Людмила Сабинина - Стрелы над крепостью
- "Кажется"! Слыхал? Это еще проверить надо.
В науке такого слова нет!
- А давай проверим. Вон и Кузнецова идет!
Димка вскочил, подбежал к двери.
- Кузнецова! Зайди в класс на минуточку!
- Что это вы здесь сидите? - Лена заглянула в класс.
- Есть к тебе дело, Кузнецова. Видишь ты этот предмет? - Мишка указал на сверток.
- Ну, вижу.
- А догадываешься, что это такое? - подскочил Димка.
- Конечно, догадываюсь: череп, - спокойно сказала Лена. - А на что он вам?
Друзья долго и сбивчиво рассказывали Лене обо всем - и о черепе, и о предполагаемой битве за огородами, и о "шкелете", напугавшем тетку Марью, и о Димкиной неудаче.
- Как интересно, - сказала Лена. - Давайте, ребята, я спрячу череп. Я просто запру вашего Анкудина в свой комод. У меня на ключ запирается. Вот и всё. До свидания. Завтра увидимся!
И она унесла череп.
- Молодец Кузнецова. Выручила.
Димка облегченно вздохнул.
- А знаешь, зря мы ей находки-то не показали, нечестно ведь получилось; она нам вон как помогла, а мы помалкивали, прятали все интересное, сказал Мишка. - А как помощь понадобилась, сразу: Кузнецова, поди сюда.
- Ну и что же, - возразил Димка, - мы ведь только до поры до времени. Теперь пускай заходит, смотрит, если так хочется.
- Наверное, Лена обиделась. Что-то и не спрашивает ни о чем, "до свидания" - и пошла домой.
- Из-за девчонки так переживаешь, эх, ты! Лучше скажи, когда боксом заниматься начнем?
- Олег обещал - с понедельника. Он уж и перчатки приготовил. Готовься, Димка, йоду запасай да бинтов!..
Мишка не соврал. Олег действительно принес из клуба две пары боксерских перчаток и обещал заняться с ребятами. Но с условием, что двоек больше не будет, а если кто получит двойку, то занятия тотчас прекращаются.
- С понедельника? Здорово! А ты-то йоду припас?
- А мне на что? Я под удар не полезу.
- И я не полезу! - И, немного подумав, Димка добавил: - А если никто из нас под удар лезть не собирается, интересно тогда, кого же мы будем бить?
- Эх, ты! Не понимаешь, что такое бокс. Думаешь, обязательно надо лупить друг друга? Ничего подобного!
Главное - обыграть противника, уйти от ударов, а потом выбрать момент, и - бац!
- Здорово! Слушай, Миш, а может, сегодня и начнем? Попроси Олега, а?
Мишка нахмурился.
- Сегодня у меня намечено другое. Буду фольклор собирать. Интересно, что расскажет бабушка про орду.
Может, что-нибудь и дошло до нее из поколения в поколение. Надо это все записать.
- Миш, можно, и я приду? У меня бабушки нет, кого я расспрашивать буду? Чужих-то бабушек да дедов не очень-то расспросишь.
- Тем более, у каждой бабушки есть свои внуки, чего же чужим-то рассказывать да петь?
- Конечно, чужим они рассказывать не станут... Так можно, я у тебя посижу?
- Ага. Мы будем всё записывать. Или давай так:
я буду бабушку расспрашивать, а ты всё в тетрадку записывай. Мы будем с тобой вроде ученой комиссии.
Чистая тетрадь у тебя есть?
- Найдется!..
Бабушка была, как назло, чем-то рассержена, это видно было по тому, как она гремела посудой и ругалась с кошкой Муркой.
- Пошла вон, полосатая! Этакую рыбину стащила1, и все тебе мало! Я уж рыбину простила бы, будь у тебя совесть. АН совести-то нет как нет! Еще и за другой явилась. Брысь, тебе говорю!
Мурка все это слушала, но уходить не собиралась.
Мишка сразу понял, что эти речи вполне устраивают хитрую кошку: ведь под шумок можно утащить" и вторую рыбину. Вон сколько их на блюде навалено. Горой!
Хоть и была не в духе, обедом бабушка ребят все же накормила. Ели как можно старательнее, с показным аппетитом.
- Ну и обед сегодня! - подхваливал Мишка. - Вкуснота! Кажется, все ел бы да ел; жалко, что в живот мало вмещается.
- Спасибо, Пелагея Дементьевна! - вторил ему Димка. - Давненько я не едал такой лапши. Пальчики оближешь!
- А что, у вас разве не варят домашнюю? - сразу смягчилась бабушка.
- Домашнюю? - притворно удивился Димка. - Да я и слова-то такого не слыхал. У нас все казенная какаято, на сковородке.
Бабушка начала было убирать посуду, но Мишка не дал.
- Я сам, сам, ты отдохни, в твоем возрасте отдохнуть полезно.
- Посидите, Пелагея Дементьевна, мы с Мишей сами посуду помоем, мы мигом! - вскочил и Димка.
- Что-то вы сегодня добрые больно, - засомневалась бабушка. - Стекло в школе разбили аль другое чего?
