничего подозрительного не приметили.
— Солнце заходит, — почтительно произнёс кто-то.
Затем молодой и звонкий голос, видимо повторяя слова игумена, задал вопрос:
— Скажи, чудо, даст ли великий князь нам в дар земли Мглинского уезда?
— Если будет на то воля божья, — пробасил Петруха: точно так, как он помнил, отвечали попы на всякие каверзные вопросы.
— Скажи, чудо дуплянское, — вопрошал всё тот же задорный голос игуменского служки, — вор ли тот скоморох, что сидит у нас в башне?
— Невинного вором нарекли, — ответило дупло.
— А когда идти обозу с податями государевыми во стольный град? В прошлую зиму лиходеи обоз наш в лесу разграбили, заново подати собирать пришлось.
— Благословен будет путь послезавтра поутру! — провещало «чудо».
— Сколько новых поселенцев придёт на земли нашей обители? — послышался новый вопрос.
Петруха молчал. Какие поселенцы? Сколько их может быть?
Дупло ответило заливчатой соловьиной трелью.
— Заря кончается, — проговорил кто-то.
Монахи запели молитву.
Петрухе видно было, как солнце золотым куполом стоит над верхушками леса, как оно склоняется всё ниже, ниже…
В лесу сразу после захода солнца стало мрачно. Заскрипели полозья, раздалось топанье многих ног — братия заторопилась в монастырь.
На этот раз Петрухе не удалось обогнать едущего на санях игумена, пришлось ему пережидать в лесочке, пока монахи не разбредутся по своим кельям.
Поутру повели скомороха к игумену.
Петруха спрятался, чтобы скоморох его не приметил, — вдруг покажет, что они знают друг друга?
Но, как того Петруха и ждал, скомороха не отпустили на все четыре стороны, а снова отвели в холодную башенную келью.
Когда об этом случае Петруха заговорил с богомазом, тот пошевелил соломенными усами, ответил коротко:
— Гудошник этот — вор. Не впервой ему на правёж идти.
Петруха решил не возражать — пусть думают кто что хочет. Он-то знает правду!
А на вечерней заре пришлось снова бежать в бор, лезть в дупло: а вдруг кто-нибудь придёт к «чуду»?
Несколько монахов явились к сосне. Задавали непонятные вопросы — о каких-то деньгах, о монастырских делах.
Дупло отвечало невразумительно:
— Бум-м-м!
Или:
— Если будет на то воля господня!
Время от времени пело по-соловьиному.
Монахи были довольны: «чудо» ими не брезговало, разговаривало.
На вопрос о виновности скомороха Петька уже в третий раз ответил:
— Невинного вором нарекли…
А затем, чуточку подумав, добавил:
— Большой позор падёт на обитель!
До богомазни Петруха добрался удачно. Но спалось ему плохо: ведь утром, согласно словам «чуда дуплянского», отправляется обоз на Москву. Эх, предсказать бы ему тогда иной срок — через неделю, что ли!
Но не мог же он сейчас идти с обозом: ведь скомороха ещё не освободили. И кто думал, что его будут держать даже после «чуда»!
Утром, ещё до восхода солнца, обоз ушёл. Петруха выскочил на крыльцо, слёзы смахнул.
— Что ты? Не бит, а плачешь? — спросил удивлённо богомаз и пошевелил соломенными усами.
О «чуде» уже стало известно в ближних деревнях. Богомольцы пришли в монастырь, спрашивали, как пройти к «чуду», прикладывались к «дуплянской» иконе.
Повторяли «чудесные» слова об обозе и невинности скомороха.
Игумену другого выхода не оставалось: «чудо» обещало монастырю большие доходы, верующие не должны были сомневаться в «дуплянских» предсказаниях.
И скомороха, при всём честном народе, выпустили на волю.
Днём Петруха взял торбу с едой, пошёл в бор, вынул из дупла пояс с монетами, снял зипун, поднял рубаху, пританцовывая от холода, дважды обвязал пояс вокруг себя. Потом оделся, торбу на спину приторочил.
