Владислав Крапивин - Мальчик со шпагой
Серёжа сказал чуть не со слезами:
– Значит, нам теперь деваться некуда?
– Нам из райсовета письмо прислали, ответ на статью. Обещают, что при первой возможности дадут клубу новое помещение. Скорее всего, в новом доме, который строится на Октябрьской.
– "Строится"! Там еще первый этаж не готов!
– Да, я знаю. А пока, говорят, ребят можно распределить по другим клубам, по разным кружкам и секциям. В Дом пионеров, в спортшколу…
Серёжа хмыкнул.
– В том-то и дело, – понимающе откликнулся Владимир Матвеевич. – Вариантов много, и все неплохие. Но ни один из них не спасение для вашего отряда… Есть, правда, еще один способ.
– Какой?
– Добиваться своего. Упрямо ждать. Не распускать "Эспаду". Никому не давать покоя. Требовать, требовать. А мы поможем. Но времени уйдет немало.
– Ну и пусть! Лишь бы добиться!
– Но в этом деле тоже есть большая сложность…
– Какая?
– С вашим командиром, с Олегом, это связано. Он сам объяснит, наверно.
Приоткрылась дверь, и в комнату заглянула женщина. Серёжа ее узнал: это с ней он разговаривал, когда хоронили Алексея Борисовича.
Женщина раздраженно сказала:
– Владимир Матвеевич! Я звоню, звоню! Мне нужны гранки вашего материала.
– У меня посетитель, – сказал Ларцев.
Женщина взглянула на Серёжу. Тоже узнала.
– Ах вот что… Тогда через полчаса.
Она коротко кивнула им и прикрыла дверь. Ларцев мельком посмотрел на часы, и Серёжа сообразил, что у Владимира Матвеевича еще десятки дел – не менее важных, чем "Эспада".
– Я пойду, – сказал он.
Ларцев протянул узкую сухую руку.
– Видишь, Серёжа, не все на свете решается просто. Но мы постараемся помочь. Если вы будете держаться.
– Будем, – сказал Серёжа.
В тот же день перед школой Серёжа зашел к Олегу.
– Неважные у нас дела, – сказал Олег. – Да, капитан?
– Ларцев говорит: надо ждать.
Олег тихо сказал:
– Не могу я ждать, Серёжа. Я работать должен. Не сидеть же у сестры на шее. А должность мою сократили, раз клуба нет. Она и так была какая-то… сверхплановая, что ли.
– Мы тебя прокормим, всем отрядом! – горячо сказал Серёжа. Но тут же понял, что брякнул несуразицу.
Олег улыбнулся ему, как маленькому.
– Мне на пенсию нельзя. С заочного отделения попрут, если не буду работать по специальности, как педагог.
– Что же делать?
– Вот именно: что делать? Старшим вожатым в школу или методистом в Дом пионеров меня райком, допустим, определит. А я же не смогу там работать, Сергей, раз вы рядом… Это не жизнь будет – на части рваться. И пользы никакой… Уеду я, Серёжа.
Торопливым шепотом Серёжа сказал:
– Олег, не надо. Что ты…
– В том-то и дело, что надо. Сейчас – надо. Здесь я без дела, а там…
– Где "там"?! – громко спросил Серёжа и встал со стула.
– Не кричи, – попросил Олег. – Я не виноват.
Он взял со стола распечатанное письмо. Вытряхнул из конверта листки.
– Посмотри.
Это было странное письмо. На листках – одни фамилии. Разными почерками. "Кузнецов… Ленский… Павлов… Савчук… Пальчиков…" Много-много фамилий. Вразброс. Некоторые – неразборчиво.
– Это что?
– Подписи, – сказал Олег и отвернулся к окну. – Ты посмотри первый лист.
Серёжа отыскал начальную страницу.
"Здравствуйте, Олег Петрович! Я с Вами незнаком, но пишу Вам от имени тех, кто Вас знает и помнит. И в подтверждение этого – в конце письма их подписи. Я пошел на этот шаг, чтобы письмо прозвучало как можно убедительнее. Меня зовут Игорь Васильевич Сухов. Я новый директор интерната № 1 в Красном Береге. Работаю всего месяц. И каждый день в тех или иных обстоятельствах я сталкиваюсь с Вашим именем, с воспоминаниями о Вас.
Многие ребята ушли, много пришло новых. Но по меньшей мере триста человек – те, кого Вы знаете. Они говорят о Вас, как о человеке, который им очень нужен. Старшего вожатого у нас нет. И если у Вас есть хоть маленькая возможность…"
Серёжа бросил разлетевшиеся листки. Тихо и отчаянно сказал в лицо Олегу:
– У тебя нет возможности. Понял? Ты не имеешь права.
Олег не отвел взгляда. Ответил:
– Я знал, что ты это скажешь. Я себе сам эти слова говорил тысячу раз, вашими голосами. Но там триста человек, а здесь отряда уже нет.
– Есть отряд. Ты сам говорил: пока есть флаг, есть отряд.
