Юрий Коротков - Мадемуазель Виктория
Белеют окраинные кварталы Каира. Появляются на обочине дороги пальмы, отступает пустыня.
— А грибов все равно жалко, — впервые за все это время подает голос мама, — даже с точки зрения вечности.
Машина выезжает на набережную.
— Ну что, Заяц, — подмигивает папа, — отряхнем пыль столетий! Куда поедем?
Странный вопрос. Известно, куда — в веселый город Зу.
Веселый город Зу
Дядя Феликс сворачивает с набережной на улицу Эль-Гуза и тормозит у ворот Зу. Папа с Викой и Мишуткой выходят, а мама едет в Замалек готовить обед без грибов.
Веселый город Зу есть в любой стране. Спросите в Афинах, в Стамбуле, в Фамагусте, где город Зу, и любой грек, турок, киприот укажет вам дорогу.
Нет в Каире места лучше, чем Зу. За целый день не обойти его площадей, улиц, бульваров, аллеек, мостов.
Веселый город Зу — это зоопарк.
Все, что есть живого на свете, — все собрано в каирском зоопарке. А если вы какого-то зверя здесь не нашли — значит, его и в природе нет.
Жара спадает. В городе еще зной от раскаленного асфальта, а в Зу поднимается свежесть от озер, ручейков, каналов. Всего-то градусов тридцать.
По улицам зоопарка гуляет пестрый народ: европейцы в широкополых шляпах, индусы в чалмах и индианки в сари, японки в ярких кимоно, индонезийцы в докторских шапочках. Торжественно проходят арабские семьи: дедушка в галабии и вязаной шапочке, бабушка в черной малайе и — мал мала меньше — дюжина черноголовых ребятишек.
Арабы сидят прямо на траве и блаженно щурятся на солнце. Возможность посидеть на травке — важное завоевание египетской революции. При короле Фаруке феллахи даже глянуть не смели на зеленый газон. Зато теперь по вечерам специально приходят в Зу, чтобы победно усесться на лужайке.
В стриженых кустах — беседки: китайская пагода, японский бумажный домик, русская бревенчатая изба. Смешная изба, таких даже в Марфине не осталось. А египтяне думают, что русские феллахи живут вот в таких избушках на курьих ножках, ходят круглый год в валенках, а по улицам Москвы бродят бурые медведи.
Поэтому бурый мишка здесь так и называется — «рашен бэа», то есть «русский медведь». Рашен бэа — важная персона, у него и клетка побольше, с ванной, с душем.
В первую очередь Вика с папой идут навестить земляка. К мишке не пробиться, зрители у клетки в два этажа: мальчишки и девчонки оседлали родителей. Мишка действительно русский, из Подмосковья. Подарок Советского Союза каирскому зоопарку.
Подарок лежит в дальнем углу клетки, тяжело и часто раздувает бока, мутными от жары глазами смотрит куда-то сквозь галабии и халаты.
— Бедненький, — жалеет его Вика. — Жарко мишеньке в Африке… Пап, а правда, он в Ученском лесу жил? Ну, может, не жил, а так, мимоходом бывал. Может, издалека бабушку Софью видел, и меня, и Ночку, и Коську… Пап, ну неужели он не чувствует, что мы тоже оттуда? Должно же ему от нас чем-то знакомым пахнуть?
— Наверное, ветер в другую сторону… А то бы он, конечно, узнал нас.
— Мишенька, миша! — зовет Вика. Да разве услышит он в таком шуме!
Но вдруг зеленые глазки зверя оживают. Он медленно поднимается и, загребая лапами, идет к решетке. Зрители радостно вопят, отступая. Медведь встает на задние лапы, цепляясь когтями за толстые прутья.
— Узнал! Смотри, папа, узнал!
Стоящий рядом араб оборачивается на крик.
— О-о! — вопит он. — О-о-о!! — И счастливо хлопает себя по бедрам, и ничего, кроме этого восторженного «о-о!», не может произнести.
— Литтл рашен бэа! Маленький русский медведь!
Зрители тотчас обступают Вику широким полукругом, хлопая в ладоши и указывая то на Мишутку в ее руках, то на огромного медведя за решеткой.
— Литтл рашен бэа энд биг рашен бэа! Маленький русский медведь и большой! Торопливо щелкают фотоаппараты.
— Этак мы с тобой в вечерние газеты угодим, — смеется папа, выбираясь из восторженной толпы.
Зрители еще долго не могут успокоиться, машут вслед:
— Руси! Литтл рашен бэа!
Вика с папой идут дальше. Самое замечательное в каирском зоопарке то, что можно кормить зверей — кого хочешь, но не чем попало. Однажды Вика принялась бросать лебедям крошки хлеба. Арабы пришли в ужас: хлеб — лебедям! Дорогой хлеб, который не каждому феллаху по карману!
