Вячеслав Имшенецкий - Секрет лабиринта Гаусса
— Знаете, сколько вашего брата с поездов снимают? А отговорка у всех одна — то к тете едут, то к дяде. — Он тяжело вздохнул: — Эх, война, война! — и достал кисет, прислонил карабин к дереву, стал сворачивать папиросу, высек кресалом искру, закурил:
— По весне мой напарник вот на этом же спуске диверсанта поймал. Вернее не поймал, а нашел. Дохлый тот был. Лежал скрюченный, радиопередатчик под ним. На ящичке Змей Горыныч нарисован.
— Змей Горыныч? — переспросил Петька.
— Да. Любят фашисты всякую нечисть рисовать на приборах.
— Дядя, а кто шпиона убил?
— Непонятно. Говорят, будто его руками задушили. Видать, свои же, а сами скрылись. Тайга большая. А нам теперь велено всех останавливать и проверять. Вдруг динамит несут…
По горам разнесся звук железнодорожного рожка, тарахтение мотора. Обходчик взял карабин на плечо. Из-под ладони посмотрел вдаль:
— Дрезина идет. Попрошу, чтоб вас довезли до Тунки, а то через туннели вас не пропустят, по тайге обойти не сможете, проходы в скалах теперь завалены.
Обходчик, встав на рельс, поднял вверх красный флажок. Дрезина сбавила ход. Пограничники, сидевшие на ней, потянули за какие-то высокие рукоятки, завизжали тормоза.
— Что случилось? — спросил офицер.
— Товарищ майор, возьмите ребятишек до Тунки. Пешком они до ночи не дойдут.
Офицер, нахмурясь, осмотрел худеньких странников и скомандовал:
— Садись!
Таня с Шуркой сели впереди, поставив ноги на железную подножку. Петька с Тимкой устроились рядом с офицерами.
— Трогай! — приказал майор. Солдат опустил какой-то рычажок. Двигатель взревел сразу, и дрезина, набрав скорость, понеслась по блестевшим рельсам.
Гудел мотор. С невероятной быстротой летели под дрезину шпалы, сливаясь в одну серую лепту. Не сбавляя хода, дрезина влетела в туннель. Сразу наступила темнота, и Таня испугалась. Шурка, по-видимому, тоже струсил, потому что крепче сжал Танину руку. Через несколько секунд далеко впереди замаячило полукруглое отверстие — выход из туннеля. Дрезина вылетела на солнечный свет. Справа мелькнул часовой с винтовкой, слева заблестели байкальские волны.
— Довезем только до разъезда, — прокричал майор, — там через лесок прошмыгнете, и Тунка будет.
— Прошмыгнем! — радостно воскликнул Шурка.
Дрезина остановилась у столбика с цифрой 360. Ребята попрощались с пограничниками, спустились с насыпи, и солдат сразу же включил мотор на полный ход. Таня посмотрела на уходящую дрезину и шепотом спросила:
— Мальчишки, а шпион, которого мертвым нашли, наверно, из группы Мулекова?
— Не наверно, а точно. Я сразу понял, — сказал Шурка.
— С чего это ты понял?
— А с того, что обходчик русским языком сказал: «На рации Змей Горыныч нарисован». И у Мулекова на рации, я помню, такой же Горыныч был.
Тимка с тревогой посмотрел на Петьку.
— Может, и мулековский — черт его знает, — неуверенно ответил Петька. — Только зачем диверсанты убили своего же — непонятно.
Глава 5
Поселок Тунка расположился в широком ущелье. Старые домики, словно серые воробышки, прижались к сыпучей горе. Ребята спрятались за глыбами песчаника и пристально всматривались, нет ли там чего подозрительного. Но поселок, заросший крапивой, как будто спал мертвым сном. Не лаяли собаки, не кудахтали куры, не дымили печные трубы.
Ребята осторожно вышли из укрытия и, оглядываясь по сторонам, пошли через брошенный поселок к одинокой скале. За ней, как говорил дед Игнат, стояла его избушка. У многих домиков двери и окна были забиты досками. Кое-где на дверях висели замки, давно заржавевшие от дождей.
У избушки с маленькими окнами торчала в двери берестяная записка. Подошли, прочитали: «Папка, приедешь с фронта, найди нас с Вовкой. Мамка померла. Мы едем искать бабушку. Почему ты не пишешь второй год. Вовка сейчас плачет, у него болит зуб. Найди, папка, нас обязательно, а то мы помрем с голоду. Оля».
Около самой двери, чтоб она не открывалась, лежали два камушка. Один голубой, как кусочек неба, второй маленький, словно ледышка с тоненькими синими прожилками. Пригорюнившись, пошли дальше.
Возле одинокой скалы, за которой пряталась избушка деда Игната, Тимка напружинился. Стал как будто сам не свой. Он рассматривал высокую траву, шарил по земле руками. И вдруг прошептал: — Здесь, кажись, кто-то был.
