Михаил Колосов - Бахмутский шлях
— Брал?
— Нет.
— Отдай сейчас же, негодяй! Отдай!
Симка полез за пустые ящики, которые стояли тут же, в коридоре, выбросил сетку.
— На, подавись.
— Я тебе еще подавлюсь, Рыжик проклятый. — Мишка бросил воротник, взял сетку и, грозя Симке кулаком, пошел со двора.
— Ну, не попадайся мне, — крикнул Симка. — И лохматая тоже!
— Только тронь Настю — голову оторву!
Симка схватил кусок льда, бросил в Мишку, но тот вовремя пригнулся, лед просвистел мимо уха. А Мишка запел:
Рыжий, рыжий, конопатый,
На свинье сидел горбатой,
Прибежал отец из хаты
И прогнал его лопатой.
Рыжий плачет,
Рыжий скачет,
На всю улицу орет…
Симка нагнулся, хотел еще раз пустить кусок льда, но тут мать стала хлестать его по голове оторванным воротником, погнала в комнату.
К дому Мишка приближался гордый, довольный собой. Он беспечно размахивал сеткой, сзади по снегу тащилась полоска от штанов, разорванных собакой. Мишка этого не замечал, ему хотелось петь, бросать снежки, крушить все на своем пути — такой прилив силы он вдруг почувствовал в себе! Он свернул с дороги и пошел прямо через сугробы, утопая по колено в снегу.
«Эге, черт рыжий! — подумал он. — А ты, оказывается, не так уж и сильный. Надо было тебя раньше проучить».
Мишка поставил сетку в угол сарая, пошел за ведром. Но ведра на месте не оказалось, и в тот же миг вся радость улетучилась: величие победы померкло, настроение упало: предстояло объяснение с матерью. Чего доброго — еще начнет и бить. И он, отряхнувшись как следует, вошел в комнату. Ведро, наполненное углем, стояло здесь. Мать руками доставала из черной пасти плиты золу, сортировала — шлак отбрасывала на тряпку, а кусочки кокса клала в ведро с углем.
— Явился, помощничек, — сказала она беззлобно, не оборачиваясь. — Тебя только за смертью посылать.
Мишка стоял у порога, переминался с ноги на ногу, молчал. Мать оглянулась и, всплеснув руками, поднялась:
— Боже мой! Где тебя носило? Все лицо в крови.
— В крови? — Мишка провел рукой по щекам, посмотрел на испачканные в кровь пальцы и только теперь почувствовал, как щиплет лицо: «Поцарапал-таки Рыжик проклятый».
— Это я в саду за ветку зацепился… — проворчал Мишка.
— Головушка ты моя горькая! — запричитала мать, не сводя глаз с сына. — Ну, что мне с тобой делать? Да нельзя ж тебя и на минуту с глаз спускать, а ведь уже большой. Что ни шаг, то что-нибудь натворит. Ну, кто бы мог подумать — пошел вынести ведро и пропал… Тебя что ж, привязывать дома и никуда не выпускать?
— При чем тут привязывать… — выдавил он из себя.
— А, так ты еще переговаривать? Раздевайся сейчас же! — она дернула его за рукав, Мишка отскочил на середину комнаты. Увидев разорванные штаны, мать схватилась за голову: — В чем же ты в школу будешь ходить? Штаны порвал! Ну, не изверг? — Она схватила веник, подступила к Мишке: — Снимай пальто — бить буду. Хватит с тобой возиться. Слов ты, видать, не понимаешь. Изобью, паршивца, а там, как хочешь. И не плачь, не поможет!
Мишка опустился на пол, заплакал:
— Сразу бить… Не разберется, а сразу за веник… Все — только бить. Я делал, делал сетку, а он украл… Это хорошо, да? У него отец есть, и ему все можно? А меня только бить. Никто не заступится… Был бы отец, так, наверное… — Мишка, сидя на полу, горько рыдал, размазывая по лицу слезы, которые, попадая в ранки, больно щипали.
Мать смотрела на него, опустив веник. Она присела на корточки возле Мишки, спросила;
— Это кто, Симка, что ли?
— Да.
— Можно ж было по-мирному?
— «По-мирному»… Я ему вот еще покажу, как царапаться. Будет знать! Думает, как отец есть, так…
— Ну, ладно, ладно, успокойся. Будет и у нас отец…
Мишка поднял на мать заплаканные глаза, удивленно посмотрел на нее.
— Какой? Что бабушка говорила, завчайной? Не надо мне такого отца, не хочу. Я буду нашего ждать. Может, его и не убили, может, он без вести пропавший…
Мать вздохнула, привлекла к себе Мишку, прижала его голову к груди.
— Уже скоро шесть лет будет, как получили извещение. Если бы был живой — дал бы знать…
— А я буду ждать… — упрямо сказал Мишка. — А этого мне не надо.
Пришла Настя. Увидела сидящих на полу Мишку и мать, бросила на стол хлеб, подбежала к ним.
