Юрий Яковлев - Учитель
Обзор книги Юрий Яковлев - Учитель
Яковлев Юрий
Учитель
Юрий Яковлевич ЯКОВЛЕВ
Учитель
Говорят, наступает время, когда Учитель становится не нужен. Он научил, чему мог научить, и - поезд отправился дальше, а Учитель остался один на пустой платформе. И если высунуться из окна, то долго еще будешь видеть маленькую, одинокую фигурку человека, провожающего поезд. Потом поезд превратится в точку, замрет железный стук колес, а он все будет стоять. И ему мучительно захочется остановить поезд, вернуть его, ведь с этим поездом навсегда уходит частица его самого, самая дорогая частица. А потом, когда вопреки его желанию поезд скроется и как бы растворится в тумане, сольется с полями и рощами, Учитель оглянется и с удивлением увидит, что платформа полна ребят. Они нетерпеливо переступают с ноги на ногу, дышат в затылок друг другу, толкают соседей - ждут своей очереди. И в их глазах написано: "Поторопись, Учитель, мы ждем тебя! Ты наш, и мы тебя ни с кем не желаем делить. Идем же, Учитель!"
И тогда Учитель сразу забудет об ушедшем поезде и о пустой платформе. Да никакой платформы и не было. Черная доска, как инеем, покрыта пыльцой мела. На окнах цветы примулы. На стене портрет академика Павлова...
У нашего Учителя были розовые уши, словно он только что пришел с мороза. Даже летом он тер их попеременно ладонью. Глаза у него подвижные, живые - два синих кружочка. На уроке они превращались в два маленьких экрана. В глазах Учителя извергались вулканы, сползали ледники и обрушивались дожди... из лягушек.
Я хорошо помню, как Учитель вошел в класс, энергично потер ладонью розовое ухо и с порога объявил:
- Вчера в Новой Каледонии выпал дождь из лягушек.
Класс подпрыгнул и громко рассмеялся.
- Лягушкам было не до смеха, - совершенно серьезно сказал Учитель. Сильный ураган оторвал их от родного болота и со страшной скоростью понес над океаном. Беспомощно расставив перепончатые лапки, лягушки летели, как птицы. И, вероятно, жалобно квакали. Не думаю, чтобы им нравилось лететь. Потом ветер неожиданно ослаб, и лягушки вместе с потоками дождя стали падать на землю.
Мы посмотрели в глаза Учителю, и увидели себя с раскрытыми зонтиками, и почувствовали, как лягушки упруго плюхались на купола зонтиков. Девочки даже взвизгнули.
Однажды Учитель подошел ко мне, положил на плечо руку и сказал:
- У каждого из нас есть вечный двигатель. У тебя, например.
Ребята удивленно переглянулись, а я уставился в два синих экрана, ища в них ответа. Глаза Учителя загадочно светились.
- У меня нет... вечного двигателя, - сказал я.
- Есть.
Я задумался. Я перебирал в памяти все, что было у меня "движущего", самокат, велосипед, ролики, самолетик с резинкой вместо моторчика. Ничего не двигалось само по себе и тем более вечно.
- Он всегда при тебе. Он и сейчас с тобой! - Учитель как бы играл со мной в "жарко-холодно".
Я пошарил в карманах, заглянул в портфель, но ничего похожего на вечный двигатель не обнаружил.
- Твой вечный двигатель у тебя в груди, - не сводя с меня глаз, сказал Учитель. - Это - твое сердце. Оно бьется день и ночь, зимой и летом. Без отдыха, без перерыва... вечно.
Я невольно приложил руку к груди и почувствовал слабые, мерные толчки своего сердца. В классе стало тихо, все ребята слушали, как работает их вечный двигатель.
Так Учитель постепенно открывал нам неведомый мир, и после его открытий жизнь становилась удивительной, почти сказочной. Обычные вещи он умел повернуть такой неожиданной гранью, что они сразу менялись и обретали новое значение. Но главная его наука ждала меня впереди.
Однажды в кино у меня произошла странная встреча. Я слонялся по людному фойе в ожидании начала сеанса и вдруг увидел нашу вожатую Аллу высокую, светловолосую, в каплевидных очках. Рядом с ней сидел рослый десятиклассник. Они ели мороженое в вафельных стаканчиках и о чем-то оживленно разговаривали. Сперва я подумал, что обознался, но, когда не поленился и еще раз прошел мимо, сомнения мои развеялись - это были они. Я даже покраснел от возбуждения. Когда все толпой входили в зал, я потерял их из виду. Но потом обнаружил, что они сидят неподалеку от меня. Вместо экрана я смотрел на них. Я увидел, как десятиклассник положил руку на спинку стула, на котором сидела Алла. Но тут свет погас, и мне пришлось прервать мои наблюдения.