На обратном пути приходилось Петрухе то и дело с проторённого следа в чащобу сворачивать — двигались к «дуплянскому чуду» богомольцы и монахи.
Не заходя в монастырь, Петруха вышел на санную дорогу, ведущую к Москве.
Сбросил с лаптей дощечки, закинул их подальше в кусты.
Обернулся назад, взглянул на купола, торчащие из-за высокой стены…
— Ну, спасибо тебе, малец, удружил… Ввек не забуду! — раздался рядом весёлый голос.
Петруха увидел выходящего из-за деревьев скомороха.
— Не пугайся. Это не леший, а человек пеший! Я, малец, как прослышал о «дуплянском чуде», сразу смекнул: твоего ума дело, — продолжал скоморох. — Хитёр, малец, зело хитёр!
— Я из-за тебя московский обоз упустил, — сказал Петруха.
— Догоним! Нам обоим отсюда уходить поскорее нужно. — Скоморох похлопал Петруху по плечу. — Тебе подальше от чуда, а мне здесь не по нраву… Того гляди, в яме или башне очутишься.
— Как же обоз-то догнать?
— Дойдём до сельца, что за рекой, а там лошадей подрядим. Со мной не пропадёшь!
— Да-а, задаром кто ж нас повезёт? — усмехнулся Петруха. — Может, мы с тобой мужичков веселить в дороге будем?
— А это ты видел? — Скоморох протянул Петрухе кулак, разжал его, и на грязной ладони загорелся, как маленькое заходящее солнце, красно-рыжий камень-самоцвет.
— О-о-ох! — только и смог произнести Петруха.
— Не пойман — не вор, не куплен — не холоп! Во! Продадим его и с деньгами будем. Повеселимся в матушке Москве — пусть знает скоморошью удаль! — Скоморох сжал кулак, маленькое солнце погасло.
— Тот самый самоцвет? — дрогнув, спросил Петруха. — Который у посельского старца пропал?
— Тот самый, — гордо подбоченился скоморох.
— Вор ты, а не скоморох! — закричал Петруха срывающимся голосом и отскочил в сторону. — Вор! Вор! Вор!
И он побежал по дороге — прямо в ярко-рыжее солнце, спускающееся за делёкие поля.
— Дурень! — гаркнул ему вслед скоморох. — Ведь замёрзнешь один-то ночью!
— Замёрзну, а красть не пойду! — обернувшись, зло крикнул Петруха и побежал ещё быстрее.
Дорога обозная
Течёт дорога, как река широко…
(Из старой песни)Обоз Петруха догнал на следующий день.
Повезло парню — уж совсем было окоченел, хотел было в снег зарываться, берлогу себе делать, вдруг — колоколец услышал.
Ехал по дороге пустой возок, возница парнишку увидел, коней остановил.
— Ты что, на ночь глядя, в лесу делаешь? — спросил.
А Петруха так промёрз, что у него зуб на зуб не попадал, язык не ворочался.
— Бу-бу-бу… — в ответ только и пробубнил.
— Эге, парень, одубел от холода, — покачал головой возница, сграбастал Петруху, посадил в возок да и дальше поехал.
Заночевали в починке — махонькой деревушке в пяток изб. На следующий день, после полудня, догнали монастырский обоз.
Обозный старец от обилия напяленных на круглое туловище одёжек походил на луковицу. Из ворота пар валил — ни носа, ни бороды не было видно. Словно ком тумана вместо головы. Старец не хотел брать Петруху — и так, мол, едоков излишек.
Пришлось Петрухе целую историю придумать: приказано, мол, для богомазни красок в Москве купить.
— Про то мне ведомо, — пробурчал обозный старец.
— Кто ж, кроме меня, знает, какие краски для икон нужны? — важно молвил Петруха. — За этим меня вдогон за вами и послали.
