Крис Ридделл - Юная леди Гот и призрак мышонка
– Что я могу?.. – сказала она наконец.
– У тебя потрясающее воображение, – ответила Эмили, сжимая ей руку. – Ты что-нибудь придумаешь, я уверена!
В одиннадцать часов Эмили положила деревянную ложку на стол-ящик, и все разошлись по кроватям.
– Когда следующее собрание? – спросила Ада, прощаясь с Уильямом и Эмили на лестнице.
– Как-нибудь на следующей неделе, – ответила Эмили.
– Но комнатная охота уже в субботу! Остаётся только три дня!
– Не беспокойся, мы обсудим расследование дела Мальзельо утром, за завтраком, – успокоила её Эмили.
Ада пожелала ей спокойной ночи и поплелась в свою комнату. Измаил следовал за ней, слабо мерцая в темноте.
Ночная рубашка уже лежала на пятнистом диване. Ада переоделась, сладко зевнула, забралась в свою кровать под восемью столбиками и задула свечу. Потом задёрнула полог и провалилась в сон.
– Ну и денёк, – вздохнул Измаил.
Глава шестая
Ада села в кровати и уставилась в чернильную темноту спальни. Потом поняла, что́ её разбудило: хруст каретных колёс по гравию. Она зажгла свечу и на цыпочках пробежала к окну огромной спальни.
На дорожке перед ступенями великолепного портика Грянул-Гром-Холла стоял чёрный экипаж, запряжённый четвёркой чёрных лошадей с чёрными султанами на чёрной упряжи. Дверь экипажа медленно отворилась, и из него вышла дама. Она была облачена в чёрное платье с чёрным жакетом, которое дополняли чёрные туфли и перчатки, широкополая чёрная шляпа с густой вуалью (чёрной). В одной руке она несла чёрный матерчатый саквояж, украшенный узором из черепов, в другой – чёрный зонтик. Дама бесшумно взошла по ступеням – и Ада отпрянула от окна. Через мгновение, уже в кровати, она услышала отрывистое «тра-та-та»: дама стучала во входную дверь.
Колёса снова зашуршали по гравию, и карета скрылась в ночи (без помощи какого-либо кучера). Ада услышала, как под ней, внизу, раздался скрип открываемой двери и послышался хриплый голос Мальзельо, что-то спросивший.
– Мисс Борджиа из «Телепатического Агентства Гувернанток», – ответил ему другой голос, чистый, певучий и с лёгким иностранным акцентом.
– Проходите, – сухо ответил Мальзельо. – Покои гувернантки – под куполом. Лорд Гот не любит, чтобы его беспокоили.
– Я знаю, – мягко отозвалась мисс Борджиа. – Поэтому я и здесь. Агентство специализируется на воспитании беспокойных детей.
– Беспокойных – это точно… – пробурчал Мальзельо. – И пусть вас не вводят в заблуждение её громыхающие башмаки и хорошие манеры. Коварная она штучка, эта девчонка Гот!
Ада затрепетала.
Следующее, что она услышала, был бой дедушкиных часов на каминной полке. Они отсчитали девять часов.
Ада зевнула, потянулась и спрыгнула с кровати. В гардеробной её ждало четверговое одеяние – венецианское платье из тафты, оттоманская накидка с помпончиками и красная феска, украшенная кисточкой. Накинув всё это, она совсем уж собралась влезть в свои большие башмаки, – но вдруг остановилась.
Вместо этого она вернулась в свою огромную спальню, извлекла из-за пышной кровати спрятанные там чёрные тапочки и надела их.
Затем подошла к двери и выглянула наружу. Нигде не наблюдалось никаких следов Мальзельо или новой гувернантки. Ада выбралась из спальни и на цыпочках побежала по коридору, стараясь не шуметь.
Когда она добралась до малой галереи, Эмили и Уильям Брюквидж уже ждали её за якобинским буфетом.
– Колбаски из оленины с луковичной горчицей? – спросил Уильям. – Или, может быть, лосось, панированный овсянкой в клубничной подливке?
Произнося это, он поднимал одну за другой серебряные крышки над блюдами, причём лицо его попеременно приобретало то коричневый, то жёлтый, то клубничный оттенок.
– Яйцо всмятку и солдатики! – отрезала Ада.
– Великолепно! – подытожила Эмили, когда они закончили. – Кстати, это ведь Руби готовит нам тосты. Каждое утро она выбирает форму нового полка.
Уильям, весь в цветочек (потому что он сидел перед занавеской), опустил свой тост и указал куда-то за окно.
– Гляньте! Вон комнатный егерь идёт.
