Валентин Гноевой - Гучок
– Слушай! Точно! – воскликнул Гучок и повернулся к Амфи. – Там, внизу, на берегу, остались наши велосипеды! Помогите нам, пожалуйста, их найти!
На горизонте в синей дымке появилась узкая тёмная полоска. Постепенно она становилась всё шире, принимая очертания холмистого и скалистого берега. Где-то на этой бесконечной границе воды и земли возвышался самоварный маяк. За короткое время своего существования он превратился в серьёзнейший навигационный объект для китов, тюленей, морских птиц и всяких военных кораблей.
– Слева по курсу что-то блеснуло, – сообщил Дракар, показав лапой. – Сейчас подлетим ближе.
– Это самовар! – обрадовался Гучок. – Нам сюда!
Высадившись на берег, друзья побежали собирать свои вещи. Но это оказалось не так то просто. За время их отсутствия куча заметно «похудела». Зато жизнь в этом кусочке тундры заметно преобразилась. Первым делом звери оценили все достоинства гандбольного мяча и ракеток для бадминтона. И теперь здесь шла активная подготовка к чемпионату тундры по гандболу и бадминтону. Специально к открытию обоих чемпионатов зайцы разучивали на барабане всякие торжественные марши, играя на одном инструменте одновременно несколько мелодий.
Все моржихи вдруг стали следить своей фигурой, и поэтому за хулахупом была очередь на неделю вперёд. А на берегу теперь появилась горка, с которой детёныши тюленей с весёлым писком скатывались в воду. Когда-то это была гладильная доска.
У леммингов появился свой местный парк развлечений, построенный из конструктора «Лего» и пластилина. И поэтому вся эта пушистая мелочь огромными толпами стала мигрировать сюда, создавая многокилометровые очереди и заторы на дорогах.
Мясорубка теперь крутилась не останавливаясь. Морские животные и птицы днём и ночью перемалывали на фарш пойманную рыбу и креветок, чтобы накормить своё многочисленное, вечно голодное потомство.
Так и остались лежать на берегу без дела вентилятор, утюг, компьютерная клавиатура и настольная лампа. Самовар уже не возвышался на скале, а стоял на одном из небольших камней. Туда его водрузил суслик, как-то забежавший через пару деньков поглядеть на своё маячное сооружение и увидевший компанию чаек, сваливших самовар вниз в надежде попить чайку. Заодно, он предупредил всю местную живность, чтобы самовар не трогали, потому что он ядовитый, а велосипеды кусаются, если к ним подойти очень близко.
В таком виде всё это застали друзья. Они решили не нарушать этот новый уклад жизни местных животных и оставить им все вещи, которые нашли здесь своё применение. Драгоценные клавиатура и утюг, менее драгоценные вентилятор и настольная лампа, а также бесценные велосипеды были загружены в Илсемьдесятшестой. «Пельмень» бесшумно поднялся в воздух и, сопровождаемый взглядами всего прибрежного населения, быстро улетел в сторону материка.
Теперь под ними проносилась земля. Друзья в иллюминаторы рассматривали открывавшиеся перед ними бескрайние просторы тундры. Один дракоша задумчиво смотрел в пол.
– Ты чего? – толкнул его в бок лягушонок.
– Не мешай! Я думаю о пирожном с вишенкой. Сейчас оно появится из пола.
– Ну, да! Пирожное! С вишенкой! – передразнил он дракошу. – Сейчас из пола попрёт каравай, залитый ведром крема и килограмм вишен сверху.
– Нет, ну, кто тебя за язык твой длинный дёргает! – возмутился Кеша. – Теперь я думаю, а не пошёл бы ты куда-нибудь подальше! Вместо того, чтобы думать о пирожном!
– Эй-эй! Осторожнее! – запротестовал Гоша. – Я же выпаду, если пойду подальше!
– Вот и не лезь со своим ведром вишен!
Их перепалку прервал Амфи.
– Не переживай, не выпадешь, – успокоил он лягушонка. – Технологией материализации мыслеконструкций может воспользоваться не каждый. Для этого нужно научиться правильно думать. Даже о пирожном с вишенкой.
– Мне мама гавалила, сто меня в сколе науцят думать, – заявил Игорёк.
– В какой школе? – спросил Дракар.
– Ну-у, …католая возле насева дома, – неуверенно ответил мальчик.
– Как раз в ваших школах не учат думать, – вставил Амфи. – Там, просто, жуют чужие мысли. И этому же учат детей.
– А вы мозете нас науцить плавильна думать? – поинтересовался Игорёк.
– Мы-то можем, – ответил Амфи. – Только вы ничего не поймёте. Эти знания на нашем языке.