— Что с ним, мама? Заболел?
— Да, заболел, — сказала мать. — Вставай, сынок.
Настя присмотрелась к Мишке и, заметив поцарапанное лицо, все поняла:
— «Заболел!», — протянула она нараспев. — Подрался с кем-то, а ему набили.
— Ладно, «набили», — проворчал Мишка, поднимаясь.
Настя, ехидно улыбаясь, смотрела на него. Мать заметила, прикрикнула:
— Настя, не лезь к нему. Не твое дело. А ты снимай штаны, — сказала она Мишке.
Тот удивленно взглянул на мать.
— Снимай, снимай: зашью. Да садись за уроки.
Всхлипывая, Мишка разделся, отдал матери штаны, в трусах пошел умываться. Вытираясь, посмотрел в зеркало. Четыре красные полоски от левого глаза протянулись почти через всю щеку. «И когда он успел цапнуть? — недоумевал Мишка. — Ну, ладно, я тебя тоже как-нибудь скубану еще не так».
***Прежде чем открыть учебники, Мишка долго рассматривал расписание, что-то вспоминал. «Географию можно не учить: не вызовут, только позавчера вызывал. Ботанику — тоже. Математика? — он посмотрел в потолок, потом в расписание. — Ну, эту тоже можно не делать. Она будет после большой перемены, задачку у кого-нибудь на всякий случай спишу, и ладно». Мишка засунул книги и тетради в ранец, на столе осталась только грамматика русского языка. «Это надо выучить, может вызвать — там у меня двойка была по письменному. Это мы сейчас!» И Мишка, забыв о недавнем происшествии, мурлыкая себе под нос песенку, начал писать упражнение.
— Ты учи как следует, — заметила мать. — Что это за учеба с песнями?
— А мне тут и учить, оказывается, нечего, — весело сказал он. — Один русский.
— Почему это один? А остальные что ж?
— А по остальным все равно не вызовут. По географии недавно спрашивали, а по другим у меня все в порядке.
— Как не вызовут? — удивилась мать.
— Ну, очень просто, — Мишка двинул плечами, поражаясь непонятливости матери. — Конец четверти, и учителя вызывают только двоечников и отличников — исправляют отметки. Что ж тут не понять? Вот отличник, да? А у него не выходит отлично. Ну, его и вызывают, чтоб натянуть. И у кого двойка — тоже исправляют на тройку. А у меня двойка была только по русскому…
— Двойка?
— Ну это еще давно получил, по письменному, — поморщился Мишка. — Вот она может вызвать.
— Да, — покачала мать головой. — Интересно.
— Да что тут интересного? Чего ж зря готовить, если все равно не вызовут?
— Да ведь ты учишь для себя или для учителей?
Мишка опустил голову. «Опять начинается… И дернуло меня за язык сказать…» — ругал он себя.
— Вот что. Чтобы ты мне сегодня все уроки выучил. И давай дурака не валять. Понял?
— Понял, — нехотя проговорил он и, склонившись над тетрадью, заскрипел пером.
На другой день утром, уходя на работу, мать разбудила Мишку.
— Я ухожу, сынок. Смотри не проспи в школу. Встал бы, почитал что-нибудь…
— А я все выучил, — сказал Мишка, натягивая на голову одеяло.
— Дверь надо закрыть…
— Я же сделал там ключ-автомат… В углу стоит.
Мать грустно улыбнулась и не стала больше будить его, пошла в сенцы, взяла «ключ-автомат» и стала закрывать дверь.
С первой же минуты поняла, что дверь ей не закрыть. Проволока даже не цепляла засов, болталась где-то в воздухе.
Мишка сквозь сон услышал шорох, открыл глаза: сон как рукой сняло. «Воры!» — подумал он и бесшумно сполз с кровати. Подошел к двери, прислушался. В сенцах кто-то настойчиво пытался открыть дверь. Воры — сомнений больше не было, и Мишка дрожащим голосом крикнул:
— Кто там? Что надо? Уходи сейчас же, а то как возьму топор!..
— Это я, Миша, — услышал он материн голос. — Никак не закрою.
Мишка выскочил в сенцы.
— Ты, мама?
— Да. Закрой, сынок, а то я опоздаю. У меня никак не получается.
— Ладно, иди, — Мишка закрыл дверь, вошел в комнату.
Спать ему больше не хотелось, он включил свет, стал обуваться. Настя ничего не слышала, спала, отвернувшись лицом к стене.
У Мишки с перепугу еще колотилось сердце, но он уже не думал о ворах: он придумывал новый «автомат».
«Сделаю крючок, чтоб он держался вверху на проволочке. А когда дверь закроешь, проволочку вытащишь, крючок сам упадет прямо в петельку. И все. Это, пожалуй, лучше будет…»
Глава пятая
ВАЛЯ ГАЛКИНА
В середине третьей четверти в Мишкином классе появилась новая ученица — Валя Галкина, которая перевернула всю Мишкину жизнь.
