Валентин Берестов - Светлые силы
В храме Гроба Господня я думал о своих бабушках.
Глава третья. В ТАВРИЧЕСКОМ И В ДЕТСКОМ САДУ
УЧУСЬ ЧИТАТЬ
Читать научился в четыре года. Это было очень кстати. Ведь тогда создавалась наша детская литература. Но учился я не по детским книжкам, а по заголовкам серьезных политических изданий - центральной "Правды", смоленского "Рабочего пути" и газеты для учителей "За коммунистическое просвещение" (сокращенно - ЗКП). Заголовки "Известий" не в счет, так как подписчицей была слепая прабабушка. И все же она научила меня первым двум буквам. На иных карикатурах, какие я ей рассказывал, средь бурного моря высился гордый утес с четырьмя буквами по крутому обрыву. "Три одинаковых буквы рядом? - спросила прабабушка. - Не иначе СССР!" Первое прочитанное мною слово!
Газеты приближали ко мне прабабушку, но отделяли папу. Газетный лист заслоняет его добрые голубые глаза. Чувствую, что мешаю ему своими рассказами или расспросами. Но замечаю, что один вопрос ему нравится: "А какая это буква?" Папа охотно отрывается от чтения, отвечает, ищем вместе ту же букву в других заголовках. Заодно вспоминаем буквы, про какие я уже спрашивал, складываем из них слова.
Тут папа спохватился. А букварь для чего? Букварь принесен. Пронзительным голосом выкрикиваю ТИТ, словно зову какого-то деревенского дядю. И давай сперва по складам, потом все бойчей лепетать слово за словом, предложение за предложением. "Мама моет раму",- великие слова, потрясающие своим реализмом! Букварь уже не нужен, а детских книжек с картинками в доме не видать. Это теперь больше всего книг издается для тех, кто еще не умеет читать. И для тех, кто начинает. Дом оказался не готов к преждевременному явлению нового читателя.
Моя четырехлетняя душа от нового источника познания жаждет сказок. стихов и картинок. Утес с надписью СССР на карикатуре в прабабушкиных "Известиях" привлекает сказочностью. Сбросили с него всех этих злодеев в коронах, цилиндрах, папахах, а они, дурачки, все плещутся в бурных волнах под утесом, норовят снова на него залезть. Не видят, что ли, какой он крутой!
А еще хочу стихов! Стихов, полных действия, героев и приключений! Что-то вроде этого иногда слышу на улице:
По улице ходила,
Большая крокодила.
Она, она зеленая была.
В зубах она держала
Кусочек одеяла.
Она, она голодная была!
Сейчас начнутся приключения, забавные и страшные. Явится герой и всех от крокодилицы спасет. Да и чудище перевоспитается! Я не знал, что "Крокодил" уже написан Чуковским, но грезил о нем. В песенке ничего такого нет. Ну, "увидела француза и - хвать его за пузо", а с китайцем поступила еще ужасней. Нудный перечень издевательств над представителями разных народов. А какое было многообещающее начало!
Моя жена тоже научилась читать в четыре года. И жаждала той же духовной пищи. Ее мама, врач, вспоминала для них с сестренкой стишки, прочитанные в дореволюционном детстве:
Пупсику не спится.
Его грызут клопы.
Но он их не боится
И льет на них воды.
Тут хоть в каждой строке что-то происходит. Для чего ж мы так рано выучились читать, если даже таких стишков в книжках не найдешь! Но все переменится! Да уже и менялось, лишь до нас пока не дошло.
В ПОИСКАХ ДУХОВНОЙ ПИЩИ
Сказок! И картинок! Картинок! Нечаянная радость: у папы в книгах нахожу том со скучными словами и снимками, что-то из истории ВКП(б). Вдруг - восторг. Карикатура, кажется, времен III съезда РСДРП - "Как мыши кота хоронили". Котище вальяжно раскинулся. На нем - мыши с человеческими лицами. Очки, бородки, усы. Кот дохлый. Чего бояться? Но вместо морды у него хитрое лицо Ильича, коготки наготове. Ну, сейчас будет! Я еще не знал народного лубка, каким до меня услаждались русские дети, и все же смутно угадывал сказку сквозь всю эту политику.
Начал читать уже не одни заголовки, но и заметки, как тогда говорили, не смущаясь мелким шрифтом. Сам доставал газеты из почтового ящика у калитки. Первым делом смотрел, есть ли в конце колонка "Происшествия". Если была, радовал маму. Ничего другого она в газете не читала. Я же любил рубрику "Маленький фельетон" (больших почему-то не было). До сих пор помню фразу Михаила Кольцова , как при царе гувернантка запрещала воспитанницам глядеть в окно, потому что по улицам бегают голые лошади. И, смеясь, глядел на голых лошадей из кулагинского окна.
