Софья Прокофьева - Пока бьют часы
- Мы их заставим, - с мрачной угрозой сказал страшный человек. - Есть способы...
- А если они все равно откажутся?
- Тогда мы их казним, - сказал страшный человек.
- Ой! - сказала Татти.
Она совсем не хотела сказать "ой!". Просто у нее так получилось. Страшный человек и противный мальчишка замерли на месте.
- Сыночек, это ты сказал "ой!"?
- Еще чего! - проворчал противный мальчишка. - Сам говори "ой", если тебе хочется.
- Но ведь все-таки кто-то сказал "ой"... - подозрительно пробормотал страшный человек. - Ктото невидимый. И главное, тот, кто сказал "ой", совсем не пахнет!
Тут страшный человек начал поворачиваться в разные стороны, громко сопеть Носом и принюхиваться. Татти увидела его круглые черные ноздри. Каждая ноздря была как нора суслика.
- Да нет тут никого! - Мальчишка брезгливо дернул страшного человека за зеленый рукав. - Надоел, папка! Вечно ты что-то придумываешь.
- Не уверен... - с сомнением протянул страшный человек.
- Так у меня и через год не будет колпака! - злобно пискнул противный мальчишка и выбежал из зала.
Носатый человек с силой втянул в себя воздух. Татти почувствовала, что струя воздуха тащит ее за собой. Она испуганно взмахнула руками и невольно сделала несколько шагов к страшному человеку... Но тут он шумно перевел дыхание, повернулся и вышел из зала.
- Ох! - выдохнула Татти.
Она прижалась горячей щекой к холодной колонне и закрыла глаза. Так она простояла несколько минут. Ей просто нужно было хоть немного прийти в себя и успокоиться.
Потом она пошла дальше.
Все комнаты были одинаковые: большие и пустые. Со стен смотрели картины и зеркала... Зеркала казались темными и мрачными. Ведь зеркала любят быстрый взгляд и улыбку. Но в этих пустых комнатах все словно застыло.
Татти вышла на лестницу. Здесь царил полумрак. За маленьким круглым окном был видел кусок закатного неба, прозрачного и розового, как леденец. Татти задумалась: куда ей идти - вверх или вниз по лестнице?
И вдруг она услышала чей-то плач. Кто-то плакал под лестницей, горестно всхлипывая. Тяжелый, тихий плач. Так плачут только от большого горя. Татти это сразу поняла.
"Не может быть, чтобы это плакал невидимка..." - подумала Татти.
Татти заглянула под лестницу. Под лестницей, в темноте, скорчившись, сидел маленький худой негритенок.
Он сидел, низко опустив круглую курчавую голову и обхватив колени худыми руками. Торчали его острые колени и локти.
- Чего ты ревешь? - спросила Татти.
Мальчик в ужасе вскочил и стукнулся об лестницу.
- Не бейте меня, не бейте меня! - с мольбой воскликнул он. Его блестящие глаза смотрели мимо Татти куда-то в пустоту. Он быстро-быстро дышал и прикрывал руками то лицо, то грудь, будто ждал, что его сейчас ударит невидимая рука.
- Я мальчишек бью, только когда они сами лезут, - солидно сказала Татти. - А первая я не дерусь. Очень надо.
У мальчика стало такое удивленное лицо, будто Татти сказала самую невероятную вещь на свете.
- А... вы кто? - заикаясь, спросил он.
- Я? Девочка, - с удивлением сказала Татти. Она совсем забыла, что на ней колпак-невидимка.
- Вы не простая девочка, - робко прошептал мальчик. - Вы богатая девочка. Ведь вас не видно.
- Вот глупый! - сказала Татти и стянула с головы колпак-невидимку.
- Ой, у тебя босые ноги! - в восторге закричал мальчик. - А платье у тебя старое и заштопанное. Ой, как хорошо! Значит, ты бедная!
- Почему я бедная? - обиделась Татти. - Просто я не очень богатая. А вообще-то мне всего хватает: и еды, и одежки. Братья мне все покупают. А башмаки я просто сняла, потому что они громко стучат. А ты что тут делаешь?
- Я полотер. Я каждый день натираю пол во дворце. Вот этой щеткой. А вечером повар дает мне за это кусок черного хлеба. Я никогда не ел белого хлеба, потому что повар говорит, что белый хлеб могут есть только белые люди. Но я плакал не изза этого. Понимаешь, я совсем один в этом большом дворце. Мне никто никогда не говорил: "Спокойной ночи" или "Почему ты такой грустный?" Мне здесь очень плохо. Я, наверное, скоро умру от тоски. Тоска у меня вот тут, в груди. Это такой холодный камешек...
- Нет, ты уж погоди умирать, - сказала Татти. - Вот мы с тобой встретились, так что ты теперь уже не один. А как тебя зовут?
- Меня зовут... У меня очень некрасивое имя. - Мальчишка посмотрел на Татти темными, как вишни, глазами. Но это были очень грустные вишни. Меня зовут Щетка. У меня, наверное, есть другое имя. Настоящее. Я так думаю. Но ведь настоящее имя дает мама. А я не знаю, кто моя мама, и поэтому я не знаю, какое у меня имя. А тебя как зовут? И откуда ты взяла этот колпак-невидимку?