Зато у вольеров стоят мальчишки с лотками. Подходи, плати пиастры и корми животных чем положено. Страусы так и толкутся в своем загоне рядом с лотком, тянут голые, будто ощипанные шеи над загородкой — не подойдет ли кто угостить их?
Пеликанам Вика рыбешку кидала, носорогам зеленые веточки давала с руки, антилопы трясли ей вслед бородками, благодарили за сочную траву.
У вольера с жирафом мальчишка продает морковь. Вика выбирает самую большую.
— Ну, предлагай, — подбадривает папа.
Вика поднимается на цыпочки и машет жирафам морковкой. Вот один неторопливо направился к загородке и перегнул через нее длинную шею. Ну и шея! Как у царицы Нефертити.
С огромной высоты к Вике опускается угловатая голова с рожками-антеннами. Вика на всякий случай берется за папин палец.
— Смелее, Заяц, смелее. Это же воспитанный жираф, по глазам видно.
Жираф и правда воспитанный. Он высовывает длинный розовый язык, ловко обкручивает им морковку и деликатно вытягивает ее из Викиного кулака.
— Вот здорово! — удивляется Вика. — Мне бы такой язык, мороженое лизать!
Мороженое в Каире продают в высоких вафельных стаканчиках. Ни за что дна языком не достанешь.
Остались еще сонные толстые змеи и драконы-вараны с вывернутыми когтистыми лапами, но Вика не хочет их кормить. Она идет кататься на слоне.
Большой добрый слон трусит по кругу между пальмами. На голове слона, между ушами, сидит мальчишка-погонщик, а по бокам висят скамейки. Мальчишка останавливает слона между двумя лесенками, похожими на самолетные трапы.
Вика забирается на скамеечку, прижимается спиной к слоновьему боку. Топ-топ-топ. — бежит слон по кругу, подобрав хобот. Сзади вертится тоненький хвостик, сверху свисает босая пятка погонщика. Здорово!
Скамеечка подпрыгивает, проплывают мимо радужные гамадрилы, розовые бегемоты, ржавые крокодилы (они только в «Детском мире» зеленые, а на самом деле похожи на сосновые бревна). И как электричка к перрону, подплывает скамеечка к трапу.
— Эх, гулять так гулять! Такой день! — говорит папа. — Пойдем в «Луна-парк». Что-нибудь да выиграем!
Мама называет «Луна-парк» не иначе как «грабеж средь бела дня». Вика с папой ходят туда по большому секрету. Мама знает, конечно, куда уплывают пиастры и откуда появляются в доме всевозможные безделушки, но виду не подает…
Вика с папой стоят с сачками в руках. В широкой прозрачной чаше без дна кипят белые теннисные шарики с номерами, подпрыгивают, сталкиваются, разлетаются. Вика машет сачком напропалую, но шарики хитрые, выпрыгивают из сетки.
А папа, как на рыбалке на Ученском берегу, потихоньку подводит сачок и резко взмахивает им. Есть!
— Ну-ка посмотри, что у них там на десятый номер?
На десятый номер — пластмассовая вазочка с лихими красными лебедями по стенкам. У Вики уже семь таких вазочек дома.
— Ничего, — говорит папа, хмыкнув, — в Москве подаришь…
Во что еще не играли? Папа нерешительно смотрит на вывеску тира, откуда доносятся звонкие шлепки пневматических винтовок.
— Разве тряхнуть стариной? А, Заяц?
— Тряхни, пап!
Отец уверенно вскидывает винтовку, пристраивает ее поудобнее к плечу… Носорог летит вверх тормашками. Вика стоит сзади не дыша, болеет за папу… Переворачиваются страусы и крокодилы, падают толстые инглизи.
Хозяин тира поверх очков смотрит на перевернутые мишени.
— Мистер, — объясняет он, — призовая стрельба. Вы должны стрелять, пока не промахнетесь.
Он выкладывает на прилавок пульку… Вспыхивает реклама над фасадом картонного магазина. Другую… Гаснет свеча. Третью…
Больше никто не стреляет. Люди набились в маленький тир, цокают языками и одобрительно кивают после каждого выстрела. Вспотевший хозяин бегает взад и вперед: поднимать мишени и выкладывать пульки. — Мистер, — не выдерживает он наконец, — мистер, хватит, вы меня разорите… Вы американец?
Вика переводит.
— Нет, русский.
— О-о, руси! — араб поднимает кверху большой палец, — Вторая мировая война?
— Да. Летчик.
— Мистер, я был проводником под Эль-Аламейном. В большой победе есть и моя маленькая доля. — Хозяин тира кивает, поправляет очки и лезет под потолок за главным призом.
Посетители расступаются, пропуская Вику с папой. Вика гордо вышагивает, прижимая к груди тяжелую хрустальную ладью. Она слышит, как сзади почтительно шепчут:
— Руси… Русский снайпер…
Папа откидывает со лба потные волосы.