Первым в кусты юркнул Шурка, за ним Таня с Петькой.
По густым зарослям подошли вплотную к избушке. Дверь подперта березовым колом. Следов никаких нет. Тимка еще раз покосился на печную трубу и вышел из кустов. Он убрал кол, открыл заскрипевшую дверь, заглянул внутрь. Пусто. Махнул рукой:
— Заходите.
С левой стороны во всю длину избушки — нары. В правом дальнем углу маленькая железная печка, обложенная булыжником. Под потолком крохотная иконка. Шурка подошел ближе. Рассмотрел. Прошептал:
— Помоги, Николай Чудотворец.
— Нечего рассматривать, — сказал Тимка. — Иди за водой, а мы с Петькой дров насобираем.
— Сначала карту нужно взять, а потом — все остальное, — возразил Шурка.
— Тебя не спросили. Видишь, темнота наступает!
За водой Шурка пошел с Таней. Они долго искали ручей, а потом, когда шли обратно, Шурка споткнулся и пролил воду. Пришлось возвращаться к ручью. Сумерки быстро сгущались, и к избушке они подошли в полной темноте. Дверь была распахнута настежь. Трещала печка, освещая бревенчатые стены. Порог был изломан, оторванная доска с погнутыми гвоздями лежала на нарах. Петька, обхватив голову руками, сидел на чурбане и, не мигая, смотрел вниз. Тимка ползал на четвереньках по полу, что-то искал.
— Мальчишки, что случилось? — Таня заскочила в избушку: — Ну, говорите!
— Карту кто-то взял!
От этих слов Шурка окаменел и, не мигая, уставился на развороченный порог. Таня поставила котелок на печь и тихо спросила:
— Значит, нам возвращаться обратно в лагерь или в Иркутск?
— Если хотите, идите, а я до Жаргино доберусь один.
— Почему Петька, сразу так? Я просто спросила, что делать. Может, по этой карте идет туда целая банда с диверсантами. Нам же с ними не справиться!
В печке громко треснул сучок. Шурка вздрогнул, покосился на темное окошко и сказал:
— Может, в милицию сообщить?
Петька повернулся на чурке, ехидно усмехнулся:
— Сообщить? А если это не шпионы взяли, а мальчишки какие-нибудь. А может, сама милиция и взяла. Дед Игнат же говорил про милиционеров. Может, они второй раз приезжали.
Шурка повеселел:
— Конечно, милиция взяла, — сказал он. — Или пацаны. Шарятся, где попало, и берут все без спросу.
Тимка, осматривая пол, залез под нары, попросил оттуда:
— Петька, открой-ка дверку у печки, посвети. Здесь что-то лежит.
Шурка, как козленок, быстро запрыгнул на нары. Спросил испуганно:
— Что лежит, а?
— Кажись, стекляшка из-под лекарства.
Тимка выполз, держа в руке пустую толстенькую ампулу. На донышке желтели остатки какого-то порошка. Тимка понюхал, посмотрел на свет и еще раз поднес к носу.
— Опий.
Таня вопросительно посмотрела на Тимку.
— Что?
— Опий кто-то курил.
Шурка тоже понюхал ампулу:
— Точно опий. Нам это знакомо.
И он рассказал, что у них на Байкале, в Больших Котах, еще до приезда Петьки и Тани жил старый китаец. Курил в трубке опиум, а потом, как помешанный, плясал, орал, гонялся с топором за воробьями.
Обшарили избушку, но больше ничего не нашли. Как будто здесь никто и не был. Но откуда появилась ампула? И куда пропала карта?
— Мальчишки, — зашептала таинственно Таня, — посмотрите, что я за печкой нашла. — Она подала обыкновенную смятую коробку из-под папирос. На картинке всадник скачет на коне, а рядом огромные черные горы. «Казбек».
Петька сказал, что ничего странного здесь нет. Такие папиросы мог курить дед Игнат или милиционеры, которые приезжали ловить диверсантов.
Порыв ветра ударил по избушке, захлопнул дверь. Колыхнулось пламя в печи. Где-то в скалах по-волчьи завыл ветер. Пустую папиросную пачку Петька бросил в огонь, снял свою куртку, завесил окно. Потом Таня варила кашу, а мальчики занялись капканом. Они зарядили его и поставили на улицу, у порога. Дверь закрыли на крючок:
— Теперь пусть попробует, кто сунется, — успокаивая сам себя, сказал Шурка.
Тимка засунул в печку смолистую коряжину. Затрещал огонь. По закопченным стенкам запрыгали причудливые блики. Перед открытой дверцей мальчики сели на корточки и пытались составить карту до Жаргино. Вспоминали рассказ деда Игната. Но хребет, о котором он упоминал, и речка без названия ни о чем не говорили.
Вспомнили только, что дед Игнат дважды повторил, что от станции Пихтовой нужно идти строго на юг. А сколько идти, никто не спросил. Может, месяц, а может, и больше.
