ОХАЙЕЗА - РАССКАЗЫ
– Хо, стой! – крикнул предводитель отряда.
Собаки встали.
– Мак, давай к ручью! – скомандовал он собаке.
Старый пёс побежал вниз, а за ним и все остальные. Быстро очистили от снега небольшой участок, нашли топливо, и уже через несколько минут установили палатку, в которой затрещал огонь. Пол покрыли толстым слоем ивовых прутьев и разостлали сверху бизоньи шкуры. Уичампи стал готовить ужин, и вскоре закипел котелок с водой. Пили крепкий чай и ели сушёное бизонье мясо и пеммикан. Собакам отвели половину палатки, накормили, и они, тесно прижавшись друг к другу, быстро уснули. После ужина Джерри воткнул в землю по палке с обеих сторон очага, положил на них поперёк перекладину и развесил сушить всю обувь. Затем каждый завернулся в бизонье одеяло, и вскоре все уже крепко спали.
Буря бушевала всю ночь. Когда утром путники, один за другим, выглянули в отверстие двери, им показалось что мир не имеет никакой формы. Лишь после обеда ветер немного стих, и тогда они снова двинулись в путь.
На третий день пути они приблизились к лагерю. Зловещая тишина царила там. Не видно было ни души. Но над некоторыми палатками поднимался дым – значит, там ещё теплилась жизнь. Белые сперва набрели на палатку старухи, за которой там трогательно ухаживали дочери Типиски. У сестер уже не было ничего, чем бы они могли покормить старушку, но они поддерживали огонь в надежде, что она, может быть, доживёт до утра. Поэтому они первые услышали звон колокольчиков приближающихся собак. Вскоре показались и сами спасители, и через несколько мгновений Ангус и Уичампи сжимали в своих ладонях исхудавшие руки любимых девушек.
ВОЕННЫЙ ВОЖДЬ
В августе 1862 года, ранним утром, Тауазуота – Имеющий-Много-Раковин-На-Обмен – стоял перед своей прекрасной палаткой из бизоньей кожи. За его жилищем тянулось большое маисовое поле. Высокие, стройные стебли с волосистыми початками подымались в свежем утреннем воздухе, напоминая воинов в праздничной одежде с украшением в виде волосяного гребня на голове.
– Благодарю тебя, Великая Тайна! Я получил от тебя удачу в бою! Никто не осмелится сказать, что Тауазуота – трус! Я отличился в боях так, что наш вождь Канги Чикула – Маленький Ворон – назначил меня военным вождём. Таакичита! Военачальник! – с чувством глубокого удовлетворения повторил Тауазуота.
Солнце стояло как раз над восточным краем берега реки Миннесоты. Тауазуота ясно различал деревянные дома, появившиеся за последний год на широкой равнине, с тех пор, как Канги, в конце концов, заключил договор с белыми. «Угх! Они отнимают у нас нашу прекрасную землю, изобилующую дичью!» – думал Тауазуота, скользя взглядом по новым поселкам.
В этот миг из белой палатки выскочили с громким криком два маленьких мальчика. В знак того, что они были детьми выдающегося воина, они носили на голове, в виде украшения, по маленькому перу.
Радостно и ловко прыгали и резвились они вокруг своего отца, а тот по-прежнему стоял неподвижно, полный достоинства, как олень, и смотрел на позолоченный утренним солнцем ландшафт и на его жителей – старых и новых, краснокожих и белых. Они ещё не смешались друг с другом; река разделяла их.
Наконец, индеец нагнулся к маленьким будущим воинам и, взяв одного на одну руку, а другого – на другую, вскинул их себе на плечи. В нём проснулась гордость отца, и он наслаждался несколько мгновений этим чувством.
Вдруг он ссадил детей на землю и отослал назад в палатку. Всё, казалось, было спокойно. Но воин пристально продолжал вглядываться на запад, за реку. Что это? Его чуткое ухо уловило вдали зловещие звуки боевых криков. Горная цепь, тянувшаяся за деревней Вахпетонов, скрывала горизонт с той и другой стороны. Между этими холмами и деревней стояли правительственные здания и товарные склады купцов. Зоркий глаз индейца ещё раз окинул горизонт. Он приглядывался к жилищу своего нового соседа, по ту сторону реки. Там жил белый с волосами, похожими на лён. Со своими четырьмя детьми и белой женой он был похож на семью бобра – все они работали без устали с раннего утра до поздней ночи.
О! Опять отдалённый боевой крик! Но теперь он раздаётся ближе и слышен яснее.
– Что такое? Племя с Рисовой Реки в полной боевой раскраске? Нежели опять нападение Оджибвеев? Угх, угх, я покажу им, как надо драться! – громко воскликнул он.
