Льюис Кэрролл - Алиса в стране чудес
Время улизнуть было самое подходящее. Алиса не стала терять ни минуты. Она бежала, пока совсем не задохнулась от усталости и лай щенка не затих в отдалении. Тогда она остановилась и, прислонясь к стеблю лютика, стала обмахиваться его листом.
— А щенок-то какой чудесный! — сказала задумчиво Алиса. — Я бы могла его научить разным фокусам, если б… если б только я была нужного роста! Да, кстати, чуть не забыла — мне бы надо еще подрасти! Дайте-ка вспомнить, как это делается? Если не ошибаюсь, нужно что-то съесть или выпить. Только вот что?
И вправду, что? Алиса поглядела кругом на цветы и травы, но не увидела ничего подходящего. Неподалеку стоял гриб — большой, почти с нее ростом. Она заглянула за него, и под него, и по обе стороны от него. Тут ей пришло в голову, что, если уж на то пошло, можно посмотреть, нет ли у него чего-нибудь на шляпке?
Она поднялась на цыпочки, заглянула наверх — и встретилась глазами с огромной синей гусеницей. Та сидела, скрестив на груди руки, и томно курила кальян, не обращая никакого внимания на то, что творится вокруг.
Глава V
Синяя гусеница дает совет
Алиса и Синяя Гусеница долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Наконец, Гусеница вынула кальян изо рта и медленно, словно в полусне, заговорила:
— Ты … кто… такая? — спросила Синяя Гусеница.
Начало не очень-то располагало к беседе.
— Сейчас, право, не знаю, сударыня, — отвечала Алиса робко. — Я знаю, кем я была сегодня утром, когда проснулась, но с тех пор я уже несколько раз менялась.
— Что это ты выдумываешь? — строго спросила Гусеница. — Да ты в своем уме?
— Не знаю, — отвечала Алиса. — Должно быть, в чужом. Видите ли…
— Не вижу, — сказала Гусеница.
— Боюсь, что не сумею вам все это объяснить, — учтиво промолвила Алиса. — Я и сама ничего не понимаю. Столько превращений в один день хоть кого собьет с толку.
— Не собьет, — сказала Гусеница.
— Вы с этим, верно, еще не сталкивались, — пояснила Алиса. — Но когда вам придется превращаться в куколку, а потом в бабочку, вам это тоже покажется странным.
— Нисколько! — сказала Гусеница.
— Что ж, возможно, — проговорила Алиса. — Я только знаю, что мне бы это было странно.
— Тебе! — повторила Гусеница с презрением. — А кто ты такая?
Это вернуло их к началу беседы. Алиса немного рассердилась — уж очень неприветливо говорила с ней Гусеница. Она выпрямилась и произнесла, стараясь, чтобы голос ее звучал повнушительнее:
— По-моему, это вы должны мне сказать сначала, кто вы такая.
— Почему? — спросила Гусеница.
Вопрос поставил Алису в тупик. Она ничего не могла придумать, а Гусеница, видно, просто была весьма не в духе, так что Алиса повернулась и пошла прочь.
— Вернись! — закричала Гусеница ей вслед. — Мне нужно сказать тебе что-то очень важное.
Это звучало заманчиво — Алиса вернулась.
— Держи себя в руках! — сказала Гусеница.
— Это все? — спросила Алиса, стараясь не сердиться.
— Нет, — отвечала Гусеница.
Алиса решила подождать — все равно делать ей было нечего, а вдруг все же Гусеница скажет ей что-нибудь стоящее? Сначала та долго сосала кальян, но, наконец, вынула его изо рта и сказала:
— Значит, по-твоему, ты изменилась?
— Да, сударыня, — отвечала Алиса, — и это очень грустно. Все время меняюсь и ничего не помню.
— Чего не помнишь? — спросила Гусеница.
— Я пробовала прочитать «Как дорожит любым деньком…», а получилось что-то совсем другое, — сказала с тоской Алиса.
— Читай «Папа Вильям», — предложила Гусеница.
Алиса сложила руки и начала:
— Папа Вильям, — сказал любопытный малыш, —
Голова твоя белого цвета.
Между тем ты всегда вверх ногами стоишь.
Как ты думаешь, правильно это?
— В ранней юности, — старец промолвил в ответ, —
Я боялся раскинуть мозгами,
Но, узнав, что мозгов в голове моей нет,
Я спокойно стою вверх ногами.
— Ты старик, — продолжал любопытный юнец, —
Этот факт я отметил вначале.
