Лариса Евгеньева - Олимпийская Надежда
Обзор книги Лариса Евгеньева - Олимпийская Надежда
Евгеньева Лариса (Прус Лариса Евгеньевна)
Олимпийская Надежда
Лариса ЕВГЕНЬЕВА
(Лариса Евгеньевна Прус)
Олимпийская Надежда
Девчонки шушукались, отойдя на несколько шагов. Она независимо стояла, помахивая сумкой. Независимо не потому, что притворялась, - ей и в самом деле было начхать на "этих". "Эти" - значит остальные. Не она.
- Ты, наверное, хочешь, чтобы я была, как "эти"? - презрительно топыря губу, говорила она Петуху. - Сю-сю, мусю!
Петух страдальчески закатывал глаза, вздыхал, а потом махал рукой:
- Да ладно уж. Живи!
Петух был парень с юмором.
Шушукаться-то девчонки шушукались, но все время бросали в ее сторону быстрые завистливые взгляды. "Сумка", - догадалась она. Не "адидас", но и ненамного хуже. Ярко-голубая, с двумя скрещенными ракетками, хотя ракетки, конечно, не имели к ней ни малейшего отношения. Вернее, она к ним. Надежда перебросила через плечо длинный конец шарфа, то ли поправила шапку, то ли махнула рукой и своей ленивой фирменной походочкой пошла через сквер, оставив девчонок на остановке - толстую Малаеву, худющую, высоченную какую-то, словно стручок, Свистунову и Туманову - можно сказать, даже ничего, когда бы не манера ко всем клеиться и со всеми быть в дружбе.
Обычно Надежда возвращалась из школы пешком, а тут подкатилась Туманова, зачирикала, запищала - для всех у нее находились ласковые слова, а возле трамвайной остановки придержала Надежду за рукав:
- Подождем?
Потом подошли Пуд и Спичка - Малаева и Свистунова. Малаева достала из сумки недоеденную булку и стала жевать.
- Не лопнешь? - спросила Надежда. - Лучше Спичке отдай.
Свистунова быстро-быстро заморгала, а Малаева надулась и покраснела, но чавкать не перестала.
Трамвая долго не было, и как-то получилось, что Надежда осталась стоять одна, а девчонки оказались в нескольких шагах. Она смотрела на Спичку, и ее разбирал смех. И смешно ей было не от Спичкиной худобы и даже не от рахитичных Спичкиных ножек - самое смешное то, что они со Спичкой были приблизительно равного веса, но Спичка - это Спичка, и не более того, она же - Олимпийская Надежда!
Девчонки все-таки догнали ее.
- А трамвая нет и нет, - виновато сказала Туманова. - Наверное, авария.
Надежда молча пожала плечами.
- Мне, вообще-то, надо побольше ходить, - пыхтя, проговорила Малаева. - И спортом каким-нибудь заняться. Надь, посоветуй.
- Есть поменьше надо.
- Не получается...
- А я так считаю: есть у тебя сила воли - ты человек, а нет - ты... ты даже не полчеловека. И даже не четверть. Ясно?
- Ясно, - сказала Свистунова, - только не всем ведь в чемпионы!
- Тогда и вякать нечего.
- Девочки, - попросила Туманова, - пойдемте объявления почитаем, нам квартиру разменять надо.
- С папашей разводитесь? - поинтересовалась Надежда.
- Что ты? - испугалась Туманова. - Вовик женился. Старший брат.
Угол кирпичного дома был в несколько слоев заклеен самодельными объявлениями; топорщилась бахрома с телефонными номерами. Туманова, вытягиваясь на цыпочках, начала с самых верхних бумажек и постепенно спускалась, прилежно шевеля губами.
- Ой, помру! - сказала Надежда и расхохоталась, а потом стала читать: - "У старого партизана, участника гражданской и Великой Отечественной войны, потерялась болонка. У кинотеатра, в то время, как его увезла "скорая" с приступом в больницу. Болонка с длинной шерстью, плохо стриженная. Лицо лохматое. Глаза очень смышленые. К людям привязчивая. Кличка Барыня. Кто знает или видел..." и так далее.
- Жалко собачку, - сказала Свистунова. - Замерзнет...
- С голоду помрет, - добавила Малаева.
Надежда достала из сумки пузатую шестицветную ручку, выдвинула красный стержень, зачеркнула "лицо" и сверху написала: "Морда". Вдруг ужасно смешная мысль пришла ей в голову, она оторвала от объявления номер телефона и, сдавленно хохоча, потащила девчонок к автомату.
- Товарищ пенсионер, - набрав номер, закричала она в трубку, - я насчет вашей собачки!
- Да, да, деточка, - задребезжало на том конце провода. - Где она? Ты ее видела?
- Видеть-то я ее видела...
- Где она?! Детонька! Она живая?
- Знаете, у нас сосед... Он, мягко выражаясь, алкоголик, и, чтобы иметь деньги, он ловит кошечек и собачек... Понимаете?
- Не понимаю! Ничего не понимаю... - чуть не плакал голос на том конце.
- Он ловит кошек и собак, - вдохновенно врала Надежда, - и шьет из них шапки! Из кошек - под кролика, из собак - под волка и лису! Теперь ясно?
- Я не ве...
И гудки. Это Туманова стукнула по рычагу.
