Эмиль Офин - Формула ЧЧ
И весь класс — будто его осенило — хором подхватывает:
…. куда вы удалились,
Весны моей златые дни.
Славка возвратился за парту. Инна Андреевна взглянула на часы.
— А можете ли вы сказать мне, кто такие — баи?
Все смотрят удивленно: а этот вопрос, к чему он имеет отношение? Славка поднимает руку.
— Баями, Инна Андреевна, назывались бывшие помещики в нашей Средней Азии. Они заставляли бедноту работать на себя. Теперь им давно крышка.
— Молодец, Вячеслав. Ещё вопрос. Кто такие басмачи? Нет, ты Вячеслав, садись. Вот Нина хочет ответить.
Толстуха Нинка встает и говорит несмело:
— Я видела кино, Инна Андреевна. «Тринадцать» называется. Там показывали про басмачей. Это… форменные разбойники. Они переходили наши границы на Ближнем Востоке и убивали всех советских людей. — Нинка оглядывается на Славку и договаривает: — Им теперь тоже крышка.
— Отличный ответ.
Инна Андреевна опять бросает взгляд на часики, встает.
— За последние два дня произошли интересные события. Наши мальчики, представьте, сумели все-таки пробраться за стену школьного двора. Они узнали, что делают в мастерских Энергостроя. Мало того, смелые исследователи… — Тут учительница засмеялась и сделала паузу. Все завертели головами, вопросительно посматривая друг на друга: кто же исследователи? Симка напустил на себя равнодушно-таинственный вид, — Исследователи познакомились там с бригадиром монтажников Жансултаном Алиевым, о котором я вам читала, И вот сегодня Султан Ибрагимович приглашает нас к себе в мастерские. Там он расскажет о своей работе. Это будет вместо практического урока физики. Собирайте ваши портфели, ребята.
По набережной шли строем. Лера, как староста класса, — впереди. Игорь переглянулся со своими друзьями и спросил:
— Почему обязательно — попарно? Лучше бы по трое.
Но Инна Андреевна не разрешила. Наоборот, она взяла да и оставила Симку Воронова в пару с толстухой Нинкой, — та вечно отстает.
— Ты последи, Серафим, чтобы с нею ничего не случилось.
Действительно, мимо то и дело проносились с грохотом самосвалы, автопогрузчики; на заводской железнодорожной ветке тонко вскрикивал кургузый паровик. Он тужился, сопел, отплевывался, стараясь протолкнуть в ворота четырехосную платформу с углем. Конечно, здесь надо смотреть в оба! Но что он, Симка, нанялся в няньки, что ли? «Ты последи за ней, Серафим», — ещё новое дело! Да и папа с мамой хороши! Дали какое-то шестикрылое имя. С какой стати оно пионеру?
Ветер с залива гнал вверх по реке белые гребешки. Низко над ними кружили чайки; они жалобно кричали. Небось голодные. Ещё бы, в бурной воде нелегко, наверно, высмотреть рыбешку. У причала на чугунной тумбе сидела остроносая Катька и держала в руке веревочку, на другом конце которой был привязан «за подмышки» белый котенок. Котенок вертелся, вставал на дыбки — норовил сбросить с себя упряжку.
Увидев школьников, Катька сунула котёнка в подол, смело перебежала улицу и втиснулась между Игорем и Лерой.
— Вы на прогулку, да? И я хочу. Можно?
— Куда её! Только под ногами будет толкаться. Там сложное производство, — недовольно и важно сказал Симка. Он все ещё злился, что идет в паре с толстухой Нинкой.
Но Лера вызывающе обняла Катьку за плечи.
— Можно, Инна Андреевна? Это Катя, из нашего второго «В».
— А почему ты, Катя, гуляешь одна по этой опасной набережной? — спросила Инна Андреевна. — Тебе уже давно следовало уехать в пионерлагерь.
Катька теребила подол своего платья. Ветер трепал её тощую косицу, завязанную тесемкой вместо ленты.
— А у меня мама совсем не ходит. Ей без меня нельзя. Можно?..
Учительница легонько прикусила губу. Задумалась, посмотрела на Игоря.
— Ах, это та самая, Катя Фролова? Можно. Пойдешь с нами.
Игорь смутился, шепнул Катьке на ухо:
— Ты не думай… Я все сделаю. Сегодня вечером отец обещал привезти провод. А в воскресенье я приду…
Из ворот мастерских Энергостроя выехал грузовик. Он вез мачту-опору; её «ноги» торчали далеко сзади прицепа, а «руки» высовывались за края платформы; они были опутаны веревками и крепко привязаны к автомобилю. Сверху сидели рабочие в брезентовых спецовках — крошечные по сравнению с мачтой-великаном.
— Гулливер в плену у лилипутов, — сказал Славка. Нинка Логинова толкнула Симку в бок.
— Смотри-ка, у мачты целых шесть рук!
— Что-о?! Ты что?..
Нинка сразу сделалась пунцовая.
— Я… я не хотела, Сима. Правда же, у неё шесть рук. Ты погляди.
Симка поглядел — не на мачту, а на товарищей: не слышал ли кто?
Но на них не обращали внимания, потому что вслед за грузовиком из ворот вышел Жансултан Алиев. Он долго тряс руку Инны Андреевны. Учительница покраснела не хуже Нинки Логиновой, но все равно смеялась.
