Андрей Шманкевич - Вовка - зелёная фуражка
Сейчас площадка пограничников пустовала.
С трёх сторон двор заставы окружён забором. Такого забора Вовка никогда не видел. Он построен из брёвен, поставленных стоймя одно возле другого. Папа, ещё когда Вовка болел, сказал, что такой забор называется частоколом. Через такой забор не то что зверь, но и человек не перелезет.
— И белые медведи не перелезут? — спросил Вовка.
— Что, что? Белые? Белые медведи у нас не водятся. Бурые есть…
— А где же они водятся? — не отставал Вовка. — Ведь на Севере они водятся… Мне ещё Сенька-тюбетейка говорил…
— На Севере-то на Севере. Только подальше. Не на земле, а в океане, на льду… Это ты что-то перепутал…
Вовке обидно стало: значит, не придётся ему повстречаться с белым медведем. Хоть и страшновато это было бы, но зато как интересно!
— А какие они, эти… бурые? — недовольно спросил он.
— Вот так и подавай тебе — то белого, то бурого! Поправишься, заходи в красный уголок, там у нас топтыгин живёт!
Ну и напугался же Вовка, когда впервые попал в казарму: стоит топтыгин на задних лапах с оскаленной пастью. Вовка за отцовскую руку ухватился.
Но мишка оказался не мишкой, а просто чучелом, подарком дедушки Матвея. Вовка запросто подходил потом к этому топтыгину и даже за лапу здоровался.
…С четвёртой, западной, стороны никакого забора не было, там было озеро. За озером опять дремучей стеной стоял лес. И хотя озеро было ещё сковано льдом, лес был по-летнему зелёный.
Вовка уже целых шесть зим перезимовал, но такого не видел, чтобы деревья круглый год стояли зелёные. Ведь в Армавире не росли сосны и ели, даже в Третьей роще росли белые акации да лапчатые клёны. Летом они шуршали зелёными листьями, а акации, когда цвели, были белыми от цветов, но приходила осень, и листья начинали желтеть, жухнуть и осыпаться.
Правда, ёлку Вовка видел каждый год, но видел не в лесу или на улице, а в праздничном зале, обвешанную разноцветными лампочками, игрушками и разукрашенную блестящей мишурой и канителью.
Не думал Вовка, что ёлки могут расти вот так просто в лесу, хотя и пел вместе с другими «В лесу родилась ёлочка».
Маленькая, меньше Вовки, ёлочка росла у самого крыльца. Вовке захотелось потрогать её. Он спустился со ступенек и протянул ёлочке руку — давай познакомимся! Но тут же отдёрнул руку — ёлочка оказалась сердитой, будто крапивой обожгла ему пальцы своими иголками.
— Ты чего колешься? — обиделся Вовка.
И тут же услышал за спиной смешок.
Конечно же, это была Светка! Откуда она только взялась?
— Что, получил? — сказала она. — Не ломай ветки… Мы нарочно ёлки посадили, чтобы красиво было.
Вовка даже покраснел от обиды. Разве Светка не видела, что он только потрогать хотел!.. Аж зло его разобрало.
— Ёлка у нашего крыльца, а не у вашего… Значит, наша, а не ваша! Что захочу, то с ней и сделаю…
— Смотрите, начальник выискался! Что захочет, то и сделает! Приехал на готовенькое… А мы эти ёлочки в лесу выкапывали, сажали их осенью… А он: что захочу, то и сделаю… Видали мы таких храбрых!
— Ты лучше отскочь! А то я как возьму да как загну тебе салазки…
— Ух, напугал! Боюсь я твоих салазок… И чего ты, не понимаю, колючки свои выставляешь, как ёлка! Смешно даже…
Вдруг Светка схватила Вовку за рукав:
— Завтра просить меня будешь водиться, да только я тогда ещё подумаю!
— Не дождёшься! — выкрикнул Вовка. — Мы с девчонками не водимся!
У Вовки снова чуть было не сорвалось с языка:
«Отскочь!» — но сам удивился: не хотел он ссориться со Светкой. И дружить ему здесь, кроме как с этой девчонкой, не с кем, да и просто тянуло его к Светке. Тянуло — и всё!
«Ну и что же, что она девчонка? Она что, виновата, что ли, что девчонкой выродилась? Да она и не похожа на девчонку настоящую. Что она — хныкал ка? Нет, не хныкалка… Когда на подводе ехали, не поморщилась даже, а когда на лошади ехали, в корзинках…»
Дальше вспоминать Вовке неприятно было, особенно, как Светка поймала его за штаны… Потом эти уколы. Зачем она только пришла тогда и увидала его чуть не голого?
«Суёт свой нос куда не надо… — продолжал думать Вовка, но уже совсем почти не сердясь на Светку. — И ведь девчонка-девчонка, а всё знает… Вот бы пойти с ней сейчас по заставе, и она про всё рассказала бы… Она же, наверное, знает, где сидит Хмурый…» Но, удивительное дело, вместо того чтобы сказать «Идём смотреть Хмурого», он сказал:
— Лучше с Хмурым водиться, чем…
— Ну и целуйся со своим Хмурым! — выкрикнула Светка и решительно зашагала к дому.
