Владимир Корчагин - Тайна реки Злых Духов
— Как… чужак?
— А вот так, — летчик нервно закурил папиросу и, сделав несколько глубоких затяжек, продолжал: — Один раз, во время войны, патрулировал я над морем. Смотрю — полузатопленный катер. Спускаюсь ниже — на нем человек бегает, руками машет. Вызвал я по радио наше судно. И что же оказалось… Катер был фашистский. Наскочил на мину и уже больше недели носился по волнам, без мотора, без руля. На катере было четыре человека: немец-офицер и три итальянских солдата. А продовольствия и пресной воды у них было в обрез. И вот нацистский офицер пристрелил солдат…
Валерий вздрогнул. В памяти опять всплыл тот день, когда Андрей Иванович сорвал с него рюкзак и обнаружил исчезновение шоколада. Какими глазами посмотрел на него геолог! Но еще страшнее были глаза Наташи. Глубоко ввалившиеся, полные муки, они смотрели на него в упор и жгли, как раскаленные иглы.
Чужак… Нацистский офицер… Больше он не слышал ничего. Мысли его завертелись, как снежный вихрь.
— Алексей Михайлович! Так что же я… Как же мне жить теперь?
Летчик пристально посмотрел ему в глаза:
— Как жить? По-человечески жить надо.
— Но ведь теперь мне уже никогда никто не поверит. Как я скажу…
— Говорить легко. Не об этом сейчас речь. Говорил ты и прежде складно. Жить надо по-другому.
Валерий поднял глаза на летчика. Лицо Алексея Михайловича было словно каменным. Глаза смотрели холодно и строго. У левого уха краснел большой глубокий шрам. И тогда Валерий вспомнил кошмарное видение, возникшее перед ним той ночью, когда он покинул Андрея Ивановича и Наташу.
Вот так же блестели в темноте глаза солдата, который появился перед ним как воплощение возмездия. Таким же суровым и непреклонным было его лицо. Такой же шрам рассекал его левый висок.
Валерий вздрогнул. На миг ему показалось, что он снова видит погибшего солдата. Волосы зашевелились у него на голове. А в шуме дождя он ясно услышал слова геолога: «И памятуя об этих героях, вы должны идти по жизни честно, жить так, чтобы ни на одну минуту вам не было стыдно за какой-нибудь совершенный вами поступок…»
— Иначе…
Валерий вздрогнул. Это сказал Алексей Михайлович.
— Иначе тебе не жить в нашем обществе! — закончил летчик.
— Алексей Михайлович, я больше никогда…
Валерий замялся. Он вспомнил, что точно так же воскликнул в тот жуткий миг, когда увидел перед собой дуло автомата.
— Что никогда?
На этот раз на него смотрели глаза живого человека. Но взгляд их был еще более суров и беспощаден.
— Я больше никогда… не буду таким, каким был.
— Ну, смотри! Я верю тебе. Но если вернешься к старому, то пеняй на себя.
— Алексей Михайлович, не будет этого!
Летчик протянул ему руку, и Валерий почувствовал, что на глаза у него навернулись слезы.
— А теперь слушай. Пока ты здесь сидишь да рыбу; пугаешь, я наладил наш передатчик и связался с экспедицией. На днях сюда прилетит вертолет.
— Вертолет?! — Валерий даже подпрыгнул от радости. — Алексей Михайлович, спасибо вам! Что же вы сразу не сказали? Значит, мы вырвемся отсюда! Через несколько дней!
— Да, теперь дело за погодой. Но, — он снова строго посмотрел на Валерия, — нам надо подготовиться к этому, расчистить посадочную площадку…
— Так это мы живо! Вы думаете, что я уж ни на что не годный человек? Я…
— Опять я?
Валерий покраснел:
— Давайте топор!
— Вот это другой разговор.
Расчистка площадки заняла больше двух дней. Пришлось срубить не один десяток деревьев, выкорчевать несколько больших пней, засыпать ямы и рытвины. Работали с утра до ночи, почти без отдыха. А летчик все торопил и торопил: погода прояснилась, и вертолет мог показаться в любую минуту.
Но вот он отбросил в сторону последний пенек, вонзил топор в смолистую пихту и, громко крякнув, опустился на срубленное дерево. Валерий примостился рядом, Кепка его была сдвинута на бок. Ворот рубашки расстегнут. На лбу блестел пот.
Летчик достал из кармана папиросы, не спеша закурил и покосился на раскрасневшегося Валерия:
— А силенка-то у тебя, оказывается, есть.
Валерий засучил рукав рубашки и согнул локоть:
— Во! Я ведь, Алексей Михайлович, по спорту — первый в школе. И вообще… Вы, наверное, подумали, что я уж и в самом деле ни на что не способен. А в школе меня, если хотите знать, даже первоклашки знают. Я и на спортплощадке. Я и в самодеятельности. А если бы вы видели меня на танцах…
Летчик поморщился:
— На танцах… в самодеятельности… Да кто ты? Парень или… балерина?