Жансултан сказал:
— Здравствуйте, товарищи, заходите. Будете гостями. Мы вас давно ждем.
На лавочке у конторы, как и в прошлый раз, с сумкой на коленях сидела Глафира. Она поймала Игоря за руку, поцеловала его и сунула ему мандарин. Игорь сразу вспомнил корку мандарина на крыше, и мурашки побежали у него по спине.
— Нет… Не надо. Отдай вот лучше ей. — Он подтолкнул Катьку к Глафире.
Та посмотрела на плохо заплетенную Катькину косицу, на острые плечики, заглянула в подол полинялого платья.
— И с котенком. Господи! Откуда у вас такая, цыпленок?
— Она из второго «В», у неё мама больная, — сказала толстуха Нинка.
— А ты не лезь, без тебя обойдется, — оборвал её Симка. — Смотри лучше под ноги хорошенько, здесь везде опасно. Иди вперед.
Глафира уже притянула Катьку к себе и, зажав девочку между колен, принялась переплетать её косицу.
— Идите, идите. Нечего такой малышке с вами по железкам таскаться. Да не вертись ты, господи! Ничего твоему котенку не сделается. На-ка вот мандаринку.
Огромный двор, загроможденный лежащими мачтами, поглотил группу школьников. Теперь они увидели, что делается по эту сторону стены.
За окнами низкого кирпичного здания бегут-шуршат приводные ремни, крутятся патроны токарных станков, лязгает стальными зубами какая-то машина с большущим маховым колесом.
— Это пресс, — говорит Игорь. — У отца на заводе такие же, только там их много.
Прессом управляет паренек в кожаном фартуке. Ростом он не выше Славки, а как работает! Нажмет рычаг — пресс ухнет, и готовая деталь падает в ящик. Только звон идет.
А вот отряд рыцарей в масках. Они ведут борьбу с мачтами-великанами — жгут их так, что те кряхтят да шипят. И Жансултан у них — главный, — это же его бригада. Та самая, в которой обязательно будет работать Игорь Соломин. Об этом уже знает весь класс.
Жансултан идет впереди с Инной Андреевной. В его руке табурет; он несет его за ножку от самой конторы. Возле стены у пирамиды ящиков уже приготовлен стол, на нем, придавленные по углам камешками, лежат синие чертежи, рядом стоит мешок, завязанный веревкой.
Когда все уселись на ящики, а Инна Андреевна на табурет, появился Семён Трофимович. И хотя на этот раз он был не в спецовке, а в обыкновенном костюме и даже с галстуком, голова у него все-таки была кудлатая, и рычал он по-прежнему:
— Вы сами видите, ребята, что незачем вам лазить через эту чертову стену! Ещё ноги сломаете или свернете себе шею. Если вам здесь понравится, приходите хоть каждую неделю. Только организованно, вот как сегодня. — Тут Семён Трофимович легонько подмигнул учительнице — все поняли, что они уже где-то успели познакомиться, — и продолжал: — Между прочим, у нас работает много ребят из ремесленного. Они почти что ваши годки. Советую с ними подружиться. А теперь я ухожу по делам. И предоставляю слово передовому бригадиру газоэлектросварщиков. Валяй, Султан Ибрагимович, не ударь лицом в грязь перед гостями. Опиши нашу работу, как положено… Эй ты, чертова перечница, погоди!
Так закончил свою приветственную речь главный мастер. Он вскочил на подножку проезжавшего мимо грузовика и укатил.
Веселый майский ветер проникал даже сюда, за глухую стену; он сдувал с её верхушки ржавую пыли трепал пионерские галстуки, шевелил чертежи на столе. Учительница поправила выбившиеся из-под берета волосы, сказала:
— Мы готовы слушать, Султан Ибрагимович. Расскажите нам о себе и о своей работе. Как вы стали бригадиром?
Жансултан задумался, оглядел лица ребят.
— О себе что расскажешь? Почти нечего. Вам, товарищи, каждому по тринадцать-четырнадцать лет, и вы уже в седьмом классе. А мне — тридцать восемь, и я ещё только на первом курсе института. А все — война. Теперь приходится догонять. Ну, вам-то война не должна помешать, об этом сейчас все стараются… Там, где я родился, школ, можно сказать, совсем не было — пустыня, дикие горы, близко граница. Баи держали народ под сапогом; им помогали басмачи — грабили жителей, убивали коммунистов. И моего отца убили. Учиться было негде. Я пас овец муллы и лазил по горам. Любил я лазить. Там я познакомился с молодым инженером с Варзобстроя. Он охотился в горах, подстрелил птицу, а достать не может. Я слазил на скалу, достал. Он говорит: «Молодец, хорошо лазаешь. Пойдём со мной на строительство ГЭС. Работать будешь, учиться будешь. Станешь человеком». Я сразу полюбил свою работу. Огонь в руках — шутка ли! Он и режет, и варит, и спаять может, и закалить, и отпустить металл. Вот какая сила в руке сварщика. Правда, со стороны посмотреть — ничего особенного: ведет себе человек электрод, огонек шипит, потрескивает, — можно подумать, простое дело — кажется, возьмешь держатель и повторишь все. Да нет. Это искусство. Прежде всего рука у сварщика должна быть точной и гибкой, как у музыканта, чтобы электрод вместе с кистью плавно колебался по ширине шва. Без этого и кромки не прогреются, и сам шов равномерно наращиваться не будет. Вот посмотрите…