Почему ж ты так ловко проделал, отец,
Троекратное сальто-мортале?
— В ранней юности, — сыну ответил старик, —
Натирался я мазью особой.
На два шиллинга банка — один золотник,
Вот, не купишь ли банку на пробу?
— Ты немолод, — сказал любознательный сын, —
Сотню лет ты без малого прожил.
Между тем двух гусей за обедом один
Ты от клюва до лап уничтожил.
— В ранней юности мышцы своих челюстей
Я развил изучением права,
И так часто я спорил с женою своей,
Что жевать научился на славу!
— Мой отец, ты простишь ли меня, несмотря
На неловкость такого вопроса:
Как сумел удержать ты живого угря
В равновесье на кончике носа?
— Нет, довольно! — сказал возмущенный отец. —
Есть границы любому терпенью.
Если пятый вопрос ты задашь, наконец,
Сосчитаешь ступень за ступенью!
— Все неверно, — сказала Гусеница.
— Да, не совсем верно, — робко согласилась Алиса. — Некоторые слова не те.
— Все не так, от самого начала и до самого конца, — строго проговорила Гусеница.
Наступило молчание.
— А какого роста ты хочешь быть? — спросила, наконец, Гусеница.
— Ах, все равно, — быстро сказала Алиса. — Только, знаете, так неприятно все время меняться…
— Не знаю, — отрезала Гусеница.
Алиса молчала: никогда в жизни ей столько не перечили, и она чувствовала, что теряет терпение.
— А теперь ты довольна? — спросила Гусеница.
— Если вы не возражаете, сударыня, — отвечала Алиса, — мне бы хотелось хоть капельку подрасти. Три дюйма — такой ужасный рост!
— Это прекрасный рост! — сердито закричала Гусеница и вытянулась во всю длину. (В ней было ровно три дюйма.)
— Но я к нему не привыкла! — жалобно протянула бедная Алиса. А про себя подумала: «До чего они тут все обидчивые!»
— Со временем привыкнешь, — возразила Гусеница, сунула кальян в рот и выпустила дым в воздух.
Алиса терпеливо ждала, пока Гусеница не соблаговолит снова обратить на нее внимание. Минуты через две та вынула кальян изо рта, зевнула — раз, другой — и потянулась. Потом она сползла с гриба и скрылась в траве, бросив Алисе на прощанье:
— Откусишь с одной стороны — подрастешь, с другой — уменьшишься!
— С одной стороны чего? — подумала Алиса. — С другой стороны чего?
— Гриба, — ответила Гусеница, словно услышав вопрос, и исчезла из виду.
С минуту Алиса задумчиво смотрела на гриб, пытаясь определить, где у него одна сторона, а где — другая; гриб был круглый, и это совсем сбило ее с толку. Наконец, она решилась: обхватила гриб руками и отломила с каждой стороны по кусочку.
— Интересно, какой из них какой? — подумала она и откусила немножко от того, который держала в правой руке. В ту же минуту она почувствовала сильный удар снизу в подбородок: он стукнулся о ноги!
Столь внезапная перемена очень ее напугала; нельзя было терять ни минуты, ибо она стремительно уменьшалась. Алиса взялась за другой кусок, но подбородок ее так прочно прижало к ногам, что она никак не могла открыть рот. Наконец, ей это удалось — и она откусила немного гриба из левой руки.
* * * * * * * * * * * * * * * * * *
* * * * * * * * * * * * * * * * * *
* * * * * * * * * * * * * * * * * *
— Ну вот, голова, наконец, освободилась! — радостно воскликнула Алиса. Впрочем, радость ее тут же сменилась тревогой: куда-то пропали плечи. Она взглянула вниз, но увидела только шею невероятной длины, которая возвышалась, словно огромный шест, над зеленым морем листвы.
— Что это за зелень? — промолвила Алиса. — И куда девались мои плечи? Бедные мои ручки, где вы? Почему я вас не вижу?
С этими словами она пошевелила руками, но увидеть их все равно не смогла, только по листве далеко внизу прошел шелест.
Убедившись, что поднять руки к голове не удастся, Алиса решила нагнуть к ним голову и с восторгом убедилась, что шея у не
е, словно змея, гнется в любом направлении. Алиса выгнула шею изящным зигзагом, готовясь нырнуть в листву (ей уже стало ясно, что это верхушки деревьев, под которыми она только что стояла), как вдруг послышалось громкое шипение. Она вздрогнула и отступила. Прямо в лицо ей, яростно бия крыльями, кинулась горлица.