Белые купцы и правительственные чиновники, уже встали и, конечно, слышали и видели приближение военного отряда. Но они не боялись, поскольку думали, что это Оджибвеи нападают на Лакотов. Это бывало часто. Молодежь радовалась, что ей удастся посмотреть сражение между индейцами.
Тем временем, отряд продвигался всё дальше и дальше вперёд. В каждой деревне он получал подкрепления.
Нельзя было отрицать того, что между индейцами царило глухое недовольство. Им уже давно не выплачивали причитавшейся ежегодной компенсации, и теперь снова задержали платёж. Многие очень нуждались. Торговцы, правда, предоставляли кредиты, но считали выданные товары вчетверо дороже их реальной стоимости. Они заставили Канги признать кредит в девяносто восемь тысяч долларов, составлявших выкупную стоимость резерваций, находившихся к северу от Миннесоты, и добились того, что белые наложили арест на эту сумму.
Этот поступок сильно подорвал репутацию Канги, и последний был готов пойти на всё, чтобы восстановить её. Некоторые воины из более крупного племени Лакотов уже угрожали ему смертью. Но никто не говорил открыто о войне с белыми.
Несколько бродячих охотников из племени с Рисовой Реки уничтожили во вспыхнувшей ссоре две семьи белых поселенцев. И вот Канги решил, что настал момент показать всем недовольным, что он не потворствует белым. Он немедленно вскочил на своего белого коня и решил действовать за одно с восставшими*.
Тауазуота только что закончил свои боевые приготовления, раскрасил лицо и осмотрел оружие, когда вождь подошёл к его палатке.
– Ты мой военачальник, – сказал Канги, – и ты первый должен идти на врага. Шакпе Чикула – Маленькая Шестёрка – и его племя начали войну с белыми. Две семьи уже перебиты. Теперь они идут на правительственное агентство. Мой военный вождь должен выстрелить первым. Индейцы, которые обрезали себе волосы и носят одежду белых, быть может, предупредят их. Поэтому торопись! Пусть ты падёшь сегодня мёртвым, но этот день будет днём славы! Наши женщины будут оплакивать Тауазуоту. Ты поведёшь моих воинов!
С этими словами вождь галопом поскакал к приближающимся воинам.
– Вон Канги, друг белых! – закричал кто-то из индейцев.
– Друзья и воины! Сегодня вы узнаете, кто друг белого человека. После сегодняшнего дня никто больше не посмеет говорить, что я предал интересы моего народа, – ответил Канги.
После краткого совета с другими вождями, он сказал торговцам:
– Насыпьте поскорее пороху в рога моих воинов! Быть может, нам придётся драться целый день!
Вскоре вся дорога к индейской деревне огласилась громким криком.
– Хо, хо! Тауазуота у-йе-до! Тауазуота идёт! – кричали воины.
Прославленный военный вождь молча спешился и с ружьём в руках пошёл прямо к самому большому зданию.
– Друг! – закричал он белому торговцу. – Быть может, мы сегодня оба предстанем перед Великой Тайной! Выйди же вперёд!
Громкий треск, – и ничего не подозревавший белый пал мёртвым на землю. Это был Джекоб Линд, один из самых крупных торговцев, близкий друг индейцев.
Как только раздался первый выстрел Тауазуоты, все воины последовали его примеру. Испуганные белые метались в разные стороны, ища защиты, – но всё было тщетно. Они были совершенно неподготовлены к нападению и находились всецело в руках врага.
Индейцы, дружески относившиеся к белым, тоже были ошеломлены. Правда, и до их ушей уже часто доходил бессвязный ропот и призывы к восстанию, но эти слухи не подтверждались здравомыслящими лидерами. Индейцы-христиане бегали по всем направлениям, стараясь спасти, по крайней мере, жен и детей правительственных чиновников. А в новых поселениях, находившихся вдоль реки Миннесоты, даже не подозревали о нависшей опасности. Никто не подозревал о той ужасной судьбе, которая с минуты на минуту неумолимо надвигалась на белых.
Тауазуота отошёл в сторону и закурил трубку. Казалось, он уже забыл о своём поступке. Пока шла резня со всеми её ужасами, он сидел и курил. Он пробовал думать, но никак не мог собраться с мыслями. В глубине души у него подымалось какое-то чувство озлобления против Канги. Его заставили поступить как труса. Свою славу он стяжал отвагой в военных схватках, а этот поступок с безоружными белыми был похож на простое убийство. В те времена убить белого не считалось военным подвигом: это была просто расправа.
Пусть негодяи дают выход ненависти и гневу, накопившемуся против торговцев, но он Тауазуота всегда был со всеми в лучших отношениях.
