Ирина Стрелкова - Одна лошадиная сила (повести)
Уходя, он прихватил с собой уздечки, необходимое вещественное доказательство. В проходной вахтер остолбенел, увидев Фомина.
— Что-то я не упомню, когда вас пропускал…
— Я через забор! — пояснил Фомин. — Передайте начальству — лошади пришли. И пусть конюха отыщут. И пусть он вызовет ветеринара. И передайте Шилову, завтра я лично проверю состояние лошадей! — Фомин в сердцах захлопнул за собою дверь.
В горотделе он внимательно осмотрел самодельные варварские уздечки. Поводья из электрического шнура были обрезаны на всех шести одинаковым образом, наискосок. Вернее, отрублены каким-то орудием, не столько острым, сколько тяжелым, потому что кончики проводов расплющены. Наверное, топором. Значит, лошадей освободили не сами угонщики, а кто-то другой. Когда они спали. Или когда отлучились на время — допустим, пошли искать патроны. А может, они вовсе бросили лошадей привязанными, без корма и воды. Бросили на верную гибель, потому что электрический провод лошадям не перетереть ни за что.
С наступлением темноты Фомин и двое дружинников заняли позицию в детском бревенчатом городке, составлявшем гордость микрорайона и всего Путятина. Чего здесь только не было! Терем Василисы Прекрасной, крепость с зубчатыми стенами, ладья Садко, избушка Бабы-Яги на курьих ножках, горки и качели. Фомин и его помощники укрылись в ладье, отсюда им удобно было наблюдать за домами, где жили Безин, Супрунов и лошадники из их компании. В окнах Безина горел яркий свет, внизу на лавочке, где обычно сидят пенсионерки, собрались девчонки, по их заявкам Безин ставил на стереопроигрыватель пластинки с записями «Бони М», но на улицу так и не вышел. Ровно в одиннадцать, как и говорила Нина Васильевна, Безин выключил музыку и погасил свет. Девчонки посидели немного и разошлись. К двенадцати во всех окрестных домах остались освещенными лишь несколько окон. Одно из них в квартире Супруновых. Не спят, волнуются.
Лошадники появились в половине первого. Дружинники разглядели в руках Лешки Супрунова большую спортивную сумку.
— Глупо нести ружье в дом, — шепнул Фомин своим помощникам, — но кто его, дурака, знает!
Фомин не собирался беседовать со всеми сразу, надо подождать, чтобы разошлись по домам. Лешку Супрунова он взял на себя.
Компания не спешила расстаться, направилась в детский городок. Фомин и его помощники нырнули за борт ладьи, но Супа с приятелями предпочел избушку Бабы-Яги. Вскоре он вышел из избушки и скрылся в подъезде дома, где жил Безин. У Безина зажегся слабый свет. Фомин подумал, что Лешка Супрунов не станет тревожить такую важную персону, как Бес, по пустякам. Минуты через три свет погас, и вскоре Лешка вышел из подъезда. В избушке состоялся какой-то разговор, затем лошадники разошлись.
— Осмотрите избушку, всю обшарьте, — сказал Фомин своим помощникам и пошел следом за Лешкой.
Время, конечно, позднее, но придется побеспокоить его родителей. Впрочем, они и так не спят… Фомин не любил появляться у людей ночью. После визита сотрудника милиции людям уже не уснуть до утра. Но если упустишь очень важный ночной час, потом и за много дней не наверстаешь.
Лампочки на лестнице не горели. Фомин слышал наверху, через этаж, крадущиеся шаги, звякнули ключи. «Ходу!» — приказал себе Фомин и в несколько прыжков настиг Лешку, загородил дорогу, нажал кнопку электрического фонарика.
— Откуда возвращаешься так поздно? Что в сумке? Покажи!
В тот же миг наверху распахнулась дверь одной из квартир, на лестничную площадку выскочил мужчина в пижаме.
— Алексей! Где ты шлялся?! — Мужчина заметил рядом с мальчишкой Фомина и все понял, хотя Фомин был в штатском. — Товарищ, прошу, пройдите в квартиру. — Он пропустил вперед Фомина, Лешка шел следом. — Дошлялся, мерзавец! — Отцовский пинок швырнул Лешку через узкий коридор.
Лешка вышиб лбом дверь, Фомин увидел женщину, торопливо путающуюся в пуговицах халата.
— Прошу! — мужчина подобрал с пола вылетевшую из Лешкиных рук спортивную сумку, внес в комнату. — Смотрите. И ты смотри! — крикнул он женщине. — Твое воспитание!
«Молнию» на сумке заело. Лешкин отец побагровел от напряжения, рванул замочек, пластик треснул, содержимое сумки посыпалось на пол. Пачки импортных сигарет, пакетики жевательной резинки, яблоки, несомненно, из чужого сада, колода карт, моток капроновой веревки, перочинный нож, трехгранный напильник. Ну и конечно, штаны с дырами на заду. Но ружья не было.
