Илья Туричин - Кураж
Толик дошагал до моста и свернул на Речную. Лед в реке был серым, в длинной полынье кипела неуемная вода, обсасывая его хрупкие края. Еще день-два - и порушится лед, и черная вода пойдет куролесить по городскому берегу. А потом спадет, оставив в больших лужах зазевавшихся рыбешек. Лужи подсохнут, и рыбешек можно будет брать руками - щурят, окуньков, плотвичек.
Над домом Пантелея Романовича из кирпичной трубы с замысловатым жестяным колпаком вился тонкий дымок.
Пантелей Романович возился на кухне, пахло гнилыми яблоками, спиртом. В рядок под окном стояла пустая винная посуда.
– Ну что, помога?… Яблок нету… Закрываем комбинат, - сказал он, покосившись на входящего Толика.
Толик снял шапку, сел на табурет, помолчал. Где еще можно добыть подгнившие яблоки? Вроде всю округу очистил, выменивал мороженый товар на самогон в четушках. Нету больше ни у кого.
– Может, еще из чего можно эту гадость гнать?
– Из буряка. В деревню бы. Может, у кого в буртах осталось?
Конечно, может, в деревне и можно что достать, может, даже яблоки. Хотя все знают, как там немцы почистили. Кур пожрали, а яиц требуют. Только пропуск нужен на выход из города. Да и много ли на себе принесешь? За так не дадут, менять надо на самогон. Так разве солдаты у шлагбаума свое упустят? Отберут. А за так кто ж даст?
– Надо посоветоваться, - сказал Толик.
– Иди, - откликнулся Пантелей Романович обиженно, - советуйся.
– Так я пойду, дед?
Пантелей Романович не ответил. Толик надел шапку и вышел. Надо посоветоваться с Ржавым, а тот еще с кем надо.
Толик, насвистывая, дошел до мастерской, спустился в подвал.
Василь старательно работал напильником. В тисках была зажата болванка ключа. Напильник скрипел, на стол, обитый потертой жестью, сыпалась мелкая металлическая мука. Щека Василя была перепачкана чем-то темным. В руки въелся металл, спецовка с чужого плеча блестела.
Хозяин мастерской Захаренок, в неизменной фетровой шляпе, возился неподалеку с паяльником, что-то запаивал в корпусе помятого примуса. Он глянул на Толика неприязненно. Толик снял шапку.
– Здравствуйте.
Захаренок что-то промычал в ответ.
– Ну и овчарок в цирке! И все злющие, - сказал Толик. - И эсэсовцев понаехало с артиллерией. Со станции шли.
– Стало быть, надо, - снизошел Захаренок до реплики.
– Ты по делу или так? - спросил Василь.
– Да есть дельце…
Василь положил напильник.
– Хозяин, я отлучусь на минутку?
– Господин хозяин… Ходят тут… - проворчал Захаренок. - А работать дядя будет?
– Я только на минутку.
Захаренок махнул рукой.
Василь вышел с Толиком во двор. В углу двора чернела у стены нерастаявшая куча снега, посыпанная мелкой угольной гарью. Ребята отошли к ней.
– Ну и тип твой хозяин, - сказал Толик.
– Я привык. Это он от важности. Буржуй, понимаешь… Что за дело?
Толик коротко поведал другу о том, что больше гнать самогон не из чего. Яблок нет, а буряк достать негде. Только в деревне.
– Подожди меня, - сказал Василь. - Пойду у хозяина отпрошусь.
Он спустился в мастерскую, подошел к Захаренку вплотную.
– Такое дело. Деду больше самогон гнать не из чего. Буряк нужен.
Захаренок продолжал медленно водить паяльником по запаянному месту. Наконец поставил примус на стол.
– Гнать обязательно надо. Деньги нужны. Может, деду к фрау сходить? Или к немцу этому, к повару? Так, мол, и так. Доставайте материал, останавливается производство.
– Может, Толик к немцу сходит? Они знакомые.
– Пусть Толик. Только аккуратненько.
Василь выбежал во двор.
– Не отпускает. Работы много. Знаешь, Толик, сходи-ка ты к немцу-повару. Пусть он своей фрау скажет. Ведь для них самогон! Им буряку достать - плевое дело. Только аккуратненько.
– Ясно. Тогда я пошел? - сказал Толик и кивнул другу.
Во дворе гостиницы топтался часовой. На кухню Толика не пустил.
– Зер, зер… - Толик, умоляюще глядя на часового, проводил ребром ладони по шее, показывая, как ему очень, позарез надо видеть шеф-повара.
Немец попался тупой.
Что делать? Попробовать с главного хода вызвать фрау Копф? Толик вышел из ворот на улицу. Там, у главного, не один, а целых два часовых.