У того же окна, снимая со шкафа номер за номером, листал свою находку - роскошный иллюстрированный журнал (названия не помню) 1917 года. Номера, вышедшие между февралем и октябрем. Сверкающие глянцем страницы. Квадратики тонкой папиросной бумаги вроде занавесок. Приподняв такую занавеску, можешь любоваться цветным фото, аккуратно наклеенным на страницу прямо в типографии. Превосходные снимки! Я-то считал, что их еще не изобрели. что такие фото будут лишь при коммунизме. А они оказались пришельцами из прошлого.
На снимках ладно одетые веселые люди с красными кокардами, красными бантами, Везде красные флаги: в руках, на домах, на броневиках, на штыках. Странно, что красным флагам рады самые настоящие буржуи, гимназисты из богатых семей, румяные юнкера и кадеты, офицеры-золотопогонники. Что это за революция, если они рядом с принарядившимися рабочими и работницами, если никто никому не враг, никто никого не убивает, даже немцы лезут из окопа брататься с нашими солдатами. Даже царская семья, граждане Романовы, гуляет по чудесному саду в сопровождении любезных офицеров. А где ж враги народа? Кого тут надо убить, чтоб не убили тебя? Но я уже знаю, это неправильная революция, она обречена вместе с роскошным журналом и цветными фото.
Сколько в двадцатом веке будет таких снимков с людьми разных стран, увидевшими наконец желанное светлое будущее. Оно и вправду иногда приходило и длилось как раз столько, чтобы фотографы успели его запечатлеть.
Я искал сказку, таковы были великие духовные потребности малого возраста. От цветных снимков все-таки веяло сказкой, Но сказкою взрослой, где за хорошим концом, за пиром на весь мир, опять идет неизвестно что.
Странное дело! Сказку отдали взрослым. Так и пели: "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью". А нас, малышей, решили сделать реалистами. Надежда Константиновна Крупская, жена Ленина, уверяла, что, взяв в руки "Крокодил" Чуковского, рассчитывала найти в книжке полезные рассказики для детей о жизни крокодилов. И что же она прочла вместо них! Даже слово такое появилось - "чуковщина". Мой папа, педагог, конечно, знал обо всем этом. Но чуковщина вошла-таки в наш дом!
"ВОТ ТЕПЕРЬ ТЕБЯ ЛЮБЛЮ Я"
Как я тосковал по сказкам. а попадалась одна политграмота. Но я и тут норовил создать сказку. Хрестоматия с ужасными, плохо пропечатанными чернобелыми рисунками. И вдруг живые куплеты, человеческие слова: "Сыну беленькому мать стала песню напевать...Сыну желтенькому мать стала песню напевать...Сыну черненькому мать стала песню напевать..." Кажись, в этих стихах Агнии Барто был и красненький малыш-индеец.
Революционные призывы к младенцам всех цветов кожи, не запомнились. Помнится сказка. Рисунки смазанные, черты матерей и детей плохо различимы. В стихах указан цвет кожи лишь у младенца, а не у матери. И чудилось, будто у одной мамы родились друг за другом беленький, черненький. желтенький и красненький ребенок, Как им, наверное, весело вместе! Счастливая семья! Счастливая мать! (Нечто подобное увидел недавно в фильме моего друга Владимира Меньшова "Ширли-мырли". На просмотре радовался больше всех, словно и в самом деле сбылась одна из сказок раннего детства, которая тогда только угадывалась).
Но мне, раз уж научился читать, нужны какие-то особые, нынешние сказки с картинками. Первая такая книжка - "Мойдодыр" Чуковского. Папа взял у кого-то неплохо сохранившееся издание двадцатых годов. На обложке пожарный в каске поливает из "кишки" голого толстенького мальчишку. Тот жмурится от блаженства. А вдали лошадь с пожарной бочкой. От нее-то и тянется шланг. Значит, искупать того мальчишку такое же срочное и важное дело, как потушить пожар.
Что же случилось? "Одеяло убежало, улетела простыня. И подушка,как лягушка, ускакала от меня". Стихи звенят, поют, текут. звучание у них сладостное. Подсчитайте, здесь на тридцать гласных приходится столько же согласных. Звуки, говоря словами Пушкина, "почти италианские". Не знаю, сколько раз перечитал "Мойдодыра" в первый день нашего знакомства с ним.
И еще рисунок запомнился на всю жизнь. Слева два неряхи, толстый и худой. Не важно, из каких они семей, пролетарской или буржуазной, важно, что неряхи. А справа на них гневно указывают пальцами коротышка-художник с карандашом за ухом - Юрий Анненков и сидящий носатый и волосатый гигант с длиннющими ногами в полосатых штанах и черных башмаках великанского размера - сам Корней Чуковский. Так я узнал и, с полного одобрения папы, полюбил этого человека, не подозревая. что он через восемь лет спасет мне жизнь и навсегда ее направит.
