Семён Самсонов - Повести и рассказы
— Вы знаете, что такое советский пионер?
— Нет, — ответили они.
Ян рассказал о пионерах, о себе, как он впервые надел красный галстук и как вместе со всеми советскими ребятами давал торжественное пионерское обещание.
Трудно было Яну Шпачеку в один раз рассказать всё, а ещё труднее объяснить, что раз они прочитали запрещённую листовку, раз они ненавидят оккупантов, то и они тоже пионеры. Но всё же он сказал:
— Давайте, ребята, поклянёмся, что мы будем бороться за дело Коммунистической партии.
Но слово «бороться» смущало Зденека и особенно Франтишека. Как это они, Зденек, Ян и Франтишек, будут бороться за дело коммунизма… И снова Яну пришлось объяснять, что значит бороться. Он и сам понимал это не очень твёрдо, но объяснял, как думал:
— Раз мы читали листовку и ненавидим оккупантов, — значит, мы тоже за коммунистов, — объяснил он. — Раз маршал Сталин называет нас братьями и хочет вызволить чехословаков, значит, мы с ним заодно.
— Верно, — сказал тогда Зденек. — Но как мы-то будем бороться?
Франтишек тоже согласился, но думал, что больше такую листовку, пожалуй, не рискнёт поднять…
— Мы, — начал Ян, — будем бороться так, как боролись до сих пор. Вот ты, Зденек, говоришь, что на твоей доске с гвоздями прокололи шины два фашистских грузовика. Это борьба? Да, борьба. А если каждый из нас что-нибудь подобное сделает в ущерб врагу, это уже борьба настоящая.
Весь этот разговор Ян решил завершить торжественным обещанием. Но как ни старался, он не мог вспомнить слов торжественного обещания пионера. Много прошло времени с тех пор, как он сам его давал. Он запомнил лишь один момент. Когда их выстроили там, в Артеке, и когда ему повязали красный галстук, старший пионервожатый сказал:
— Пионеры, к борьбе за победу коммунизма будьте готовы!
Пионеры ответили:
— Всегда готовы!
Зденек и Франтишек стояли рядом. Ян напротив. Они смотрели сейчас на Яна, как на героя. Он показал им, как надо отдать салют, как ответить на слова, которые он произнесёт, и они в точности всё исполнили. Всё было торжественно, хотя ребята не имели галстуков. Ян сказал:
— Вы теперь тоже пионеры. Значит, все мы вместе дали клятву, что никому не расскажем о листовке, которую читали, и никому не расскажем, что сегодня было у нас, но сами должны помнить об этом всегда, всю жизнь и поступать так всегда, при удобном случае, делать всё для того, чтобы оккупантам было плохо в нашей стране.
— Будем! — ответили Зденек и Франтишек.
С тех пор Ян, Зденек и Франтишек приходили сюда, к этому кусту акации и подолгу сидели, разговаривали, читали новые листовки. Но дороже всех им была старая, с портретом Сталина. Портрет Сталина был ясный. Сталин улыбался и, казалось, глядел с листовки прямо на них, как живой. У него была такая улыбка, такой взгляд, что теперь уже каждый чувствовал, что он действительно за них, за Франтишека и Зденека, за Яна и всех чехословаков, а все они — за Советский Союз.
…Пришли, наконец, Зденек и Франтишек. Ян не заметил, как они подошли. Друзья отдали салют; Ян ответил им тоже салютом, и они уселись, чтобы поговорить о делах, о том, кто что видел на улицах, что нового слышал о положении на фронте.
Только одного Ян не сказал своим друзьям, что он, как пионер, помогает подпольщикам. Это он думал рассказать им тогда, когда настанет подходящее время.
НА БЕРЛИН!
Накануне Нового года на танке «Пионер» заменили старую пушку новой, более современной. Экипаж был рад этому. С тех пор как вместе с пурпурно-красной книжечкой — наказом пионеров — Мягков получил этот танк, экипаж не переставал заботиться о своей боевой машине. Она не «подвела» их ни на большом, ни на малом марше, ни в бою.
О героической гибели лейтенанта Бучковского и его боевых товарищей знали в соединении все комсомольцы. Каждый знал, что экипаж, танка «Пионер» не сдался на милость врагу в необыкновенно тяжёлом положении, что лейтенант Бучковский, механик-водитель Агапов, башенный стрелок Русанов и радист Фролов предпочли смерть плену. Они погибли в танке, а танк не перестал быть грозным для врага, оставаясь в строю.
