Георгий Граубин - Избранное
Только помни изреченье:
Да отсохнет та рука,
Что пускает по теченью
Кобру вместо червяка!
Вот хвалебная бумага,
Петя в ней почти герой:
В нем и удаль, и отвага,
Он за всех стоит горой.
А во это — анонимка,
Кто писал — большой секрет.
Пишет как бы невидимка,
Как бы игрек или зет.
Петя в ней большой негодник:
Он отпетый хулиган,
Недоучка, второгодник,
Неумеха, грубиян.
Жаль мне Петю-бедолагу,
В жизни он совсем не тот.
Но ведь лживая бумага
Дольше праведной живёт!
На листке считает скряга
Свой копеечный расход
Это — скучная бумага,
Не возьмём ее в расчет.
А когда, допустим, драга
Нарисована вчерне -
Это нужная бумага
И народу, и стране.
Ведь заводы и причалы,
Даже стены в гаражах,
Вырастают поначалу
На бумаге, в чертежах…
Вот перо, а вот бумага,
Зло великое и благо.
Принимайся за учёбу,
И пускай твоё перо
Никогда не знает злобы
И творит одно добро!.
ОКНО
Утром две ладони,
Две больших руки
Мыли окна в доме
Наперегонки.
Видно, чья-то мама
Поднялась чуть свет:
"Мама мыла раму" -
Помним с детских лет.
Мыли раму споро.
Только рядом вдруг
Показалась вскоре
Пара детских рук.
А через минутку
С ними заодно
Две руки-малютки
Стали мыть окно.
Так они старались,
Что, конечно, там
Места не осталось
Маминым рукам.
Мне всегда приятно
Видеть то окно:
Так оно опрятно,
Так светло оно!
ДЕТРИАРХАТ
Рано матери вставали,
Наспех что-нибудь жевали,
А потом дубинки брали,
Шли куда глаза глядят.
По округе колесили,
Грязь осеннюю месили,
Но добычу приносили.
Это был матриархат.
Рано папы поднимались,
Торопливо умывались,
На завод, с толпой сливаясь,
Шли, как будто на парад.
Самосвалы выводили
Грунт копали, лес рубили,
Уголь жгли, руду дробили.
Это был патриархат.
Поднимаясь на рассвете,
Не дают покоя дети:
Принесите то и это,
Соберите в детский сад;
Платье новое купите,
В воскресенье в цирк сводите,
Летом к бабушке свозите —
Наступил детриархат.
СТАРАЯ БЕРЁЗА
При пожаре не сгорела,
Не сломалась под грозой.
Постепенно постарела,
Изнутри взялась трухой.
Хоть стоит еще, а все же
И стара-то, и хвора:
Как морщинистая кожа,
Пожелтевшая кора.
Хоть цепляется упорно
За суглинки и пески,
Умирающие корни,
Как черемушник, ломки.
Ей одно теперь осталось:
Флаг зеленый приспустить
И своей гнилушкой малость
Добрым людям посветить.
Видишь, светится гнилушка
У дороги на краю?
То древесная старушка
Дожигает жизнь свою.
ПИРОГ
На заре проснулась печь,
Чтобы мне пирог испечь.
Но сначала встала мама,
Чтоб в печи огонь разжечь.
Вспыхнул в печке алый шар,
Дровяной, печной пожар.
Ворон синий дым увидел,
Удивленно крикнул: "Кар-р!"
А заслышав хлебный дух,
Про пирог подумал вслух:
Пригласить к столу бы надо
Дятлов, пеночек, пищух.
Эту новость про пирог
Сорок вызнали сорок,
Разнесли её по свету
Без тропинок и дорог.
Я — к столу, а кто-то вдруг
Мне в окошко стук-постук:
Пирога и нам охота,
Поделись-ка с нами, друг!
Дал я дятлам и щеглам,
Незнакомым голосам,
Неизвестным желтым клювам.
Крошки съел, конечно, сам.
СОБОЛИНАЯ КАЗНА
Говорят, была грозна
Соболиная казна.
Не кусались соболюшки,
Не царапались меха,
Но за них давали пушки,
Насыпали пороха.
Как набат, гудели латы,
Мчалась конница, пыля.
Кровь лилась.
А виноваты
Были как бы соболя!
