Сигфрид Сивертс - Пираты с озера Меларен
Мягкий свет летнего дня отражался в маленьких серых глазках старика, и он казался мальчикам пришедшим из сказки. Отпивая кофе маленькими глоточками, он вспоминал старые времена, про то, какой была земля в ту пору:
— В старые добрые времена, когда еще моя старуха была жива, все тут было по-иному. И рыба водилась в заливе, и птиц в лесу было полно. Пока не стали ходить пароходы, можно было встретить и лесовицу и водяного. Теперь все переменилось. Землю пашут большими машинами. Скоро не будет ни одного дерева для глухаря. Надо благодарить господа, если что-то еще останется в эти безумные времена.
Фабиан саркастически хохотнул над этими, как ему показалось, глупыми россказнями Флинты и начал было подробно описывать колбасную фабрику, но Георгу захотелось послушать старика.
— В прежние времена, — сказал Флинта, — после ложного солнца[30] всегда был дождь, а на востоке и севере стояло марево. А коли ветер дул по солнцу, наступало вёдро, и по луне можно было погоду угадывать. Нынче же ни черта не угадаешь. Радуешься и тому, что лосось не играет в мае, а окунь — на сретенье. Вот так-то, молодые господа. Хе-хе… Такие нынче пошли дела. Да… видно, наступают последние времена, как говорит апостол. Чудные дела творятся у нас на острове.
— Чего ж тут чудного, — воскликнул Георг, сгорая от любопытства.
— Новый-то граф знай себе сидит и шутки шутит с чадами да домочадцами, а о главном-то, о землепашестве, все и думать забыли. А кузен его, как они называют, барон Юстус вовсе заучился и умом рехнулся. Как-то раз прибежал, руками машет, глаза выпучил будто рак и не велит мне ставить жерлицы на щуку. Мол, у щук бессмертная душа. Слава богу, он не видел, как я с пчелами вожусь, на них он вовсе помешался. Такие дела… А сосед Альфред, что вернулся домой с моря — он был где-то в Гаффельсберге да Коккеншине, как они говорят, — так у него одной дурью голова набита — пьет то и дело да за нож берется, а девушек как на перемет ловит. До внучки моей Вильхельмины тоже хотел добраться злодей, да только ее он не получит, если даже для этого ему придется всадить нож в сердце старику Флинте. Диво дивное, куда только катится наша земля. Хочу только, чтоб мои кости лежали в земле, когда наступит страшный час.
При этих словах Фабиан скептически ухмыльнулся, а Эрик испуганно и зачарованно посмотрел на темную лесную опушку.
Флинта допил кофе и вежливо поблагодарил за угощение. Потом спустился в свою плоскодонку, вытащил из садка несколько щук и окуней и дал их мальчикам как ответный подарок.
— Давайте сюда кошку[31],— пробормотал он, — я отвезу ее в своей лодчонке и брошу в заливе, чтобы вы встали подалее от моих жерлиц.
Якорь коснулся дна, мальчики отвязали «Розу ветров» и протравили ее чуть вперед, чтобы она могла двигаться свободно. Флинта отдал по-военному честь и поплыл на другую сторону тихого залива. За его зеленой плоскодонкой волочилась, играя, целая стая серебристых нитей. Солнце уже стояло высоко над землей, пел дрозд, трещал сверчок, а над водой, с плывущими по ней желтыми полосками пыльцы сосны и можжевельника, порхали, блестя шелковыми крылышками, мотыльки.
Посовещавшись, мальчики единодушно решили обследовать остров. Они вытащили шлюпку на берег и, оставив ее в укромное месте, между корнями ольхи, углубились в лес. Скоро они вышли к красному домику, в котором жил Флинта. За домиком виднелся двор с сетями и ульями, картофельными грядками и разросшимися кустами крыжовника, к которым вела аккуратная тропинка. В окне, украшенном оленьим мхом, то и дело мелькало бледное красивое лицо девушки — она раскатывала тесто. Это была Вильхельмина, внучка Флинты. Стараясь остаться незамеченными, мальчики тихо прокрались мимо и снова нырнули в чащу.
Лес стал огромным и таинственным. Они шли, боясь отстать друг от друга, и говорили шепотом, словно их кто-то мог услышать в этом прохладном ароматном полумраке. В поисках следов они разглядывали красивые звездочки пышного медвежьего мха, сухой хрустящий олений мох, похожий на запорошенный инеем карликовый лес. Под ногами затрещал покрытый серым косматым лишайником гнилой скелет дерева и превратился в хитрую ловушку. Мальчикам чудилось, что за каждым зеленоватым, поблескивающим смолой еловым стволом их подкарауливает сосед Альфред, с матросским ножом в руке, готовый в любой момент ударить им. Георг крепко сжимал срезанную им можжевеловую палку и шел, крадучись, словно индеец на военной тропе. Ах, как хотелось ему сейчас встретить быка! Он даже представил его, разъяренного, с налитыми кровью глазами и фыркающими ноздрями. А он, Георг, легкий и удачливый, выжидает тот счастливый момент, чтобы ринуться на быка и нанести ему оглушительный удар в голову в тот самый миг, когда он собирался поддеть кричащего от страха Эрика на рога…
Лес стал редеть и вскоре вывел к подножью мшистой каменной гряды. Подъем был такой крутой и каменистый, что когда мальчики достигли вершины, они сильно запыхались. Отсюда, высоко над макушками елей, открывался величественный вид на залитые солнцем фьорды и пролив, а рядом поднималась фундаментная стена старой меларенской крепости, сложенная из гранитных блоков.