- Ты чего? - рассердилась Надежда. - Самое смешное начиналось!
Свистунова тоненько всхлипнула и выскочила из будки. Малаева закатила глаза и постучала пальцем по голове.
- Дуры! - крикнула Надежда. - Я же посмешить вас хотела!
- Злюка несчастная, - сказала Туманова. - У нас была собачка, знаешь, как мы плакали, когда она от возраста умерла!
- Плакала она! Кошечки, собачки! А мяса сколько жрут! А молока вылакивают! Пользы от них... Только гадят на газонах, и все! Людей надо любить, а не собак!
- Очень ты их любишь, людей, - шмыгая носом, сказала Свистунова.
- Девочки, надо старику позвонить, успокоить. Сказать, что это неправда.
- Ой, не могу... Я разревусь - и ни слова.
- Неправда... А что тогда правда? Собачки или уже нет, или забежала куда, что и не найдешь.
- Дуры набитые! - сказала Надежда и пошла домой.
За столом сидела одна из Никитишен, со спины не разобрать - мамаша или дочь. Мамашино отчество было Никитишна, и муж ей попался Никита, так что дочка тоже была Никитишна. Мать работала в обувном, дочка - в "галантерея - трикотаж", и все самые модные вещи, которые они доставали, Никитишны брали на двоих и ходили будто близнецы. Надежда обошла Никитишну и увидела, что это мамаша.
- Никому не верь - никто не выдаст, - шлепнув по столу ладонью, сказала Никитишна.
- Небось опять ревизию наслали? - подмигнула ей Надежда. - Суши, значит, сухари!
- Напозволялась она у тебя, Наталья! - вскочив, возмущенно сказала Никитишна и затопала в прихожую.
- И правда, напозволялась, - сказала Наша и попыталась шлепнуть Надежду. - Всех соседей распугаешь.
- Распугаешь их! А к кому они побегут давление мерить?! "Ой, Наташенька, чтой-то у меня в ушах звякает! Ай, Наташенька, чегой-то у меня в животике бурчит!" Развели тут поликлинику. Очень ты, Наша, добрая, вот что.
- Хватит нам на семью одной злюки, - улыбаясь, сказала Наша.
- Ладно, замяли. Это что у тебя, курицей пахнет?
Обсасывая куриное крылышко, Надежда следила за Нашей, которая, сидя у окна, пришивала метку к полотенцу. Ей нравилась Наша - вся какая-то мягкая, спокойная, добрая. Конечно, странно говорить о матери "нравилась" и воспринимать ее не как одно с собой целое, а в отдельности от себя. Действительно, может нравиться, а может и не нравиться. Или сначала нравиться, а потом разонравиться.
Надежде Петух и Наша пока не разонравились. В общем, можно сказать, что с родителями ей повезло. И даже то, что она называла их "Наша" и "Петух" вместо "мама - папа", - даже это отличало ее ото всех, от занудных "этих". А разве кто-нибудь мог рассказать, как он познакомился со своим родным отцом?! А вот она могла.
Отец Надежды был геологом и часто уезжал в экспедиции. И хотя он видел Надежду, когда она родилась, бывал дома и в Надеждин год, и в полтора, и в два - тогда он для нее не существовал. Тогда не существовала и сама Надежда. Первое ее воспоминание, первое самосознание - ей три, поздняя осень, и в комнату вваливается кто-то с рюкзаком и авоськами, в красном вязаном колпачке, бросается к ней, тормошит, тискает и тычется ледяным носом в щеку. Надежда отбивается и шипит, как разъяренный котенок (Петух потом передразнивал, и это было ужасно смешно), а незнакомец, сбив колпачок набок, скосив глаза и с комической важностью затряся головой, сказал: "Да я же Петух! Ты что, не узнала?" - "Петух", - повторила Надежда, и ей сразу понравился этот Петух. Впрочем, Петух возник ведь не на пустом месте: Надеждиного отца звали Петя, Петр. А маму - Наташей. "Наша" появилась приблизительно в одно время с "Петухом": Надежда не выговаривала длинное имя - и средний слог выпал сам собой.
Если судить по именам, то главной в семье была Надежда. Собственно говоря, так оно и было. Во всяком случае, так считала сама Надежда. Наша и Петух - мировые ребята! И их семья - именно такая, какой и должна быть. И ее, Надеждина, жизнь именно такая, какая следует.
Однажды Никитишна-дочка притащила к ним карты и стала гадать.
- Гадалка! - пристыдила ее Надежда. - Веришь в бабские враки!
- А вот тебе выходит, что ты везучая. Враки, значит? - сказала Никитишна.
"Точно, везучая, - подумала Надежда. - Может, и не все враки?"
Ну кому могло так повезти? Во-первых, в булочной был переучет, и Нина Андреевна пошла дворами в соседнюю булочную; во-вторых, тот двор, которым было ближе, перерыли канавой, и глина раскисла от дождя, а на Нине Андреевне были новые туфли, и она пошла через их двор; в-третьих, всех детей укладывали днем спать, а ее, Надежду, только бы попробовали! В-четвертых, незадолго перед этим во дворе установили странное сферическое сооружение из железных труб, к которому мамы и бабушки ни на шаг не подпускали детей и которое поэтому было в полном и безраздельном пользовании Надежды.