Тогда он решил ждать. Может быть, выйдет фрау, или повар, или еще кто? Он подумал о близнецах. Злата говорила, что они ничего, какими были, не онемечились. Трудно им, наверно, с такой мамашей, если они сами не онемечились. А отец в Красной Армии. Мамаша фашистам прислуживает, а папаша фашистов бьет. Бывает же!…
Толик достал из кармана свой поломанный перочинный ножик. Огляделся кругом в поисках какой-нибудь щепочки, построгать. Панель возле гостиницы была как вылизанная. Он прислонился к стене. Мимо проходили два бобика, полицаи.
– Ты что тут околачиваешься? - спросил один.
– Жду.
– Кого?
– Фрау Копф.
– Кого-о?!.
– Фрау Ко-опф, - в тон ответил Толик и тут на свое счастье увидел идущего по панели одного из близнецов и крикнул: - Петя! Павлик!
– Павлик, - сказал близнец, улыбаясь. - Здравствуй, Толик. - Увидев стоящих рядом полицаев, он обратился к ним по-немецки с длиннющей фразой.
Полицаи только глазами захлопали.
А Павел обнял Толика за плечи и повел к входу в гостиницу.
– Чего они?
– А зачем стою… Уж и стоять нельзя!
Павел показал часовому пропуск и что-то сказал по-немецки. Часовой подозрительно посмотрел на Толика. Вид не ах какой! Старое пальтишко, зимняя ушанка, башмаки-развалюхи.
Толик вывернул карманы, чтобы часовой не подумал чего.
Его пропустили. Павел провел Толика через вестибюль на лестницу на второй этаж, по коридору.
– Заходи. Петя дома. Ангина у него. А я бегал собак смотреть. Ну и злющие! Как в "Хижине дяди Тома". Там собак на негров натаскивали.
– А тут на нас, - сказал жестко Толик.
– На нас, - подтвердил Павел.
– Ну, вас-то они не тронут!
Павел пропустил эти обидные слова мимо ушей. Толик же ничего не знает!
– Заходи, не тушуйся.
– Я не тушуюсь.
Киндер взвизгнул, бросился к Толику, норовил лизнуть в лицо.
Толик подставил ему ухо и зажмурился от удовольствия.
Петр лежал на раскладушке в спальне, шея его была замотана белым пуховым платком.
– Привет! - обрадовался он. - Пришел все-таки.
– Я к фрау, то есть к вашей маме. По делу.
– Мама скоро придет. Она где-то здесь, - сказал Петр. - Садись. Как там Ржавый?
– Слесарничает в мастерской.
– Работает? - удивился Петр.
– Кушать-то надо!… Но он не на немцев, на частника, - ехидно добавил Толик, явно имея в виду Лужиных.
Разговор принимал ненужный оборот. Так и поссориться не долго.
– А помнишь наш "вигвам"? - спросил Павел. - Вот время было!
Толик пожал плечами. Еще бы ему не помнить "вигвам". Знали бы братцы, как они выхаживали там раненого Каруселина.
– Сухари в ящике под потолком, - улыбнулся Петр.
И вдруг скрестил руки.
И Павел скрестил руки.
– Помните еще… Детство все это, - сказал Толик и рук не скрестил.
– Ты что, думаешь, мы - за фашистов? - внезапно спросил Петр прямо и требовательно.
Толик обвел взглядом комнату: яркие шторы, кровать с красивым покрывалом, тройное зеркало у туалетного столика, пуфик возле, фотографии на стене.
– Красиво тут.
– Все это не наше, - зло сказал Петр.
– Ладно, - примирительно произнес Толик. - Вы мне скажите, вы у деда Пантелея жили?
Петр и Павел переглянулись.
– Я его голос за забором слышал, - Толик погладил свернувшегося у ног Киндера. Киндер поднял голову и посмотрел на друга влажными карими глазами. - Вот он подтверждает. А дед не признается.
Павел засмеялся.
– И мы не признаемся.
– Понятно, - улыбнулся Толик. - Я ж понимаю, что вы не виноваты, что так вот живете, - и он кивнул на тройное зеркало.
Киндер поднял голову, насторожился и выскочил из спальни.
– Мама пришла, - почему-то шепотом сказал Павел, словно у них тут было тайное собрание.
Вошла Гертруда Иоганновна в строгом черном платье со стоячим воротником, волосы аккуратно уложены. Как не похожа она на городских, измученных заботами женщин!
Толик встал.
– Здравствуй, малтшик. Мы ведь знакомы?
– Здравствуйте. Вот, зашел навестить. - Толик чувствовал себя неловко.
– Карашо. Больных товаришей нельзя бросать. Как, Петер?
– Да ерунда у меня. Я встану, мама.
– Завтра, если не послезавтра, - сказала Гертруда Иоганновна, как отрезала. - Вы догадались накормить гостя?
– Нет, мама, - ответил Павел.
– Некарашо.
– Спасибо. Я ничего не хочу. Я сыт, - пробормотал Толик.
– Сейшас все сыт, - кивнула Гертруда Иоганновна. - Есть хлеб, масло, котлета.
– Масло? - неожиданно вырвалось у Толика.
– Сейшас ты будешь кушать и пить шай.