Вовке сразу стало тоскливо и одиноко. Он ещё немного потоптался у крыльца и пошёл домой.
— Что такое? — спросила мама. — То рвался на улицу, а то гулять не хочешь?
Рассказывать про ссору со Светкой Вовке не хотелось, но и не пришлось, мама сама догадалась.
— Почему ты со Светкой не хочешь играть? — спросила она.
— Потому что она девчонка, а с девчонками стыдно водиться… — насупился Вовка.
— Что ты говоришь? — как будто удивилась мама. — А знаешь, я ведь тоже была когда-то девчонкой. А папа был когда-то мальчишкой… Но ты же видишь, он со мной водится… И никто над нами не смеётся.
Вовка даже рот раскрыл: ему и в голову не приходило, что мама тоже была девчонкой, что девчонками были и тётя Валя, и тётя Лара, и двоюродные Тани — армавирская и московская, — даже бабушка Марфа тоже, наверное, была девчонкой…
— Ну, так почему же ты не хочешь со Светкой водиться? — допытывалась мама. — Откуда ты взял, что с девчонками стыдно водиться?
— Ты же большая… Ты же в куклы не играешь! — нашёл наконец что сказать Вовка.
А мама снова улыбнулась:
— Да, давно уже я не играла в куклы… А с удовольствием поиграла бы, да всё некогда. Сшила бы я Машеньке новое платьице, а надо тебе штанишки и рубашки шить.
— Какой это Машеньке? — удивился Вовка.
— Моей любимой Машеньке… Хочешь, покажу?
Мама сняла со шкафа старенький чемодан и, к великому Вовкиному удивлению, достала из него… самую настоящую куклу, не очень большую, не слишком новую, но в чистеньком пёстром платьице.
Вовке показалось, что кукла с каким-то упрёком посмотрела на маму, а потом сердито покосилась на него.
— Когда-то Машенька умела закрывать глазки… — продолжала мама. — Конечно, ты этого не помнишь, но это ты разучил её открывать и закрывать глаза… Вы, мальчишки, такой народ!..
За обедом Вовка сидел задумчивый, отвечал невпопад, потом неожиданно спросил:
— Па! А ты в куклы с мамой играл?
— Что? В куклы? В какие куклы?
— В куклу Машу, в ту, которая в чемодане лежит. Которая раньше, давно-давно, когда я ещё и маленьким не был, умела открывать и закрывать глаза.
— Что, что? Какие глаза?
Папа посмотрел на маму, сощурился, он всегда так делал, когда что-нибудь вспоминал.
— Ну как же, как же! Играл… Я с ней водился всегда… Ещё как водился!
После компота Вовка решительно встал из-за стола и сказал:
— Ладно! Я тоже буду со Светкой водиться… Пускай я буду её кукол на своём грузовике катать.
— Правильно, сынку! Я тоже катал эту самую Машеньку на своём мотоцикле… Один раз мы даже свалились в канаву… Помнишь, Маруся, по дороге на Фортштадт?
— Это ты, отец, уже совсем из другой оперы… — рассмеялась мама. — Это было уже потом… Ладно, сынок, бери свой грузовик и отправляйся во двор. Погода сегодня просто загляденье!
— Есть идти во двор! — ответил Вовка. — Только мне жарко в ушанке… Дай мне мою зелёную фуражку…
Маме пришлось перерыть все чемоданы, чтобы найти Вовкин головной убор. Но она знала, что фуражка сейчас просто необходима сыну, и не пожалела времени.
Во дворе Вовка снова прошёлся в зелёной фуражке под Светкиными окнами туда и обратно раз, потом второй раз, третий… Но Светка не показывалась, зато Вовка прекрасно расслышал, что она сказала своей матери:
— Мама! Некоторые мальчишки думают, что если у них на голове зелёная фуражка, так они уже настоящие пограничники! А то они не думают, что новый портфель с книжками ещё получше фуражки… Вот возьму и буду укладывать в свой новый портфель книжки и тетрадки. Ведь я же не такая малышка, как Вовка Клюев, мне осенью уже в школу, а ему, этому задаваке Вовке, когда ещё в школу ходить придётся?.. Малышек в школы не принимают!
Что ответила Светке мама, Вовка не понял, а вот то, что у Светки был портфель, да ещё новый, да ещё то, что она могла в него книжки укладывать, а книжки, конечно же, с картинками, так испортило Вовке настроение, что он тут же решил окончательно и бесповоротно, на веки вечные забыть про Светкино существование, а папу попросить, чтобы ему тоже купили новый портфель, в который можно укладывать книжки с картинками.
— Ну и целуйся со своим портфелем! — крикнул он в окно и зашагал прочь.
В самом дурном настроении Вовка завернул за угол казармы и увидал солдат. Они, стоя у длинного стола, чистили оружие.
