Наталья Нусинова - Про жирафа Федю
Гриша кивнул. Он тоже запыхался.
– Только бы Федя выздоровел, – сказала Глаша. Она совсем не устала, но и не особенно развеселилась.
Они подождали Никанора и Мелинду, которые прощались с учениками и их родителями, поблагодарили их и поздравили с прекрасным балом.
– Приходите ещё! – сказала Мелинда. – Мы часто выступаем.
– Обязательно придём! – сказал Гриша.
– Нам очень понравилось, – кивнул Максимилиан. – Особенно фея! И флейтист!
Мелинда и Никанор счастливо улыбались.
– А сколько лет Дюймовочке? – спросила Глаша.
Мелинда внимательно посмотрела на неё, подумала и сказала:
– Пожалуй, на будущий год можно принять тебя в подготовительный класс!
Глаша молча сделала реверанс.
– Спину прямо! – приказала Мелинда. – Глубже приседай! Так! Руки! Очень хорошо!
И Мелинда посмотрела на Глашу как-то по-новому, как будто никогда раньше её не видела.
А неулыбчивая Глаша вдруг заулыбалась, гордо и счастливо. Хотя глаза у неё все равно были грустные.
Грише стало немного обидно, и он тоже попытался сделать поклон. Но Мелинда на него едва взглянула.
Тогда Гриша сказал:
– А я не хочу в балет! Мы с папой пойдём в фитнес-центр!
Мелинда кивнула.
– Ну ладно, – вздохнул Максимилиан. – Давайте прощаться. Пора домой!
– Нам к Феде надо! – объяснила Глаша.
– До свидания! – сказал Никанор.
Мелинда грациозно поклонилась и взмахнула рукой.
Максимилиан тоже взмахнул – пальто и шубами, которые он, по совету мальчика-пажа, первым получил в гардеробе.
Глава десятая
Доктор дает совет
Как только Максимилиан открыл дверь квартиры, стало ясно, что дома тревожно. Праздничное настроение тут же улетучилось, как будто и не было никакого бала. В глубине коридора мелькнул белый халат – Глаша и Гриша увидели Ивана Ивановича, который пробежал в комнату со шприцем в руке. Вслед за ним торопливым шагом шла бабушка, в руках она держала таз с горячей водой и какие-то тряпки. Стараясь не расплескать воду и едва переводя дыхание, Элеонора на ходу обернулась к внукам и сказала с непривычной резкостью:
– Ещё рано! Нечего вам тут делать! Пойдите погуляйте!
В этот момент из комнаты донёсся негромкий протяжный стон.
– Феде больно! – закричал Гриша. – Что вы с ним делаете? Пустите!
Но Максимилиан вдруг крепко схватил его за плечо и попытался повернуть к двери. Гриша плакал и вырывался.
А Глаша молча расстегнула молнию на своём дутом пальтишке, ловко выскользнула из рукавов и помчалась в комнату, оставив пальто в руках у Максимилиана. Тот оторопел и стал разглядывать Глашино пальто, будто недоумевая, куда же делась внучка, а сам тем временем ослабил пальцы, и Гриша сразу вывернулся и тоже побежал в комнату.
То, что они увидели, было ужасно. Федя лежал, не поднимая головы и вытянув ноги. Он был совершенно мокрый и очень худой. На боках у него проступали рёбра, он больше не стонал. Рядом стоял Иван Иванович – он только что сделал Феде укол.
Глаша и Гриша стояли молча.
И вдруг Федя приоткрыл один глаз – и посмотрел на Глашу. Удивительно! Взгляд у него был прежний – живой и весёлый!
– Он выживет! – сказал Иван Иванович. – Кризис миновал. Видите, как он вспотел! У него спала температура. Он потерял много сил. С ним надо сейчас очень бережно обращаться! И конечно, ему нужно усиленное питание!
Элеонора подошла к Феде и стала осторожно обтирать ему бока мокрой тряпочкой, окуная её в синий таз с тёплой водой.
– Глаша, подай мне полотенце! – сказала Элеонора.
Глаша тут же подала бабушке махровое жёлтое полотенце. Из её глаз струились слёзы – теперь она плакала от радости.
Гриша подошёл к Ивану Ивановичу и крепко пожал ему руку.
А Максимилиан потоптался на месте и сказал:
– Давайте обедать!
Федя фыркнул.
И все засмеялись.
Пока бабушка разогревала обед, а Глаша и Гриша под руководством Ивана Ивановича тщательно мыли руки, Максимилиан позвонил брату и его жене, чтобы сообщить им радостную новость.
– Какое счастье! – воскликнула Мелинда. – Никуша, ты слышишь? Федя выздоровел!
Никанор тут же взял вторую трубку.
– Теперь ему нужно усиленное питание! – Максимилиан с восторгом повторил слова доктора.
