Евгений Астахов - Ботфорты капитана Штормштиля
Потом незаметно для себя Тошка поведал Штормштилю печальную историю Бобоськи. Рассказал о пройдохе Скорпионе, Сушеном Логарифме и мрачном глухонемом красильщике, который не столько красит, сколько хлещет «изабеллу» и дрыхнет на пляже под шлюпками.
Письмо получилось длинное, страниц на шесть. Тошка даже удивился, как он его осилил. Когда задавали на дом сочинение на две странички, он пыхтел над ним полдня. А здесь — чуть ли не всю тетрадь исписал.
Конверт Тошка склеил из твердой оберточной бумаги. Написал адрес: «Африка. Свободный порт Танжер. Вручить лично капитану Штормштилю по прибытии в гавань клипера «Фантазия». Потом подумал и, прочертив внизу конверта жирную черту, добавил: «Обр. адрес: Старая гавань. Шкиперу А. Тополькову».
Оставалось придумать последнее: куда опустить письмо? В почтовый ящик, как это делала Кло? Нет. Зашлют еще письмо в Танжер и будут искать там клипер «Фантазию». Или, чего доброго, вернут в Старую гавань, и боцман Ерго спросит насмешливо: «Это ты, что ли, шкипер, олан? Как я раньше не заметил твою поседевшую от штормов бороду». Нет, лучше уж не в почтовый ящик, лучше как-нибудь в другое место.
Тошка думал, машинально скользя взглядом по стенам подвала. Узкий коридор, по обе стороны которого шли отсеки-чуланчики, упирался в сплошную кирпичную перегородку. Под самым потолком виднелись какие-то узкие щели.
«Вентиляция, наверное, — подумал Тошка. — Вот туда и опущу письмо».
Он посмотрел на плотный, аккуратно заклеенный конверт и, вздохнув, приставил к перегородке заляпанную известкой стремянку.
Забравшись наверх, Тошка сунул руку в одну из щелей. Щель оказалась глубокой, рука вошла в нее до самого локтя.
«Ничего себе стена! — удивился Тошка. — И в середине еще пустая. Видно, и вправду здесь вентиляция проходит».
Он вынул из-за пояса письмо и сунул его в щель. Подтолкнул пальцем раз, другой. Наконец почувствовал, что письмо чуточку перекосилось и через секунду исчезло.
«Ну и ладно, — убеждал себя Тошка. — Пусть это всего лишь щель в стене. Разве письма пишут только для того, чтобы получать на них ответы? Разве главное — ответ? Есть письмо, а значит, капитан Штормштиль продолжает жить и мы с ним еще о многом поговорим...»
Он стряхнул с коленок пыль и поставил стремянку на место. Теперь можно было отправляться домой, небось его давно уже ждут обедать.
Глава 8. Запах южного ветра
Ветер гнал с моря круто сбитые облака. Они бесшумно скользили по блестящему синему стеклу неба. Ветер рождался где-то очень далеко. Может, в Турции, а может, и еще дальше. Если закрыть глаза и подставить ветру лицо, сразу же начинаются удивительные вещи. Можно услышать печальный звон караванных бубенцов, протяжные песни бедуинов, тяжелые вздохи океана, гудки заблудившихся в тумане кораблей. Можно уловить запах цветущих тамарисков, нагретых тропическим солнцем атолловых лагун, запах просмоленной пеньки и ржавого железа. Мало ли что может принести с собой порывистый южный ветер, летящий из далеких и таинственных краев.
— Ты что это принюхиваешься?
Тошка открыл глаза. Перед ним стояла Кло и насмешливо щурила голубые глаза.
— Ветер нюхаешь, да?
— Нет... почему же ветер?.. — смутился Тошка.
— А я вот люблю нюхать ветер, — неожиданно сказала Кло. — Ты знаешь, чем пахнет южный ветер?
— Не-ет... Не знаю.
— Эх ты! Южный ветер пахнет дальними странами. В них живут веселые люди. Все как один моряки, смуглые от загара и со здоровенными кулачищами.
— Почему здоровенными?
— А когда здоровенные кулаки, не надо драться лобаном. Какой хороший был лобан... — Кло вздохнула. — Вкусный, наверное. Вкуснее морского петуха. Ты любишь жареных морских петухов?
— Нет. — Тошка почувствовал, что начинает злиться.— Я люблю петухов, которые с перьями.
— А я морских... — Кло зажмурила глаза, подставила лицо ветру. Она стояла, чуть приоткрыв маленький рот, ее длинные черные ресницы подрагивали. — Ты слышишь: кричат люди, с треском рвутся паруса, ветер несет беду...— Она открыла глаза. — А однажды ночью ветер унес от Старой гавани фелюгу. В ней сидел человек, которого обманули злые и жадные люди. Он был капитаном, самым знаменитым капитаном на всем Черном море! Сейчас почти никто уже не помнит, как он выглядел, ничего не осталось от него, даже фотографии. Все унес ночной ветер.
— А имя осталось? — шепотом спросил Тошка.
