Ренсом Риггз - Библиотека душ
Скучаю по тебе как сумасшедшая. Я знаю, что не должна говорить это… так станет только тяжелее. Но иногда я ничего не могу с собой поделать. Может быть, ты сможешь приехать и навестить нас в скором времени? Мне бы очень этого хотелось. Илиможет быть…»
Она зачеркала «или может быть» и написала: «Ой-ей, я слышу Шэрон зовет меня. Он уже отплывает, а я хочу убедиться, что это письмо попадет на почту сегодня. Пиши скорее! Люблю, Эмма.
Я задумался, что бы могло значить это „или может быть“»?
Я рассмотрел фотографии, которые она прислала. На обратной стороне каждой была пара строчек с описанием. Первым шел снимок двух викторианского вида леди, стоявших перед полосатым шатром с вывеской «СТРАННОСТИ». На обратной стороне Эмма написала: «Мисс Рисовая птица и мисс Гагара открыли передвижную выставку, позаимствовав некоторые из старых артефактов Бентама. Теперь, когда странные могут путешествовать более свободно, они делают неплохой бизнес. Многие из нас так мало знают о собственной истории…»
Следующим было фото нескольких взрослых, спускающихся по узким ступеням к пляжу и лодке.
«На берегу Каспийского моря обнаружилась очень милая петля», — писала Эмма, — «и на прошлой неделе Ним и несколько имбрин отправились туда на лодочную прогулку. Хью, Гораций и я увязались с ними, но мы остались на берегу. С нас уже было достаточно лодок, нет уж, спасибочки».
На последнем снимке были две соединенные девочки-близнецы с огромными белыми бантами в волосах цвета воронова крыла. Они сидели бок о бок, оттягивая руками в сторону края блузок, чтобы продемонстрировать ту часть туловища, которой они были соединены.
«Карлотта и Карлита — сиамские близнецы», — гласила надпись на обороте, — «но не это в них самое странное. Их тела производят очень липкий клей, который крепче бетона, когда высохнет. Енох нечаянно сел на него и приклеил свой зад к стулу на целых два дня! Он так бесился, что я думала, у него лопнет голова. Жаль, ты это не видел…»
Я тут же написал ответ. «Что ты имела в виду под „или может быть“»?
Прошло десять дней, но от нее не было вестей. Я беспокоился, что она почувствовала, что зашла слишком далеко в своем письме, нарушила наш договор быть только друзьями, и сделала шаг назад. Я гадал, подпишет ли она свое следующее письмо «Люблю, Эмма» — двумя коротенькими словами, от которых я зависел теперь. Через две недели я задумался, будет ли вообще следующее письмо.
Затем почта перестала приходить вообще. Я, как одержимый, ждал, не появится ли почтальон, и когда он не показывался в течение четырех дней, я понял, что что-то случилось. Мои родители всегда получали тонны каталогов и счетов. Я заметил, так беспечно, как смог, что кажется странным, что мы не получаем почту последнее время. Мой отец промямлил что-то про общенациональный выходной и сменил тему. И тогда я заволновался по-настоящему.
Загадка разрешилась на следующее утро во время сеанса у доктора Спэнджер, на который, против обыкновения, были приглашены и мои родители. Они вошли с бледными и напряженными лицами, безуспешно пытаясь выдавить из себя даже пару фраз о погоде, пока мы рассаживались. Спэнджер начала с обычных безобидных вопросов. Как я себя чувствую? Были ли какие-нибудь интересные сны? Я знал, что она подводит к чему-то главному, и, в конце концов, не выдержал.
— Почему здесь мои родители? — спросил я. — И почему они выглядят так, словно только что вернулись с похорон?
Первый раз за все время перманентная улыбка доктора Спэнджер увяла. Она взяла со стола папку и вытащила оттуда три конверта.
Это были письма от Эммы. Все открыты.
— Нам нужно поговорить об этом, — ответила она.
— Мы же согласились, что больше не будет никаких секретов, — добавил мой отец. — Это плохо, Джейк. Очень плохо.
Мои руки задрожали.
— Это личное, — заявил я, изо всех сил стараясь управлять своим голосом. — Они адресованы мне. Вы не должны были читать их.
Что было в тех письмах? Что видели мои родители? Это катастрофа, полная катастрофа.
— Кто такая Эмма? — поинтересовалась доктор Спэнджер. — И мисс Сапсан?
— Это не честно! — воскликнул я. — Вы украли мои личные письма, а теперь используете их, чтобы загнать меня в ловушку!
— Давай-ка потише! — рявкнул отец. — Это уже стало всем известно, так что просто будь честным, и всем будет легче.
Доктор Спэнджер протянула фотографию, которую Эмма приложила к одному из писем:
— Кто эти люди?
Я наклонился вперед, чтобы взглянуть на нее. Это было фото двух пожилых дам в кресле-качалке, одна из которых баюкала вторую на коленях, словно ребенка.