— Ну, вы просто отстали от жизни, Алексей Михайлович! Сейчас для молодежи главное — уметь хорошо провести время. Понимаете…
— Не понимаю и понимать не хочу. И скажу тебе на это вот что. Танцевать да руками махать можно и обезьяну научить. А человек… Он должен быть, во-первых, работник, а во-вторых, — умственный и душевный… Душевный! Вот.
— Как это душевный? — не понял Валерий.
— Как? А вот как. Возьми, к примеру, Сашу. Приехали они с Петром из экспедиции. Досталось им там. Крепко досталось. Одна пещера чего стоит. Сидеть бы да отдыхать. Ан нет! Не прошло и трех дней, помчался он вам на помощь…
— Нам?! — Валерий рассмеялся. — Алексей Михайлович! Наивный вы человек. Да если бы с нами не было Наташки…
— Ну, хорошо. Предположим, что он поехал ради нее.
— Конечно! Это же ясно как дважды два! Уж мне-то на помощь он бы не помчался. Пальцем бы не пошевелил, а вы…
Алексей Михайлович нахмурился.
— Да дай ты мне слово сказать. Ну, пусть! Пусть он поехал на помощь Наташе. А ты? Ты поехал бы один, под дождем, по этой реке ей на помощь?
— Я? — Валерий замялся. Ему очень хотелось сказать, что он тоже поехал бы к Наташе. Но Алексей Михайлович смотрел на него в упор.
— Я… Я не знаю…
— Вот то-то и оно! Ты бы не поехал, А то, что ты ногами научился вертеть да паясничать на сцене, так это — тьфу! Гроша ломаного не стоит! Ну, какой из тебя выйдет мужчина? Так, барахло одно! Видал я таких: ходят в сиреневых пиджачках и фыркают на всех и вся — дескать, я цивилизованный человек. А ковырни его поглубже — гнилье одно!
— Так я не собираюсь стать таким…
— Не собираешься? А станешь, если не выбросишь дурь из головы и не поймешь, до чего ты докатился.
— Да понял я, давно понял! Неужели вы мне не верите?
— А понял, так всем прямо и скажи, что был ты подлец…
— Алексей Михайлович!
— Да, да. Именно подлец. Но что больше ты таким не будешь. Так прямо всем и скажи. Вот тогда тебе действительно будет трудно не сдержать своего слова. И тогда, может быть, у тебя снова будут друзья.
Друзья… Валерий невольно вздохнул. Ведь у него в самом деле давно уже нет настоящих друзей. Он с надеждой взглянул на летчика:
— И тогда они, думаете, забудут?
— Забыть не забудут. А простить могут. Если, конечно, ты делом докажешь, что стал другим.
— А Наташка?..
— Что, Наташка?
— Она тоже может снова… стать… другом?
Алексей Михайлович помолчал.
— Вот этого я тебе не скажу. Дружба с девушкой — это, брат, такая штука, что тут… Это как ваза из тонкого стекла. Разбил ее и… — летчик развел руками, — можно, конечно, ее и склеить, но… Какая уж это будет ваза.
Валерий опустил голову. Но в это время откуда-то издалека донесся тихий рокот мотора. Алексей Михайлович вскочил:
— Слышишь?
Валерий встрепенулся. Но звук словно растаял в воздухе. Прошло несколько минут.
Валерий собрался уж махнуть рукой. Но в следующее мгновение глухой стрекочущий звук — послышался снова. Теперь он нарастал, как снежная лавина. Вскоре им заполнился весь воздух.
Летчик подпрыгнул, как мальчишка, и хлопнул Валерия по плечу:
— Летит! Валерий! Летит, чертяка! Лапника в костер!
Валерий бросился к костру.
Через минуту над лагерем поднялся высокий столб густого дыма. А еще через минуту огромная рокочущая стрекоза повисла над самой кромкой леса.
Наташа споткнулась об острый камень и неловко присела на землю:
— Ой, мамочка!..
Она быстро огляделась. Со всех сторон ее обступили высокие красноватые скалы, а из черной дыры в обрыве прямо в упор смотрели свирепые, страшно горящие глаза и тянулись к ней длинные руки с уродливыми скрюченными пальцами.
Девушка содрогнулась от ужаса и вскочила. Но перед ней уже стоял Саша:
— Ну, чего ты так?.. Они же мертвые…
Наташа перевела глаза на геологов.
Андрей Иванович стоял нахмурившись.
— Н-да!.. Вот мы и встретились с таинственными жителями Ваи. Людьми из легенды…
— Какая уж тут легенда! — возразил Петр Ильич, косясь на черное отверстие, и почесывая затылок.
— Да… Теперь мы сами будто вошли в нее. Много веков спустя.
— Как? — воскликнул Саша. — Неужели эти люди…