— А вот и наш тайный лагерь, — сообщил Фабиан так, будто всегда знал про эту крепость.
— И здесь мы спрячем свои сокровища, — таинственным голосом добавил возбужденный Эрик.
Георг тут же перелез через стену. Внутри каменного квадрата росла мягкая, манящая отдохнуть трава и невысокая рябина поднималась вровень со стеною. В одном углу камни были черны от сажи костра. Фабиан, спрыгнувший вниз вслед за Георгом, указал, многозначительно свистнув, на плоский камень, на котором было выбито сердце, пронзенное стрелой, а под ним буквы А и В.
«Альфред и Вильхельмина» — догадались мальчики, и сразу старый замковый двор превратился для них в загадочное место любовных свиданий и мрачных интриг… Мальчишки словно прикоснулись к чужой тайне и, почувствовав себя неловко, поспешили назад.
Теперь они обследовали местность с особой тщательностью. У подножья разрушенной крепостной стены, обращенной к острову, они увидели небольшую зеленую прогалину — жалкие остатки когда-то роскошного монастырского сада. На этой мертвой каменистой земле даже хилые фруктовые деревья с серебристо-серыми кривыми узловатыми стволами и редкими цветами показались мальчишкам настоящим чудом. Они вдруг ощутимо почувствовали на себе дыхание далекой старины, и когда Георг, случайно оступившись, вдруг ударился ногой о сломанный замшелый каменный крест на забытой старой могиле, его охватил леденящий и сладостный ужас. Он даже не почувствовал боли и, весь во власти нахлынувших чувств, прихрамывая, последовал за товарищами.
Вскоре они попали в пустынный парк с высокими лиственными деревьями, полузаросшими дорожками и залитыми солнцем пригорками, где среди прошлогодней листвы сияли звездочки первоцвета и подснежников.
На маленькой полянке, окаймленной подстриженными липами и чахлыми тополями, посреди нежно-зеленого травяного ковра, усеянного множеством красивых цветов, названия которых Георг не знал, стоял восьмигранный желтый павильон с замшелой кирпичной крышей и флюгером, похожим на язык дракона.
Мальчики постояли возле лип, огляделись. Вокруг не было ни души, но с залитой солнцем лужайки непрерывно доносилось сильное жужжание, а над павильоном, окруженном желтыми соломенными пирамидками, дрожало охристое облако.
Георг с Фабианом незаметно выбрались на лужайку и увидели, что над каждым цветком тучей вьются пчелы. Рой этих насекомых черной пеленой повис в воздухе. Боясь привлечь к себе их внимание, мальчики крадучись двинулись дальше. Но сделали лишь несколько шагов и остановились, не в силах выдержать этого сумасшедшего жужжания и мелькания. Одна, видимо, очень кровожадная пчела ужалила Фабиана в скулу, и он, вскрикнув от боли й зажав щеку рукой, хотел было убежать, но тут из павильона вышел высокий худой человек в грязной шафранно-желтой пижаме, красных сафьяновых шлепанцах и с раскрытой книгой в руках. У него было иссера-бледное лицо с большим крючковатым носом и невыразительными голубыми глазами навыкате. Он вплотную подошел к мальчикам и, дыша на них сильным перегаром, потряс кулаком.
— Сию же минуту убирайся прочь, — закричал он на Фабиана, — не то я натравлю на тебя своих собак!
Перепуганный Фабиан отпрянул в сторону, а пчеловод весьма дружелюбно и торжественно обратился к Георгу:
— Берегись черномазого, мой юный друг, он нападет на тебя сзади и, если ты не будешь остерегаться, убьет.
Под взглядом этих немигающих глаз Георг застыл на месте. Его словно загипнотизировали. Человек в шафранно-желтой пижаме положил руку ему на плечо и повел его через жужжащее облако пчел в павильон. Там стояли незастеленная кровать, над которой висела полка, до отказа заставленная книгами, и заваленный всякой всячиной стол. На кровати лежали две собаки, встретившие появление Георга рычанием, по полу прыгал ручной вороненок, а стол украшали голый мраморный старикашка и бюст красивого улыбающегося дяденьки, которого Георг сразу узнал. Это был Эмануэль Сведенборг[32] — о нем рассказывали в школе на уроках истории. Георг стоял на пороге, с опаской поглядывая на собак и круживших по комнате пчел.
