Радий Погодин - Красные лошади
Обзор книги Радий Погодин - Красные лошади
Погодин Радий Петрович
Красные лошади
Радий Петрович ПОГОДИН
КРАСНЫЕ ЛОШАДИ
Повесть о рисованных лошадях и живой собаке
Лошади проходили сквозь стены домов и заводов, сквозь автомобили и сквозь людей. Головы жеребцов, поднявшихся на дыбы, заслоняли путь самолетам, хрупким, как детские стрелы. Лошадиное дыхание всасывало облака - и лошади становились уходящими облаками. Лошади шли по трамвайным рельсам, лошадиный навоз золотисто дымился на синем асфальте. Лошади шли по земле, и живая природа прорастала сквозь них.
Сережка наделял лошадей резвой силой, широким вздохом, большими глазами цвета дымчатой сливы - от этих глаз даже вздыбившиеся жеребцы выходили печальными: он рисовал печальных лошадей.
Работал Сережка одновременно акварелью, гуашью, цветными мелками и темперой, не подозревая, что такая техника в искусствоведении называется смешанной.
За этим занятием и застал его однажды начальник пионерского лагеря у стены монастыря, возле городка Турова - на краю новгородской земли.
Городок тот, Туров, был зыбкий от дряхлости, спрятанный в крапиве и раскоряченных яблонях. Яблони вымерзали в суровые зимы, но упрямо оттаивали, и яблоки год от года грубели. Чтобы древний город не пропал совсем, принялись строить в Турове от ленинградского завода-гиганта филиал, назвав его условно металлическим предприятием.
Появился в Турове рабочий класс. По профсоюзной заботе детей рабочих и служащих полагается вывозить на лето в пионерские лагеря, что совершенно естественно.
Сережка к пионерскому лагерю прямого отношения не имел: бабка его была сторожихой архитектурных памятников в монастыре, получала зарплату из Новгорода и состояла в конфликте с администрацией металлического предприятия, решившего разместить пионерлагерь в неохраняемых монастырских помещениях.
- Не жаль, в неохраняемой пускай живут. Жаль, по малолетнему неразумию и охраняемую красоту обезобразят и безнаказанные останутся. А чем их, дитенков, накажешь? Приучатся везде безобразить и фулиганить.
Бабка говорила мудрено, поскольку была давно и крепко оглохшей.
Вот сколько слов потребовалось, чтобы объяснить психологию встречи вольного художника Сережки и начальника пионерского лагеря.
Сережка сидел сгорбившись возле монастырской стены, в тени берез, искалеченных грозами. Сегодняшние Сережкины лошади были красными, они бежали вдоль железной дороги и проходили сквозь те старенькие паровозы, которые так по-живому, будто локтями, двигали шатунами и кривошипами.
- Откуда такой пессимизм? - спросил начальник лагеря бодрым голосом.
Сережка вздрогнул от неожиданности. Был начальник высок, размашисто костист, с седыми висками и большим острым кадыком, какой, по Сережкиным представлениям, указывал на профессию паровозного машиниста, потому что прочие машинисты могут и без кадыков быть - образ прочих расплывчат. Еще у сталевара кадык, у кузнецов хороших, короче, у небрежно побритых мужчин, связанных с огнем и железом.
- В твоем возрасте нужно иметь оптимизм! - Начальник вскинул голову, выпятил подбородок, будто прогудел привет встречному поезду. - Перед твоим взором ликует природа, а ты сгорбился и не видишь. Тебе сколько лет теперь? И не вздрагивай. Кажется, я не кусаюсь. Я тебе про оптимизм объясняю не из пустой эрудиции.
Значение высказанных начальником слов Сережка представил не очень отчетливо, но начальника застеснялся.
- Я больше не буду, - сказал Сережка.
- Нет, будешь! - сказал начальник. Затем, уяснив, что Сережка является внуком злокозненной сторожихи, начальник хотел было прекратить разговор с ним, но все же, не в силах перебороть свой долг педагога-наставника и втайне надеясь, что именно он явится тем изначальным толчком, который придаст скорость и нужное направление таланту, крепко стиснул Сережкины плечи и обнадеживающе потряс: - Так решим! Я беру тебя на довольствие. Снабжаю необходимыми материалами и темой, а ты разрисуешь мне пионерскую комнату и, если успеешь, столовую. Приходи завтра. К завтраку не опоздай... Желательно в красном галстуке.
* * *
Злодей жрал макароны.
Он зарывался в них по грудь, и, когда поднимал морду, чтобы набрать воздуха, макароны свисали с его ушей, сползали по мелко наморщенному носу. Злодей оглядывался по сторонам и обнажал клыки. Низко летящий утробный звук оповещал всех, что Злодей лют, бесстрашен и беспощаден, что он намерен жить вопреки той морали, которая к бездомным собакам относится категорически.