— Имя осталось... — Кло медленно повернула голову.
Ветер растрепал ее золотые волосы. — Имя осталось. Это был капитан Борисов, мой дед.
Тошка понял: Кло ничего больше не скажет. Это какая-то тайна, о которой нельзя знать кому попало. Но он все же не удержался и спросил:
— За ним, наверное, гнались?
— Кто?
— Ну, эти самые, как ты говорила — злые и жадные люди.
— Нет. Они просто обманули его. И еще одного человека. Хочешь, я покажу место, где он остался лежать?
— Кто?
— Тот, второй. Его звали Дурмишхан. Он был контрабандистом...
Кло пошла вперед, ловко перепрыгивая через дыры гнилого настила. Тошка едва поспевал за ней. Они перебрались с мостков на берег, молча пошли вдоль старого мола. Мертвые пароходы, словно рыжие холмы, нависали над шаткими мостками. Пустые пакгаузы с сорванными воротами мрачно щурили узкие глаза-окошки; решетки были похожи на густые ресницы.
«Акционерное общество Караяниди — Орловь и К°. Колониальные товары» — полустертая надпись смутно проступала на стене одного из пакгаузов.
— Их скоро снесут, эти развалины, — не оборачиваясь, сказала Кло. — В маминой газете писали. Вместо Старой гавани будет нарядная набережная с пальмами, а на Горке разобьют парк пионеров с аттракционами.
Тошке стало жаль Старой гавани и пахнущих плесенью пакгаузов. Навсегда исчезнут кривоногие мостки, бетонные блоки мола, проволочная паутина вокруг ежевичных джунглей Горки. Где же тогда удить ставридку, копать морских червей и ловить ртом порывистый южный ветер? И куда будет приходить Кло? Не к карусели же и не к размалеванной доске скучного аттракциона «Набрось кольцо». Нет, Тошка считал, что на земле должно быть оставлено побольше мест, где могли бы жить тайны. Тайны, от которых холодеет в груди и начинает покалывать в кончиках пальцев.
— Вот здесь. — Кло остановилась.
Тошка огляделся. Обломок скалы отвесно уходил в воду. Ржавое кольцо, похожее на обкусанный бублик, было вмуровано в темный, с подтеками гранит. Кло дотянулась до кольца. Оно, скрипнув, качнулось в проушине.
— К нему зачалил свою фелюгу Дурмишхан, — сказала Кло. — Тогда, в ту ночь...
Тошка оглядел гальку, как будто на ней могли остаться следы давно ушедших людей: старого капитана Борисова и контрабандиста Дурмишхана.
Кло стояла возле скалы. Южный ветер продолжал гнать по небу облака, похожие на шарики мороженого. «Красный Батум», надрываясь от крика, тянул мимо мола измятую, серую коробку танкера.
— «Азнефть» потащил. — Кло, прищурившись от солнца, посмотрела на танкер. — Как муравей мертвого жука.
— А у меня есть дядя, — сказал Тошка. — Он, правда, не моряк...
— Кто же он? — Кло приподняла тоненькую бровь. Наверное, она сейчас добавит что-нибудь насмешливое. — Кто же?
— Геолог. Знаешь, он облазил все горы, которые только есть у нас в стране.
— Ну, уж и все!
— Да. Он работал на Алтае, на Урале, потом в Хибинах. А теперь вот на Кавказе.
— А что он ищет? — заинтересовалась Кло. — Золото.
— Нет, не золото. В прошлом году он нашел медь.
— Много?
— Много. Об этом писали в газете. Папа в тот день купил десять номеров.
— Зачем?
— На память.
— Геологи — это тоже хорошо. — Кло медленно пошла по черной мазутной полоске, оставленной прибоем на гальке. — Я никогда не видела геологов; их просто нет в нашем городе.
— Конечно. Геологи живут в горах, а в города спускаются лишь на зиму.
— Я никогда не стану геологом, — сказала Кло.
— Почему?
— Я люблю море. И южные ветры.
— Я тоже...
— Твой дядя был на войне?
— А как же! — оживился Тошка. — В отряде альпинистов. Он сражался на Кавказе против немецких егерей.
— Кто такие егеря?
— Это горные стрелки. Они забрались на Эльбрус и укрепили на самой его вершине фашистский флаг. Чтобы он был над всем Кавказом. И тогда дядин отряд пошел на штурм. Это было зимой. А зимой очень трудно подняться на Эльбрус. Но альпинисты помогали друг другу. Одна группа прикрывала и поддерживала другую. Иначе б не дойти до вершины тому, кто сбросил флаг.
— А как звали этого альпиниста?
— Не знаю. Он погиб потом.
— В бою?
— Да... Когда приезжает дядя, мама берет у соседей гитару. И он поет песни. Разные — смешные и грустные. И про того альпиниста, что сбросил флаг:
В прозрачной ледяной могиле
Друзья оставили его...
Тошка хотел рассказать еще об одной дядиной песне про красавицу Кло, стреляющую в подброшенный пиастр, но не решился.