– И они имеют силу, пока о них знает немного народу, – добавил Дракар. – Только так они сохранят свою чистоту и ценность.
– Но, ведь, это же тоже чужие мысли? – поразмыслив, возразил Гучок.
– Эти знания живые, – объяснил Амфи. – Поэтому каждый, кто их принимает, пропускает их через себя, внося что-то своё. Пройдя через ваше сознание, такие мысли становятся вашими собственными. Такое знание не нужно учить напамять, боясь забыть. Оно запоминается как чувство, то есть на всю жизнь.
– Это тоцьна! – авторитетно подтвердил Игорёк. – В децтве мне папа сто лаз гавалил, стобы я не совал палец в кастёл. Ну, я забыл и засунул… Это цювство я запомнил на всю зизнь.
И он с удовольствием рассмеялся, видимо вспомнив те далёкие дни своего детства.
– А мозна нам вас язык выуцить? – снова поинтересовался мальчик.
– Мозна, – снова улыбнулся Дракар. – Только вам сначала нужно научиться слушать. Если вы не будете слышать то, что говорите, то правильно говорить вы не научитесь.
– Ваше ухо должно научиться различать все четыреста тридцать восемь звуков и произносить их, – объяснил Амфи. – Потом нужно научиться произносить и распознавать отдельные слова и фразы. После того, как вы овладеете этой способностью в совершенстве, вы сможете услышать не только то, что мы говорим, но и то, что мы чувствуем, когда говорим.
– Вы говорите очень медленно, – продолжил Дракар. – И одновременно с этим думаете. Поэтому ваши слова идут от ума, а не от сердца. И, получается, вы умеете говорить то, что думаете, но не то, что чувствуете. Те, кто в совершенстве владеет вашим способом говорения, наверняка умеют ещё и говорить не то, что думают.
– А некоторые ещё и умеют делать не то, что говорят, – вставил лягушонок.
– А, знаем! – махнул лапой Дракар. – Такие существа у вас называются поллютики.
– Политики, – поправил его Амфи.
– Да, да, точно, – согласился Дракар. – Хотя по смыслу первое подходит больше. Так вот. Если человек не использует свою способность чувствовать, он вообще забывает о ней. Такими людьми легко управлять, потому что они сами не знают, чего хотят на самом деле. Если им сказать… по этому…, – он щёлкнул пальцами, – … по телевизору, что им нужно делать что-то ненужное, кушать что-то вредное, смотреть и слушать что-то бесполезное, они действительно скоро начнут это делать, кушать, смотреть и слушать. И при этом думать, что им именно этого и хочется.
– Это ещё не все, – добавил Амфи. – Много проблем возникает между людьми из-за того, что они не умеют сказать о том, что чувствуют. Они прячут свои чувства так глубоко, что забывают о них и потом не могут найти. Люди говорят друг другу совершенно не то, что чувствуют. И поэтому теряют друг друга.
– И это всё из-за нашего способа говорить? – удивился Гучок.
– Наверное, не только из-за этого, – произнёс Амфи. – Просто, мы заметили, что, когда люди поют, в их словах настоящих чувств намного больше, чем когда они говорят. А ещё люди искренни в танце. Слова у людей служат для того, чтобы скрыть свои чувства.
– Я петь ни умею, – разочарованно произнёс Игорёк.
– Ну и ничего страшного, – заверил его Дракар. – Зато, хорошо танцуешь. Просто слушай свои чувства, говори, что чувствуешь, и делай, как тебе подсказывает сердце.
Друзья замолчали, как будто, пытались вслушаться в свои чувства. Первым почувствовал дракоша:
– Я, кажется, чувствую.
– Что чувствуешь? – поинтересовался Дракар.
– По спине кто-то ползёт, – шёпотом ответил Кеша, как будто боясь спугнуть того, кто полз. – Гляньте, что у меня там?
Из-под носка на шею дракоши выполз… муравей. Пока было холодно, он спал в травяной сумке у Кеши на поясе. Теперь в «пельмене» ему стало тепло, и он выполз наружу.
– Да это же наш Компас! – закричал лягушонок. – Мы про него совсем забыли. Компасёнок!
Гоша посадил муравья себе на лапу и погладил его. Все обступили лягушонка и стали разглядывать крохотное существо с таким многообещающим именем.
– Так эта настаясий компас или плоста аднафамилец? – с сомнением спросил Игорёк.
– Конечно, настоящий! – пыхнул дракоша. – И, даже, настоящее настоящего! Он нам на север показывал, когда мы сами путешествовали. Компас, где север?!