В синей ольховой тени макароны казались живыми: жирные, в красных пятнах свиной тушенки, они шевелились, источая густой теплый запах. Запах этот как бы делился на две волны: крутую, головокружительно сытую, и другую, послабее; вторая была похожа на эхо или далекий зов, нежная и печальная, словно запах забытого материнского молока. Улавливая эту вторую волну, Злодей рычал и конфузился, опасаясь, подняв глаза, увидеть набухшие молоком сосцы. И все же поднимал голову и видел небо, темнеющее к дождю. И странно, слабый нежный запах был сильнее реального мира. Злодеев набитый макаронами живот расслаблялся, брови печально приподнимались, хвост подрагивал, поджимался к брюху. Злодей не желал этого, скреб когтями умилившиеся глаза, рычал, и выл, и вдруг подпрыгивал на прямых растопыренных лапах, затем начинал крутиться, ловя собственный хвост на зуб. Поначалу он лишь слабо прищемлял его, но, случайно цапнув как следует, принимался крутиться быстрее, и рычать, и звереть соответственно нарастающей скорости.
Его озарило: "ХВОСТ!" Именно хвост мешает ему, Злодею, стать окончательно взрослым и беспардонным. Именно эта бесполезная часть организма чувствительна к расслабляющим, нежелательным в его положении чувствам. Недаром же у людей нет хвоста, даже крохотного.
Небо над головой мокрело. Внизу медленно и бесконечно текла река. Не откашлявшись от налипшей во рту вражьей шерсти хвоста, Злодей бросился на теплые макароны. Он жрал их, и внутри у него екало.
* * *
Сережка пришел к начальнику лагеря на следующий день в обеденное время. Спросил, оглядывая без интереса тесное начальниково жилье:
- Когда пионеры прибудут?
- Когда закончим ремонт. А когда закончим? Это же не ремонт, археология, понимаешь. Мумию оживить легче! - Начальник пододвинул Сережке макароны, сваренные прямо в комнате на электрической плитке. - Завтракай.
- Куда еще завтракать, я уже обедавши. Время-то...
Начальник его приструнил:
- Обедавши... Сиволапые вы, новгородские. Завтрак - красивое слово. Он пододвинул макароны Сережке, поставил перед ним компот вишневый консервный.
- Итак, тема! Тема обыкновенная...
Начальник привел Сережку в пустой беленый подклет, где он выгородил сырыми досками пионерскую комнату.
- Помещение, видишь, не Эрмитаж. В самом храме охрана не разрешает. Фрески там, понимаешь, да и неудобно для пионерской работы. Предрассудки в нас еще крепкие. А подцерковье не охраняется. Мы отсюда столько... выгребли. - Поймав себя на выражении антипедагогическом, начальник пояснил сурово: - В смысле всякого мусора. - Затем начальник оглядел беленые стены, бугристые от наслоившейся за века штукатурки. На какую-то секунду в голосе его появилась неуверенность. - У нас тут две разнородные организации: мы и "охрана памятников" с ружьем. Совместим, как ты думаешь?
- "Охрана памятников" без ружья, - поправил его Сережка. - У бабушки характер строгий, ей ружье не дают.
Лицо начальника сделалось меланхолически добрым, даже мечтательным, даже острый кадык обвис.
- Скоро нам лагерь построят хороший по замечательному проекту ленинградского архитектора Маслова. Так что мы здесь временно. Столовую в бывшей трапезной соорудили, ну а пионерскую комнату - тут, в подклете. Светло и чисто, а что касается предрассудков, мы, дорогой, не таковские. Пионеры - ребята сознательные. Хорошие ребята! - Голос начальника вознесся, посуровел, кадык снова выпер, как у паровозного машиниста, глядящего вдаль. - Так. На этой стороне изобрази природу и лагерный сбор у костра. На этой - линейку. Тут пионеры помогают совхозникам. В радостных, понимаешь, тонах. Все ясно?
- Ясно. Красок нужно побольше. - Имея характер застенчивый, Сережка поглядел в потолок, поискал глазами по углам и добавил со вздохом: - И еще... Чтобы никто пока не совался.
- Значит, вперед! - согласился начальник. - Как говорится, поехали!
- Можно, чтобы и вы покамест не приходили? - попросил Сережка, глядя в свеженастланный пол.
- Ясно. - Начальник лагеря потрепал Сережку по голове, принес ему ящик с гуашью, акварелями и другими порошковыми и уже разведенными красками. Карандаши дал и кисти. - Ясно, - повторил он, - не робей, делай! - И ушел, поощрительно подмигивая.
* * *
В льняной древней местности, где суждено было родиться Злодею, собаки плодились обильно, как бы возмещая своей многоликостью почти исчезнувшее лесное зверье.