- Подвинься, - сказала Татти. - Я тоже залезу под лестницу и все тебе расскажу.
Глава 9
В ЧЕРНОЙ БАШНЕ
- А теперь я хочу повидать своих братьев, - сказала Татти, окончив рассказ.
Щетка глубоко вздохнул, как будто проснулся. Татти посмотрела на него.
- О-о-о... Черная Башня... - прошептал Щетка и поежился. - Там на каждой двери два замка. А на окнах железные ставни и решетки. Туда ведет подземный ход. Там страшно, там совсем темно. Там бездонные щели, куда можно упасть. Там сотни дверей. Нет, через подземный ход тебе не пройти. И там всюду стражники.
- Ну да! - сказала Татти. - В колпаке-то я куда хочешь пройду! - И Татти снова натянула колпак на голову.
В это время мимо ребят прошлепали зеленые башмаки со стоптанными каблуками.
- Тише! Это Цеблион! - отчаянно прошептал Щетка. - Не шевелись! Он дерется очень больно!
Бедный Щетка. Он делил всех людей на тех, кто дерется очень больно, и на тех, кто дерется не очень больно.
Цеблион нес в руке зажженную свечу из серого воска. Серые мутные капли стекали вниз по свече.
Он открыл низкую незаметную дверь. Пахнуло сырым погребным воздухом. Пламя свечи наклонилось, грозя погаснуть. Цеблион прикрыл его ладонью. На миг Татти увидела крутые ступени, уходящие вниз в темноту. Дверь захлопнулась, все исчезло.
- Ушел, - с облегчением вздохнул Щетка.
- А куда он пошел? Куда ведет эта дверь? Хотя откуда ты знаешь...
- О!.. - Щетка вздрогнул и съежился. - Это и есть та самая дверь. Отсюда начинается подземный ход. Он ведет как раз в Черную Башню.
- Что ж ты сразу не сказал! - вскрикнула Татти.
Она распахнула низкую дверь и застыла на пороге. Непроглядный мрак царил за дверью. Казалось, густая темнота шевелится, как живая. Ничего нельзя было разглядеть. Слезы выступили на глазах у Татти.
- Мне надо было пойти за ним. У него свеча. Он бы не услышал моих шагов. А теперь...
- А теперь иди за мной, - послышался негромкий голос. Татти увидела на верхней ступеньке лестницы маленького Гнома с зеленым фонариком в руке. У него было доброе грустное лицо, седая борода была такой длинной, что Гном засунул ее кончик в карман своей старой курточки.
- Я очень люблю ходить в темноте со своим зеленым фонариком. Вот уж не думал, что он когда-нибудь мне еще пригодится. Идем, девочка, которую я не вижу, я посвечу тебе. Я сидел здесь рядом, в уголке. Только вы меня не заметили. И все слышал. Ты хочешь помочь своим братьям. Когда человек хочет сделать доброе дело, там, глубоко под землей в царстве гномов, появляется еще один слиток золота. Все слитки золота - это добрые дела людей, их благородные мысли. Ну, да ты этого пока не поймешь. Что ж, идем! Мне отлично знаком этот подземный ход, но, увы! - Тут маленький Гном протяжно и печально вздохнул. - Он не ведет к моему чудесному домику и к моим маргариткам...
Лесной Гном начал неторопливо спускаться вниз по каменным ступенькам.
- Ну! - окликнул он Татти уже откуда-то снизу.
- Нет, нет, не ходи! - Щетка нащупал руку невидимой Татти и стиснул ее.
- Надо, - вздохнула Татти и высвободила руку. Какие крутые, скользкие ступени! Она спускалась все ниже, и все слабей доносился до нее тихий и скорбный плач Щетки.
На нижней ступеньке Лесной Гном остановился.
- Может, тебе не нравится мой зеленый фонарик? - ревниво спросил он. - Может, скажешь, что видала зеленые фонарики и получше?
- Что вы! - искренне воскликнула Татти. - Такой чудесный! Я даже не думала, что на свете бывают такие фонарики!
- То-то же! Тогда пойдем дальше. - Лесной Гном кивнул головой. Вид у него был очень довольный, и он поднял свой зеленый фонарик повыше.
Подземный ход все время поворачивал, раздваивался, но Лесной Гном уверенно вел Татти все дальше и дальше. С потолка капала ледяная вода. Пахло болотной сыростью и гнилью. Из углов выползли большие жабы, от старости покрытые плесенью. Они подозрительно смотрели на Лесного Гнома. Свет зеленого фонарика отражался в их неподвижных тусклых глазах.
- Ты очень любишь своих братьев, девочка, которую я не вижу? - спросил Лесной Гном.
- Очень! - горячо сказала Татти, даже прижала руки к груди. - Поэтому я и иду к ним в башню.
Серые жабы настороженно переглянулись. Их складчатые шеи надулись. Самая большая жаба, мутно-зеленая, будто по края была налита темной водой, кивнула с важным видом и что-то глухо пробормотала.