- Ничего мы не разбили, - Мишка подмигнул другу, - а только хочется нам сегодня с тобой на кухне посидеть да песни разные послушать.
- Какие песни? Песен я не знаю никаких. Да и некогда, сейчас побегу с Митькой-калымщиком ругаться.
Казанок ему отдала, починил чтобы, целый рубль спросил. А починка-то, эва, отскочила! Раз только и варилато в нем всего, в казанкё-то. - Бабушка в сердцах стукпула по днищу кастрюли.
- Так это пустяки, - урезонивал ее Мишка. - Олег вон лучше запаяет. Отдай ему; по крайней мере бесплатно...
- "Пустяки"! Рубль целый - это пустяки? Ты его заработал, рубль-то?
- Еще заработаю.
- Он заработает, Пелагея Дементьевна, - поддержал Димка. - Он ученым будет. Вон учитель велел ему песни старинные записать, одному ему поручил: ты, говорит, Анкудинов, из нашего класса самый грамотный!
Мишка покосился на друга - хоть бы не врал уж.
- Подите вы! - отмахнулась бабушка. - Калымщик окаянный, ведь как одурачил меня, старую! Ужо я ему скажу! Я скажу!
- Эх, а сама еще учишь: прощайте врагам своим, и так далее. Я-то, например, простил Олега, когда он мне синяк подставил. Схлопотал - и ни звука. А ты изза какой-то кастрюли совсем на мыло сошла. Эх, бабушка!
И Мишка скорбно уронил голову на грудь.
Бабушка налила в свою большую чашку чаю, присела за стол. Все трое молчали. И только Мишка время от времени печально вздыхал.
- А какие песни-то надо, Миш? - сжалилась наконец бабушка. - Может, вспомню чего. Голова-то старая, память плохая. Да и голосу-то нет.
Ребята исподтишка переглянулись. Димка мигом развернул на столе чистую тетрадь, положил рядом самописку.
- Хорошо бы самые старинные песни, бабушка! - встрепенулся Мишка. - Ну, вот самые старые, какие в твоей молодости старики пели.
- Старики-то в моей молодости не пели, где им, а вот девицы - те, бывало, певали.
- Ну спой, спой скорее!
- Только вот напев-то запамятовала. - Бабушка зажмурилась и, раскачиваясь в такт, затянула дрожащим голосом:
При лунном свете серебри-и-стом Гуля-а-ла дева под луно-ой И за-а-клинала небом чисты-им Хранить до гроба свой поко-ой.
- Постой, бабушка! Про деву - это не то, давай чтонибудь еще постарее.
- Постарее? Ну, вот еще веселую девицы наши пели.
Только уж это с пляской. Мишка, принеси-ка мне чистый платок.
- Носовой?
- Который с кружевом. Потому никак, нельзя эту пляску без платка совершать, - важно объяснял?!
бабушка.
Мишка слетал в горницу, принес самый лучший бабушкин платок.
Подбоченясь, бабушка вышла на середину кухни и, мелко, дробно топая, взмахивая платком, поплыла вокруг стола
Штатский неуклюжий,
Фрак на ем висит,
А военный-душка
Шпорами стучит.
Она остановилась:
- Годится али нет?
- А еще постарее нет ли? - засомневался Мишка. - Что-нибудь про монголо-татар.
- Про татаровей?
- Дело в том, Пелагея Дементьевна, что наш город в старину захватили татары, - зачастил Димка. - Вот нам и интересно, как это было. Узнать чтобы про всё. Как воевали, как жили, и вообще...
- Про монголов да про татаровей что-то не помню.
Да и не бывало у нас таких. Ишь выдумали. Мы православные, а татарове те сами по себе.
Бабушка сложила платок, сердито запихнула в карман.
- Ну, может, слова какие татарские помнишь или выражения? Говорят, слова-то из поколения в поколение переходят.
- И выражений не знаю никаких. Кыш ты, окаянная! - Бабушка замахнулась на Мурку. - Опять за рыбой полезла. А ну айда, айда отсюда! Не уследишь. На базар бегала за рыбой-то, легко ли? Заодно вот и казан у Митьки забрала. Ах он, калымщик окаянный!
- Опять! Ну, бабушка! Может, стихотворение какое старинное помнишь, былину или еще чего... Ну не может быть, чтобы не знала! Ты ведь такая старая! - заныл Мишка.
- Я старая? - Бабушка окончательно рассердилась. - Я еще не старая! Вот соседкина, Настина, бабка - та вот старая! С палкой ходит и то надвое согнувшись.
А я, малый, все хозяйство веду. Старая-то!
- Ну не старая, не старая! - заторопился Мишка. - Тогда расскажи нам чего-нибудь.
- Ну, так и быть. Спою вам стих старинный. Про татарина. Слушайте.
Димка схватил самописку, изготовился записывать.
- Это еще когда девицей была, с голосу разучивала.
И так-то мы пели, так-то пели! Прямо разливалися!
Бабушка уселась на табуретку, положила руки на колени и запела сначала тихим, заунывным голосом:
Прочь, прочь, слеза позорная,
Кипи, душа моя!
Твоя измена черная
Понятна мне, змея.
И вдруг заголосила громко, с вывертом:
Я знаю, чем утешенный