— Понятия не имею, — ответил я коротко.
— Тут надпись на обороте, — произнесла она. Написано: «Мы находим новые способы помочь тем, у кого изъяли часть их души. Тесный контакт, похоже, творит чудеса. Всего лишь через пару часов мисс Птица-Носорог стала как новая аймбрина».
«Аймбрина», так она произнесла это.
— Правильно будет «им-брина», — поправил я ее против своей воли. — Первый слог читается как закрытый.
— Понимаю, — доктор Спэнджер отложила снимок и соединила пальцы под подбородком. — И что такое… имбрина?
Если подумать, может быть, это было глупо, но в тот момент я чувствовал себя зажатым в угол, словно у меня не было другого выбора, как сказать правду. У них были письма, у них были фотографии, и все мои неуклюжие сказки разлетелись ко всем чертям.
— Они защищают нас, — ответил я.
Доктор Спэнджер бросила быстрый взгляд на моих родителей:
— Всех нас?
— Нет. Только странных детей.
— Странных детей, — повторила она медленно. — И ты веришь, что ты один из них.
Я протянул руку:
— Я бы хотел забрать свои письма.
— Ты их получишь. Но сначала нам нужно поговорить, хорошо?
Я убрал руку и сложил руки на груди. Она разговаривала со мной, словно у меня был коэффициент интеллекта как у умственно отсталого.
— Итак, что заставляет тебя думать, что ты странный?
— Я вижу вещи, которые не видят другие.
Краем глаза я заметил, как мои родители побледнели еще больше. Они не очень-то хорошо восприняли это.
— В письмах ты упоминаешь какой-то Пан… петликум? Что ты мне можешь рассказать о нем?
— Я не писал эти письма, — ответил я. — Их писала Эмма.
— Конечно. Давай тогда по-другому. Расскажи мне об Эмме.
— Доктор, — вмешалась моя мама, — не думаю, что это хорошая идея провоцировать…
— Пожалуйста, миссис Портман, — подняла руку доктор Спэнджер. — Джейк, расскажи мне об Эмме. Это твоя девушка?
Я увидел, как у папы поднялись брови. У меня никогда до этого не было девушки. Не говоря уже о свиданиях.
— Она была ей, вроде как. Но теперь мы типа… взяли передышку.
Доктор Спэнджер записала что-то, затем постучала ручкой по подбородку:
— И когда ты представляешь ее, как она выглядит?
Я отпрянул от нее назад в кресло:
— Что значит «представляю ее»?!
— О, — она поджала губы. Она поняла, что прокололась. — Я имела в виду…
— Ладно, все это уже далеко зашло, — не выдержал мой отец. — Мы знаем, что ты написал эти письма, Джейк.
Я чуть не упал с кресла:
— Вы думаете что?! Да это даже не мой почерк!
Отец вынул из кармана письмо, то самое, которое ему оставила Эмма.
— Ты написал это, ведь так? Это написано той же рукой.
— Это тоже Эмма! Смотри, вот ее имя, прямо здесь!
Я хотел схватить письмо, но мой отец убрал руку с ним от меня подальше.
— Иногда нам хочется чего-то так сильно, что мы представляем, что это существует на самом деле, — заметила доктор Спэнджер.
— Вы думаете я — псих! — заорал я.
— Мы не используем данное слово в этом кабинете, — ответила доктор Спэнджер. — Пожалуйста, успокойся, Джейк.
— А как же штампы на конвертах? — спросил я, указывая на письма на столе Спэнджер. — Они пришли сюда из самого Лондона!
Мой отец вздохнул:
— У вас в школе были занятия по фотошопу в прошлом семестре, Джейки. Я может быть и стар, но я знаю, как легко подделать подобные вещи.
— А фотографии?! Их я тоже подделал?!
— Это твоего дедушки. Я уверен, что видел их раньше.
У меня уже кружилась голова. Я чувствовал себя выдохшимся и преданным, и ужасно смущенным. И тогда я перестал говорить вообще, потому что все, что я произносил, видимо, лишь убеждало их дальше, что я окончательно спятил.
Я сидел и кипел от возмущения, пока они разговаривали обо мне так, словно меня не было в комнате. Новый диагноз доктора Спэнджер гласил, что я страдаю от «полного разрыва с реальностью», и что эти «странные» были частью хорошо продуманной вселенной, полной вызванных бредом образов, которую я выстроил для себя, вкупе с моей вымышленной девушкой. Из-за того, что я очень умный, на протяжении нескольких недель мне удавалось обманным путем заставить всех думать, что я психически здоров, но письма доказывают, что мне еще далеко до излечения, и я даже могу представлять опасность для самого себя. Она порекомендовала отправить меня в «стационарное учреждение» для «реабилитации и наблюдения» со всей надлежащей в таких случаях поспешностью, что, как я понял, в переводе с психиатрского языка означало «психушка».