Ада и Эмили тоже повернулись к окну.
Мальзельо спешил куда-то по гравиевой дорожке.
– Что это, интересно, комнатный егерь делает в парке? – удивилась Эмили.
– Возможно, просто идёт в свою комнату, – ответила Ада. – Когда Мальзельо не на работе, он живёт в парке.
– Проследим за ним, – предложил Уильям.
Они быстро спустились по главной лестнице, повернули налево в восточное крыло, миновали египетскую гостиную, доколумбову гостиную и китайскую гостиную (где Чарльз Брюквидж корпел над своим изобретением), потом ещё несколько гостиных, установить национальную принадлежность которых не представлялось возможным, потому что мебель в них была закрыта чехлами, сколько Ада себя помнила, и наконец добрались до кухни.
В большой буфетной не покладая рук трудились буфетчицы: стирали пыль с банок солений, надписывали их и наполняли ящики свежим льдом, принесённым из нового ледника. Никто из них не оторвался от работы и даже не подал виду, что заметил, как Уильям, Эмили и Ада проскользнули мимо них.
В людской несколько грустных горничных раскладывали по местам деревянные ложки, сортируя их по размеру. Они тоже оказались слишком заняты, чтобы обратить внимание на проходивших детей.
Дальше, в главной кухне, миссис У'Бью, сидя в просторном кресле-качалке за широченным кухонным столом, яростно царапала что-то в огромной измятой книге, страницы которой были испещрены многочисленными примечаниями из засохшего теста. Лицо миссис У'Бью покраснело от злости и казалось крошечным, как у гнома, под огромным колпаком, а с пояса фартука (размером с хорошую скатерть) свешивались скалки, отбивалки, мутовки, ситечки всевозможных форм и размеров, которые при каждом движении кресла-качалки стукались и позвякивали.
Сама миссис У'Бью рычала при этом, как разъярённый лев:
– Агнес, взболтай эти яйца! Мод, замеси это тесто! Да не это, а вон то, идиотка! Пэнси, поджарь коржи, пока не подрумянятся, и обкорнай края! Шевелитесь, лентяйки!
Пыхтящие кухарки, толкаясь локтями, хлопотали вокруг трёх кухонных столов, заставленных мисками, противнями и безменами.
– Быстрее! – сказал Уильям. – Не дадим ему уйти!
Ада и Эмили вслед за ним пересекли кухню и вошли в малую буфетную, тесную комнатку с чрезвычайно высоким потолком, все стены которой были завешаны стенными шкафчиками и полками, заставленными разнообразными специями, травками, отдушками, ароматами, порошками, тинктурами и вытяжками в маленьких пузырёчках. С потолка же свешивались вязанки петрушки, шалфея, розмарина и тмина – вперемешку со связками сушёных чернушек для супа, волнушек для успокоительного и веснушек для мороженого.
На высоком стуле у разделочного стола сидела Руби и терпеливо делала из очисток редьки морских коньков для украшения ещё одного шедевра миссис У'Бью – «нептунова бульона». Увидев Аду, она покраснела.
– Добрый день, мисс Г… Ада.
– Мы гонимся за Мальзельо, – шепнула Ада в ответ. – Кстати, обожаю твоих морских коньков. Ты молодец.
Руби снова зарделась.
– Нелли! – прогремела миссис У'Бью из главной кухни. – Отнептунь-ка мне этих креветок! Живо!
Ада, Уильям и Эмили выбежали из малой буфетной в кухонный сад.
– Осторожно! – шепнул Уильям, толкая Аду и Эмили за кучу бобов и немедленно зеленея. – Вот он идёт.
Мальзельо показался из-за угла нового ледника и начал пробираться через цветочные клумбы спального сада. Добравшись до Печальных руин [7], он отомкнул их ворота ключом со связки, болтающейся у него на жилетной цепочке, и скрылся внутри.
Ада, Эмили и Уильям через спальный сад тоже подошли к Руинам. Пригнувшись, они пробрались к нему вплотную и заглянули в одно из аккуратно застеклённых древнегреческих окон. Мальзельо сидел за столом с конвертом в руке. На глазах детей он вскрыл этот конверт ножом для бумаг и прочитал вложенное в него письмо, а потом пригвоздил его к деревянной стене вилкой для бумаг. Затем снова залез в конверт и извлёк из него сложенную банкноту. Осторожно расправил её и посмотрел на свет. На прекрасной бумаге буквами с завитушками было начертано: «Банк Баварии обязуется выплатить подателю сего пять фунтов».
Уильям (белоснежный, как мрамор), протяжно свистнул:
