Михаил Коршунов - Двое в дороге
Обзор книги Михаил Коршунов - Двое в дороге
Коршунов Михаил
Двое в дороге
Михаил Павлович КОРШУНОВ
Двое в дороге
Рассказ
МЫ УПРЯМЫЕ
Я понял, что сюда нельзя было ехать на машине. Кир тоже понял. Я видел это по его напряженному лицу.
Не в первый раз он отправлялся со мной и уже хорошо знал, что такое автомобиль и дорога.
Песок.
Он начался, как только свернули с большака в лес. Вначале несильный, терпимый. Я думал, что вот-вот кончится. Но это "вот-вот" тянулось второй час.
Никаких дорожных знаков. Кое-где на деревьях сделаны зарубки и краской помечены километры.
Я ехал обследовать район падения метеорита. Надо было нанести на карту, оконтурить.
Кир поглядывал на приборы - температура воды, давление масла, амперметр.
По обе стороны дороги стоял лес. Где-то должны быть болота. За время пути нам никто не повстречался - ни пеший, ни конный, ни на автомобиле.
Тишина. Безлюдье. Только шелест песка под колесами. Ехать сюда на машине нельзя было. Мы серьезно рисковали.
- Девяносто пять, - сказал Кир.
Я тоже видел, что температура воды уже девяносто пять. Надо делать передышку.
Подыскал поляну и вырулил на нее. Заглушил мотор.
На поляне росли высокие белые цветы. Они согнулись под машиной тугой волной.
- Умоемся? - спросил Кир.
- Умоемся.
Он достал с заднего сиденья большую резиновую грелку, полотенце и мыло. В грелке мы возили воду. Это удобнее, чем в металлическом баке: вода не плескалась и можно было держать где угодно, хоть на сиденье.
Кир открутил грелку и начал сливать мне. Я умылся. Сразу стало легче. Потом слил ему.
Кир убрал мыло и полотенце. Грелку положил на переднее крыло: она ему еще пригодится. Над мотором дрожал горячий воздух, как над плитой.
Я разложил на земле карту. Хотел проверить, сколько осталось до Лисьего носа, где упал метеорит.
Кир вытащил из-под сиденья мои кожаные перчатки, надел их. Они были ему очень велики. Его тонкие руки с перчатками напоминали веточки, на концах которых висели кленовые листья.
Кир взобрался на буфер и начал прокачивать в моторе масляный фильтр. Проверил натяжение ремня вентилятора, смахнул пыль с бензонасоса. Поглядел, не подтекает ли.
Осторожно, чтобы не ожечь лицо паром, открутил пробку радиатора. Долил из грелки воды.
Я наблюдал за ним. Мне нравилось, что он так много уже знал и умел.
Кир спрыгнул с буфера, снял перчатки, убрал грелку и подошел ко мне:
- Мы не сбились с пути, папа?
- Нет. Все в порядке. Видишь, последняя развилка и хутор Ерик. Теперь должна быть часовня и хутор Медвежки. Потом Шарапова охота, и тогда Лисий нос.
Я подобрал сосновую иголку, измерил ею расстояние по масштабу до Лисьего носа.
- Двести двадцать километров.
- Часов на восемь при такой дороге, да, папа?
- Да. Часов на восемь. Может, и больше.
- А почему на карте обозначены болота, а кругом песок?
- Да. Странно. Я тоже думал.
- Интересно, какой упал метеорит - большой или нет.
- Это мы и должны выяснить.
- А вдруг такой, как "Палласово железо" или "Богуславка"?
- Вряд ли. Большие кристаллы-монолиты - редкость.
- Ну и что же. Ты сам говорил - никто не думал, что Сихотэ-Алинский окажется таким огромным.
- Да. Никто не думал. Ну, поехали.
Я завел мотор и вырулил на дорогу.
Волна белых цветов выпрямилась, будто никакой машины никогда не стояло на этой поляне.
- Страшно, если в песке попадается камень, да, папа?
- Да. Страшно.
Я не хотел об этом говорить, но Кир сам догадался. Камень может повредить снизу мотор. Масло вытечет - и тогда машина мертвая. Буксируй тросом.
Я следил за дорогой. Кир тоже следил. Зарубки на деревьях пропали. Песок густел. Колея становилась глубже. Скорость я не сбавлял. Останавливаться или сбавлять скорость нельзя: затянет в песок - и не тронешься с места.
Машина шла хотя и не быстро, но с предельным напряжением. Ее трясло.
- Восемьдесят, - сказал Кир.
Лес сжимал дорогу. Иногда деревья справа и слева сплетали между собой вершины. Шелестел песок.
Часовня оказалась у самой дороги. Построена была из бревен. Они полопались от старости.
- И чего метеориты падают в таких неудобных местах! - Кир вздохнул. Люди раньше их боялись - думали, что плохо, да?
- Думали, что плохо.
- А правда, папа, что на Бородинском поле перед боем упал метеорит?
- Правда.
- А мы все равно Наполеона разбили. Не сразу, но потом.
- Конечно.
- Уже девяносто пять.
Я начал приглядывать, куда выпрыгнуть из колеи, чтобы потом можно было тронуться с места.
Выпрыгнул. Встал. Под машиной опять примялись белые цветы.
- Умоемся?
- Да.
Я расстелил на земле карту. Подобрал сосновую иголку. Промерил расстояние, которое прошли до часовни, - тридцать четыре километра. Не много.
Кира я спросил:
- Ты есть хочешь?
- Нет еще.
- Тогда поедим в Медвежках.
- Хорошо, папа.
Подняли капот. Мотор остывал.
Кир первый услышал шум грузовика. Потом услышал и я.
Мы выбежали на дорогу. Навстречу ехал тяжелый самосвал.
Я махнул рукой.
Самосвал остановился прямо в колее. Песок ему не страшен.
- Привет, - сказал шофер.
- Привет, - сказали мы с Киром.
- Туристы?
- Нет. Не туристы.
- А то наша дорога не для туризма.
- Догадаться не трудно, - сказал я.
- Почему здесь песок? - спросил Кир.
- Привозной. Дорогу укрепили. Осенью ползла, болота.
- Пожалуй, песка пересыпали, - сказал я.
- Есть такое. Но, кроме нас, самосвалов, никто не ездит. А нам ничего.
- Вам ничего, а нам плохо.
- Куда путь держите?
- В Лисий нос.
- Я только вчера оттуда. В Никола-рожок еду.
- Как дальше - пробьемся?
- Трудно вам будет. А на что в Лисий нос?
- Метеорит упал. Исследовать надо.
- Упал, верно. Яму вырыл. Какие-то шарики дети находят.
- Метеорная пыль, - сказал Кир. Он видел у меня в лаборатории такие шарики окисленного железа. Пыль сдувает с метеорита во время падения.
- Не так вы к Лисьему носу едете. Надо было с другой стороны. С хутора Жерновец. Паровичок ходит. Узкоколейка. Погрузили бы вас на платформу и до самого Лисьего носа, вокруг болот.
- Не знали мы про узкоколейку. Нет ее на карте.
- Недавно построили. Ну ладно. Ночью я буду с обратным рейсом. Если где застрянете, вытащу. Привет! - Он дал газ.
- Привет! - сказали мы. - Спасибо!
Самосвал уехал.
Мы сели в машину. Я завел мотор и вырулил на дорогу.
Белые цветы выпрямились - никакой машины здесь не стояло.
Мы пробиваемся к Лисьему носу.
Песок.
Он под капотом, в прокладках стекол, в дверных петлях. Истертые песком баллоны почернели.
Появились болота. Налетели комары. Пришлось закрыть все стекла. Душно. Песок хрустит на зубах, в складках карты, под педалями управления.
Проехали хутор Медвежки. Свернуть к нему не удалось - колея такая глубокая, что теперь не выскочишь. Ее прорыл самосвал, который мы встретили.
Поесть и передохнуть тоже не удалось. И набрать в грелку воды.
Мотор накален. Работает на пределе. Температура воды давно уже девяносто пять.
Я спрашиваю Кира:
- Ты есть не хочешь?
- Нет.
- А пить?
- Нет.
- Устал?
- Нет.
В дороге восьмой час.
Духота. Стекла закрыты. По-прежнему комары и песок.
Один раз ударил камень. Несильно. Но мы с Киром все равно глянули в заднее стекло; нет ли на песке пятен масла? Не поврежден ли мотор снизу?
Пятен не было. Появился запах горячего чайника, запах пара и накипи. Это от радиатора.
Песок слепил глаза. Солнце накалило руль, приборную доску, крышу машины. Хотелось пить. Или хотя бы пополоскать рот, умыться.
Я подумал - Кир еще мальчик, совсем маленький мальчик. Чтобы прокачать фильтр или проверить натяжение ремня вентилятора, он влазит на буфер машины. И ему сейчас трудно. Гораздо труднее, чем мне. Но он молчит. Он смотрит на дорогу и на приборы.
Можно, конечно, остановиться прямо в колее. Возле Шараповой охоты. Выпить воды, умыться, поесть, отдохнуть. И ждать самосвала, когда он пройдет ночью. Потому что сами с места не тронемся.
Но мы с Киром не хотим этого делать. Мы с ним хотим пробиться своими силами. Мы упрямые.
ГУБКА, ЗАМША И ВЕДРО
Губка, замша и ведро воды - Кир моет машину.
Начинает с крыши. Чтобы дотянуться губкой до середины, снимает ботинки, открывает дверцы и влазит с краю на сиденья. На каждое по очереди.
Когда крыша готова и в ней отражается небо, Кир идет за свежей водой.
Принимается за стекла. Моет осторожно. Долго споласкивает губку от грязи. Если поцарапаешь переднее стекло, свет встречных машин будет ночью дробиться на царапинах и утомлять глаза.
Когда покончено и со стеклами и в каждом из них тоже отражается небо, Кир принимается за дверцы, крылья и багажник.
Грязь сползает с машины все ниже к колесам. А неба все прибавляется.
Оно уже не только на крыше и на стеклах - оно на крыльях, на дверцах, на багажнике и даже на квадрате номерного знака.