— Извините, — сказал Фомин Лешкиной матери. — Вчера ваш сын и еще несколько ребят из соседних домов угнали лошадей. При этом пропало ружье конюха. Сами понимаете, огнестрельное оружие в руках у несовершеннолетних. — Фомин помедлил самую малость и круто повернулся к Лешке, успевшему развалиться на диване. — Супрунов, где ты спрятал ружье? Встань, я с тобой разговариваю! (Лешка встал.) Советую тебе говорить правду. Это в твоих интересах. Где ружье?
После, вспоминая свой ночной приход к Супруновым, Фомин понял, что Лешка признался бы сразу, не будь рядом отца и матери. Отец орал на Лешку и тряс за шиворот, мать повторяла сквозь слезы: «Лешенька, скажи… Скажи, что ты не брал». Потом Лешкиной матери стало плохо с сердцем, отец заметался в поисках нитроглицерина, а Лешка опять разлегся на диване с яблоком, подобранным с пола.
— Не люблю шума… — Лешка обтер яблоко рукавом, смачно откусил и продолжал с набитым ртом: — Ну, ладно. Взяли мы ружье, я взял…
— Где спрятал? — Фомин наклонился над Лешкой, схватил за руку, яблоко выпало.
Лешкин отец наконец нашел нитроглицерин, подал таблетку жене, другую сунул себе в рот.
— «Где, где»… — передразнил Лешка, не решаясь, однако, вновь взяться за яблоко. — Вы мне вопросов не задавайте, я сам, по порядку. Ружье висело, я его взял. Мы покатались на лошадях и решили отдохнуть. Заехали в лес. Там туристы, они нас погнали. Мы проехали немного дальше, поели и легли спать. Утром просыпаемся — ни лошадей, ни ружья. Вы, конечно, хотите знать, пробовали ли мы из него стрелять. Отвечаю: нет, у нас не было патронов.
— Вы слышите? — Лешкина мать радостно всплеснула руками. — Они не стреляли! Леша не стрелял! Он говорит правду, даю вам честное слово матери.
Фомин и без ее честного слова знал, что Лешка Супрунов на этот раз говорит чистую правду. Ружье ночью пропало. Очевидно, его унес тот, кто обрубил поводья из электрического провода и освободил лошадей. Но если это был хороший, жалостливый человек… Он давно уже принес бы ружье в милицию. Или нашел бы способ сообщить, что оно у него. Выходит, обрубил поводья и унес ружье кто-то, чьи мотивы весьма сомнительны. Возможно, кто-то из этой же компании. Но с какими целями?
— Ложись спать, — сказал Фомин Лешке. — Завтра в десять ко мне.
Лешкин отец накинул плащ и вышел проводить Фомина.
— Страшное несчастье, — говорил он убито. — Мы уехали из Шуи, потому что Алексей связался с плохой компанией. Бросили прекрасную квартиру. Но здесь началось то же самое.
Фомин молчал. А что можно сказать? Что от самих себя никуда не уедешь?
На улице его поджидали оба дружинника. Они обшарили все углы в избушке Бабы-Яги и ничего не нашли, кроме окурков. Зато потом им повезло. Одного из лошадников родители выгнали из дома с древним напутствием: «Ступай туда, откуда пришел». Парень решил переночевать у Бабы-Яги и угодил прямиком в руки дружинников. Они его взяли в оборот, и он во всем признался. И в том, что компания Супы угнала лошадей из фабричной конюшни. И в том, что Супа прихватил висевшее там ружье…
Дальше дружинники пересказали Фомину слово в слово то же самое, что он только что слышал от Лешки Супрунова. Точность совпадения озадачила Фомина. «Не Безин ли приказал?» Фомин поглядел наверх, на темное раскрытое окно, и ему почудилось, что там кто-то стоит.
V
Вихрь проснулся среди ночи. В деревне что-то случилось, хлопали двери, тревожно перекликались голоса. Вихрь вздохнул и весь напрягся в ожидании. Сейчас ему придется исполнить древний закон рабочих лошадей — себя не пощадить, но честно сослужить людям.
Со скрипом отворилась дверь, в конюшню внесли свет жестяного керосинового фонаря, женские трясущиеся от волнения руки стали собирать Вихря в дорогу. Он беспокойно оглядывался: где Хозяин? Хозяина не было. Не с ним ли случилась беда?
— Ты уж выручай, Вихорек! — приговаривали женщины, запрягая Вихря в легкую телегу, подаренную стариком кузнецом.
Они подвели его к крыльцу, ушли в избу и вскоре появились, согнувшись под тяжестью человеческого тела, завернутого с головой в толстое стеганое одеяло. Вихрь испуганно всхрапнул: лошади не любят возить мертвых. Женщины с трудом приподняли длинный сверток и занесли в кузов. Вихрь успокоился: в одеяло был завернут живой человек.