На другой день, пораньше прибежав в класс, я с нескрываемым удовольствием принялся рассказывать ребятам о своем открытии. Я рассказал про мороженое в вафельных стаканчиках и про спинку стула. И мы все очень веселились. Как вдруг я услышал покашливание и оглянулся - в дверях стоял Учитель. Он молча поманил меня пальцем, и мы вместе вышли в коридор.
- Сейчас ты вернешься в класс, - сказал Учитель, глядя куда-то мимо меня, - и скажешь, что никого не встречал в кино и что все это с мороженым и спинкой стула ты придумал.
- Но ведь я видел их!
- Да, ты видел их, но никому не должен был говорить об этом. Стыдно.
- Разве стыдно говорить правду? - спросил я и с вызовом посмотрел на Учителя.
- Эта правда не принадлежит тебе. Если люди выплеснут всю "правду", какую они знают о других, они захлебнутся. Не всякую правду человек должен знать о другом.
И тут я решил подловить Учителя. Я сказал:
- Значит, лучше соврать!
- Лучше смолчать, - сказал Учитель. - Ты знаешь, что такое чужая тайна? Это тоже правда. Но она принадлежит не всем. В данном случае она не принадлежит тебе. Ты разгласил чужую тайну - все равно что взял чужое. Подло!
Теперь я растерянно смотрел на Учителя и не знал, как ему возразить. А он сказал:
- Иди. И скажи, что ты все это придумал!
- Соврать? - резко спросил я.
- Ты сам пришел к этому. Значит, соврать... во имя правды.
Я уныло поплелся в класс и упавшим голосом объявил, что все это вранье, что никакую Аллу я не встречал, а десятиклассника вообще взял с потолка.
- Трепло! - сказал кто-то. Я проглотил насмешку.
Однажды меня ударил один верзила из старшего класса. Но это было полбеды. Он ударил меня на глазах девочки, которой мне очень хотелось понравиться. Я жестоко страдал. И тогда Учитель подошел ко мне, положил руку на плечо и сказал:
- Ты должен побить его.
- Как побить? - Я вспыхнул от неожиданности.
- Очень просто. Как бьют.
- Но он сильнее меня, - пробормотал я.
- Сильнее тот, кто прав. Кто прав, всегда побеждает, даже если ему при этом достанется... Учти, женщины не любят битых.
После разговора с Учителем я долго не мог решиться. Но однажды превозмог себя и, борясь со страхом, поднялся на этаж, где учился мой обидчик. Я подстерег его у двери и, когда он вразвалочку вышел из класса, очертя голову бросился на него. Я даже сбил его с ног. И пока он, ошеломленный внезапным нападением, еще не успел прийти в себя, я гордо удалился за стены крепости - в свой класс.
Я ничего не сказал девочке, которой хотел понравиться, но она все поняла по моему победоносному взгляду и еще по тому, как у меня от волнения дрожали коленки.
На другой день меня вызвала завуч, которую мы звали Катаклизма.
- Что это за новости? - воскликнула она, едва я переступил порог кабинета. - Кто научил тебя драться?
- Учитель! - с готовностью ответил я.
- Учитель? - От неожиданности завуч даже поднялась со стула. - Ты понимаешь, что говоришь?
- Понимаю, - сказал я и в ту же секунду понял, что не должен был этого говорить.
- То есть не Учитель... а я... сам. Я решил... - Я бормотал что-то несвязное, но было уже поздно.
- А врать тебя тоже научил Учитель? - Катаклизма атаковала меня. Своими жесткими вопросами она загнала меня в угол.
- Да!.. То есть нет...
Я окончательно запутался. И чтобы спасти положение, шагнул вперед и чуть ли не закричал:
- Я сам побил его, потому что он первый побил меня. И я побил его потому, что женщины не любят битых.
- Что-о-о? - Лицо у Катаклизмы вытянулось и пошло пятнами. - Какие женщины?!
Глаза у Катаклизмы стали выпуклыми, и она прошла мимо меня таким решительным солдатским шагом, что паркет заскрипел, как морозный снег.
Прости меня, Учитель! Я предал тебя, но не потому, что сердце у меня черное, просто ты не успел научить меня взвешивать каждое слово. А может быть, умышленно не сделал этого, чтобы сохранить во мне непосредственность - самое прекрасное, что есть в человеке.
Но Катаклизме не удалось остановить вечный двигатель - сердце моего Учителя. Поезд мчится вперед. И когда бы я ни открыл вагонное окно и, жмурясь от встречного ветра, ни оглянулся назад, - я вижу пустую платформу и маленькую, одинокую фигурку человека, который вложил в меня частицу своего сердца. Он жив! Он задумчиво смотрит мне вслед, словно хочет убедиться, что я мчусь в верном направлении, и, может быть, он до сих пор видит во мне мальчика?.. Гремят колеса, ветер гудит в ушах. И я вижу, как по платформе бегут дети - наступая на пятки друг другу, они спешат к Учителю.
Мокрый желтый листок березы припечатал свою ладошку к стеклу.