– Да… Но это уже не тот отряд. Это, скорее, память об отряде. А там… Если бы ты знал! Думаешь, им всегда хорошо? Многие в интернат не от радостной жизни попали. У кого-то родителей нет, или в семье неладно, или еще что. Беда какая-то…
– У нас тоже беда, – упрямо сказал Серёжа.
– Если отряд кончает жизнь – это всегда беда, – негромко ответил Олег. – Но что делать-то?.. Помещения нет. Должности руководителя для меня теперь тоже нет. А главное – нет времени. А там… В конце концов, почти год мы прожили, Сергей. И не зря. Все на свете когда-то кончается.
– Рано кончается. Мы ничего не успели. Даже "Мушкетеров" не досняли.
– Тут уж никто из нас не виноват, – сказал Олег.
– Но… – хотел возразить Серёжа и замолчал.
Он вдруг почувствовал бесполезность слов. Олег все равно уедет. Для Серёжки "Эспада" – единственная тревога и боль, а у Олега – еще триста человек, и они ждут.
– Когда уезжаешь? – спросил Серёжа. Получилось хмуро, даже грубовато. Но не от злости, а потому что в горле заскребло.
– Пока не решил. А что?
– Ну… хотя бы проводить придем.
– Я позвоню, – сказал Олег. Тоже коротко и хмуро.
Серёжа понял: и у взрослых людей иногда скребет в горле.
Он не позвонил. Через два дня Серёжа нашел в почтовом ящике письмо. Олег писал:
"Ребята, не сердитесь на меня. Мы целый год жили вместе, и это была хорошая жизнь. Многое мы не успели, но кое-чему научились. Плохо, что все так кончилось, но мы не виноваты. Только я виноват перед вами: в том, что не попрощался. Я не мог. Я уже не раз прощался с отрядами, и всегда после этого болит сердце. Если бы я еще раз увидел вас, то не смог бы уехать. А ехать надо. Не забывайте «Эспаду». Не теряйте друг друга. И все-таки… Все-таки! Берегите флаг.
Олег".
Вот и все. До сих пор Серёжа надеялся на чудо. Вроде того, как на станции Роса – неожиданного и справедливого. Но правильно сказал Алексей Борисович: такие чудеса бывают раз в жизни.
Серёжа бросил письмо. И даже удивился: так все плохо, так тяжело, а надо жить как обычно. Собирать портфель, идти в школу, отвечать на уроках.
Он открыл шкаф, где висел школьный пиджак и брюки. Рядом с костюмом висела стального цвета рубашка – форма "Эспады". Уголок суконного шеврона слегка оторвался. Словно подбивал Серёжу на отчаянный шаг. Ну и правильно! Серёжа взял одной рукой за обшлаг, другой за нашивку. Рвануть как следует – вот и все…
Он сделал не то, что хотел сначала. Медленно, будто против желания, натянул рубашку с капитанским шевроном. В петли на брюках пропустил широкий пояс – на пряжке звезда и шпаги. Взял с крючка берет.
На улице был солнечный апрельский день. Серёжа пошел в школу в одной рубашке. На него оглядывались. Пусть!
Зачем надел он форму? Серёжа и сам точно не знал. Может быть, так надевают моряки-капитаны свои выгоревшие куртки в память о погибшем судне?
В школьном коридоре его остановила завуч Елизавета Максимовна.
– Каховский, что за дикий вид?
– Дикий? – негромко переспросил Серёжа.
– Ты сейчас не у себя в клубе, где можешь позволять все, что угодно. Ты в школе! Существует общепринятая школьная форма!
Тихо и устало Серёжа попросил:
– Пожалуйста, хоть сегодня оставьте меня в покое…
Елизавета Максимовна несколько секунд молчала, приходя в себя от негодования. Затем отчетливо сообщила:
– Я вызываю твоего отца в школу. Сегодня же! Будь любезен передать ему это.
– Передам, – со скрытым удовольствием сказал Серёжа. – Но сегодня не получится. Он в командировке до пятнадцатого числа.
10
Саша отложил гитару и сказал:
– Он все равно уехал бы. Только позже. Закончил бы с вами "Мушкетеров", нашел бы себе замену… Ну, сходил бы с вами летом в поход. А к сентябрю все равно уехал бы в Красный Берег.
– Интересно, где бы он замену отыскал? – язвительно спросила Наташа. – Будто такие вожатые, как Олег, в магазинах продаются…
– А такого и не надо, – возразил Саша. – Годился бы и другой. Умный, конечно. Лишь бы не ломал ваших законов и привычек. А командовать, держать отряд вы могли бы и сами. Олег вас, по-моему, научил.
– Не доучил немного, – хмуро сказал Серёжа.
– Зря ты так, Сергей… Он сделал, что успел. Интернат в Красном Береге для него – как родина… И не надо считать Олега дезертиром.
– А кто считает его дезертиром? – неожиданно вскинулся Митя. Тихий такой, спокойный всегда, он сейчас как взорвался. – У Олега выхода не было! А эти… Смирняков и Гуревич – они точно уж дезертиры! Скорей побежали в "Спартак", возьмите в фехтовальную школу! Будто мы уж совсем погибли.