– Уж это конечно! – откликнулся Никанор.
– Дети как раз вчера вернулись с юга, – сказала Мелинда, – и по нашей просьбе привезли для Феди ящик консервированного кокосового молока и огромную гроздь бананов. Никанор сегодня же вам всё занесёт!
– Спасибо! – обрадованно поблагодарил Максимилиан.
Тут Элеонора как раз внесла в комнату ароматнейшую грибную подливку, а на столе уже стояли солёные огурцы и картофельные котлеты, и Максимилиан быстро распрощался.
– Извините, Иван Иванович, – сказала Элеонора, – из-за Фединой болезни я не успела толком ничего приготовить. Но когда он совсем выздоровеет, мы устроим настоящий пир.
– На весь мир! – сказал Гриша.
Глаша кивнула.
– Да что вы! – воскликнул Иван Иванович. – Я совсем неприхотлив в еде и к тому же люблю грибы! Особенно съедобные.
– Не беспокойтесь, – сказала Элеонора. – Я сама их собирала.
Иван Иванович успокоился, и все принялись за еду.
Феде дали яблочного сока с мякотью – доктор разрешил ему пока только попить, а позже велел сварить для него лёгкую кашку.
– После такой серьёзной болезни силы надо восстанавливать с осторожностью! – произнёс Иван Иванович, строго оглядев собравшихся и подняв вверх покрасневший от мытья палец.
Обед прошёл очень весело. Иван Иванович рассказывал разные случаи из своей медицинской практики, а Максимилиан – из педагогической. Как ни странно, рассказы у них получались похожие. Может быть, потому, что они оба любили своих питомцев.
– Послушать вас, любезный Максимилиан Никанорович, – сказал доктор, с удовольствием уплетая картофельную котлету, – так ваши студенты во время сессии ну точь-в-точь как мои больные звери!
– Совершенно верно, уважаемый Иван Иванович, – с набитым ртом отвечал ему Максимилиан, – а после экзаменов они как будто выздоравливают и тотчас же забывают, где болело!
– Очень похоже! – засмеялся доктор. – Передайте мне, пожалуйста, грибной соус! Исключительно вкусно! А вот ещё про слонёнка! Забавнейший случай! Представьте себе, этот персонаж как-то раз под шумок объелся морковкой, и, конечно, у него началось ужасное расстройство желудка…
Иван Иванович щедро полил картофельную котлету грибной подливкой и, с аппетитом поглощая кусок за куском, принялся увлечённо рассказывать, как он лечил слоновьего малыша.
Гриша тихонько отодвинул от себя тарелку. Глаша отвернулась к стенке. Казалось, её заинтересовал рисунок обоев.
Максимилиан закашлялся и поднёс салфетку ко рту.
А Элеонора сказала, что пора ставить чай, и, смеясь, убежала на кухню.
Иван Иванович продолжал рассказ.
В этот момент зазвонил телефон. Максимилиан извинился перед доктором, подошёл, снял трубку и, стараясь не кашлять, произнёс:
– Алло! Да, квартира Фарр-Трансформатских! Именно так! Да, я и есть профессор! Что? Откуда?!
Максимилиан вдруг закашлял сильнее прежнего, Иван Иванович взглянул на него с интересом и вынул из кармана стетоскоп.
Вернувшаяся в комнату Элеонора поставила на стол чайник и постучала Максимилиана по спине.
Макимилиан перестал кашлять, но был чрезвычайно взволнован.
– К вашему сведению, этот жираф проживает у нас на совершенно законных основаниях! Да, представьте себе! – кричал он в трубку. – Он был приобретён в магазине лично мной! Возможно, у меня даже сохранился чек! Он продавался в замороженном виде! В качестве гуся! Да я серьёзно! Знаю, что сегодня не первое апреля! Извините, но пока никаких комиссий! Жираф ещё не совсем здоров! У нас как раз дома его лечащий врач! Он может подтвердить, что проживающий у нас (легально, на основании чека!) жираф Федя только что перенёс двустороннюю пневмонию и волнение ему противопоказано! И подобные визиты, извините, тоже! Конечно! Медицинскую справку возьмём! Благодарю!.. И вам – ТОГО ЖЕ!
Максимилиан дрожащими руками положил трубку на рычаг.
– Звонили из какого-то Комитета по городским беспорядкам. К ним поступил СИГНАЛ от техника-смотрителя Капитоновой – о том, что мы тайно содержим жирафа в своей квартире. Они хотят прислать к нам комиссию и по результатам проверки отнять у нас Федю!
– Ещё чего! – закричал Гриша.
– Ну уж нет, – сказала Элеонора. – После того как мы его выходили? Да он мне теперь как третий внук!
– Никогда в жизни, – тихо произнесла Глаша и побежала в детскую, к Феде.
Иван Иванович молчал.
Максимилиан посмотрел на него с удивлением.