Слышал я молву в народе:
Чуть прогреется земля,
В край неведомый уходят
Соболюшки-соболя.
От завистливого взора
Где-то прячутся вдали:
Ведь их шубки столько горя
Нашим предкам принесли!
ВРЕМЯ
Кто сказал, что время немо,
Как так?
Говорит оно всё время:
Тик-так.
Хоть без ног оно, а ходит,
Тик-так.
Да ещё усами водит,
Тик-так.
Время бьется, словно птица,
Тик-так,
В позолоченной темнице,
Тик-так.
И бредёт с людьми по свету,
Тик-так,
Прикрепленное к браслету,
Тик-так.
А в больших коробках время,
Тик-так,
На стене живёт всё время,
Тик-так.
Ходит маятник в коробке,
Тик-так,
По одной и той же тропке,
Тик-так.
И всё время гонит стрелки,
Тик-так,
По раскрашенной тарелке,
Тик-так.
Звон курантов знаем все мы,
Тик-так.
Это башенное время,
Тик-так.
Шестерни в нём преогромны,
Тик-так.
Стрелки длинные, что брёвна,
Тик-так.
Мы им очень доверяем,
Тик-так.
Все часы по ним сверяем,
Тик-так.
Потому что на планете,
Тик-так,
Нет часов точней, чем эти,
Тик-так.
СМЕКАЛКА
Пращур прятался в пещере.
Был труслив он оттого,
Что у входа злые звери
Караулили его.
Но пришла к нему Смекалка
И шепнула: "Не тужи -
Бечевой к тяжелой палке
Острый камень привяжи".
И когда он вышел с пикой,
Что в пещере сделал сам,
Звери в панике великой
Разбежались по лесам!
Пращур обувь шьет из кожи,
Одевается в меха,
Вдоволь мяса ест. А все же
Жизнь его ещё глуха.
И опять пришла Смекалка:
"Ты как следует крутись:
Делай горн, телегу, прялку,
Человеком становись!".
Стал наш пращур человеком.
А Смекалка: "Не зевай -
Отставать нельзя от века,
Паровоз изобретай!"
Изобрёл, пустил по свету,
После сделал самолёт.
Сконструировал ракету,
Жизнь вдохнул в атомоход.
Не враскачку, не вразвалку
В двадцать первый входит век:
Задала ему Смекалка
Сверхстремительный разбег.
Ну а если б со Смекалкой
Он не стал тогда дружить,
То ему в пещере жалкой
И теперь пришлось бы жить!
УТРО
Слышу утрами таинственный шорох
Под окнами дома.
Это скоблится и чистится город,
Встав до подъёма.
На чёрной и зябкой асфальтовой шкуре,
На влажных панелях
В дымке рассветной маячат фигуры
В фартуках белых.
Пыльно на улице, мокро ли, сухо,
Лёд ли,
Шаркают, словно ногами старухи,
Мётлы.
Шаркают мётлы, сонно лопочут
Дворничьи бляхи…
Чистится город, выйти не хочет
К людям неряхой.
МОЖНО, НО НЕЛЬЗЯ
Говорил мой друг нерусский,
Пальцем дочери грозя:
— По морозу бегать в блузке
Можно. Можно, но нельзя!
Замечательную фразу
Взял себе я в обиход:
Запрещает, но не сразу,
Как бы выдержку даёт.
Едет друг неосторожно,
Очень резко тормозя.
— Так водить машину можно, —
Замечаю. — но нельзя!
Раньше ездили мы ссорясь,
Ссор давно в помине нет:
Молча друг снижает скорость,
Улыбается в ответ.
А другой мой друг таёжный,
Все глаза мне прослезя,
Вновь закуривает:
— Можно?
— Можно, можно. Но — нельзя!
Эта фраза много лучше
Твердолобого "нельзя".
И ее на всякий случай
Вы запомните, друзья.
ТИХОНИ
Засыпав тропы и тропинки,
Стирая свежие следы,
На землю тихие снежинки
Ложатся блёстками слюды.
Они хрупки и музыкальны:
Когда на них ни наступи,
Скрипят то нежно,
То печально,
Как коростель в ночной степи.
Но эти самые тихони
Вчера плескались в Волго-Доне,
Врывались в шлюзы и плотины,
И, низвергаясь с высоты,
Поили влагою пустыни,
Тащили баржи и плоты;