Ходил ли танк «Пионер» в разведку, был ли в числе ударных сил на прорыве новой линии обороны, штурмовал ли новые укрепления противника, — всюду экипаж был в числе победителей. На броне машины было много царапин, заусениц, меток от осколков вражеских бомб, снарядов, мин. Но на башне белела аккуратно подновляемая надпись «Пионер». А на пушке красовалось около четырёх десятков красных звёздочек — счёт уничтоженных фашистских пушек, танков и огневых точек. Это украшало замечательную машину, сделанную умелыми руками мастеров уральского оружия. Экипаж Мягкова был прямо-таки влюблён в свой танк. Может быть, «влюблён» — это не то слово, — не раз думал гвардии лейтенант Мягков, говоря о танке, — но он знал: экипаж любит свою машину беспредельно.
На небольшом привале, перед маршем, особенно перед боями, экипаж начинал «вылизывать (так говорили некоторые гвардейцы) своего «Пионера». Снова и снова проверялись пушка, пулемёт, управление, мотор. Проверялось всё, от простого болта, крепящего треки, до мотора и пушки. Танк «Пионер» всегда выделялся особенным зеленоватым блеском. Некоторые гвардейцы шутили, будто лейтенант Мягков натирает танк лаком, другие утверждали, будто он нашёл какую-то особую трофейную зелень, которая не только делает танк красивым, но и спасает его от зажигательных снарядов. Всё, это, конечно, никто не принимал всерьёз, но любовное отношение экипажа к танку «Пионер» в батальоне заставляло и других танкистов подражать комсомольцу Василию Мягкову и его товарищам.
Давно в танковом соединении стало традицией — перед новыми боями читать наказ трудящихся Урала и боевую клятву добровольцев. Гвардии лейтенант Мягков с экипажем, как правило, перед боем повторял наказ пионеров. Этим танкисты как бы напоминали себе о своей неразрывной связи с юными патриотами. Комсомолец Мягков умел вложить в это большой смысл. Особенно после встречи с пионерами на Урале, когда он узнал, как дети любят свой танк «Пионер», командира Бучковского и его экипаж. Эта детская чистая любовь к тем, кто шёл в бой за счастье Родины, за счастье всех детей на земле глубоко волновала его.
— Пора и отдыхать, — сказал лейтенант членам своего экипажа, когда закончилась очередная профилактика и чистка танка. Он пришёл в землянку и присел к печурке, в которой уже пылали сухие сосновые сучья.
Землянка сделана недавно из свежесрубленного соснового леса. Брёвна «слезились» капельками ароматной смолы, выступавшей от жарко-натопленной железной печурки. Лейтенант Мягков присел к ней, пригрелся и почувствовал некоторую усталость. Ему хотелось немного отдохнуть, подумать о делах перед новыми боями, потом написать письма родным, пионерам — «хозяевам» танка: им он обещал аккуратно писать не только письма, но и посылать записки из боевого дневника. Но времени нехватало.
Сейчас уральцы снова готовились к большим и решающим схваткам с противником. Бои предстояли сложные. Это Мягков знал из недавнего разбора разведывательных данных.
…До границы Германии немцы имели четыре линии хорошо оборудованных укреплений. Первая проходила на Сандомирском плацдарме, перед которой теперь находились войска Красной Армии и в том числе уральцы-добровольцы. Вторая — на реке Чёрно-Нида, третья — в районе города Ченстохова, и, наконец, четвёртая — Верхнесилезские возвышенности.
Все эти линии были сильно укреплены, имели траншеи полного профиля, хорошо оборудованные танковые рвы с проволочными заграждениями, минные поля и другие противотанковые заграждения, массу лесных массивов, где удобно маскироваться живой силе и технике врага, наконец, возвышенности и водные рубежи — важные естественные препятствия в бою. Лейтенант Мягков отлично понимал, что бои будут жестокими, а значит, надо быть готовыми воевать всюду, где прикажет командир, действовать уверенно, всё знать, всё предвидеть, всё преодолеть.
Василий Мягков решил познакомить экипаж с картой района боевых действий. Когда механик-водитель Смирнов, с живыми и бойкими глазами, вошёл в землянку, Мягков спросил:
— Где остальные?
— Радист Зуев ещё в танке возится, а башнёр Котов на репетиции, готовится к новогоднему вечеру.
— Добро, — сказал Мягков. — Я прилягу, а когда все соберётесь, — разбудите.
— Есть, товарищ гвардии лейтенант, — чётко ответил Смирнов и вышел.
На столе тускло мерцала лампа-гильза, забавно тикали «ходики», нивесть откуда попавшие на стену, а в печурке всё ещё потрескивали дрова. Уютно, тепло в землянке.
Но уснуть лейтенанту Мягкову так и не пришлось. За стеной, в соседней землянке, стоял шум, играл патефон. Глухо, точно из-под земли, неслась мелодичная песня «Есть на Волге утёс». Хриплый голос подпевал. Василий Мягков решил: «Командир батальона, его голос»… Песня навеяла бодрость, разбила сон, и лейтенант Мягков встал со своей «кровати», любовно сделанной товарищами из свежих жердочек, присел к столику, тоже из жердочек, и написал в новенькую тетрадь-дневник, предназначенный пионерам:
