Янка Мавр - Повести и рассказы
Никогда ещё со времени возникновения этих селений люди не работали с такой охотой, как на канале. Но кончить работу не успели — началась война…
Колхоз Заречье был одним из тех немногих белорусских колхозов, которые немцы не успели сжечь. Отдалённость этого глухого уголка от важных дорог, деятельность партизан и, наконец, приход Советской Армии — всё это помешало фашистам выполнить свою «задачу».
Председатель Антон Степанович Потапчик с увлечением показывал мне, чего добился колхоз за последние два года. Канал был закончен и новым притоком впадал в реку. На болоте, хотя ещё и не полностью освоенном, местами зеленел густой овёс, лопушилась капуста. На бывших песчаных полях рожь совсем не походила на прежнюю. В устье канала, между двумя деревнями, стояла новая школа.
— Здесь будет центр колхоза, — разъяснял Антон Степанович. — Сначала на канале построим маленькую электростанцию, а потом правление, клуб. Но пока мы главным образом заняты хозяйственными постройками.
Эти хозяйственные постройки — амбары, хлевы — были расположены вниз по реке. Оттуда доносился мелодичный звон железа под кузнечным молотом. На зелёном поле группами работали колхозницы. Двое мужчин отводили от канала небольшой боковой ров. Спокойно, размеренно шла мирная работа. Со стороны могло показаться, что она и следа особенного не оставляет. Но куда ни глянешь — всюду плоды человеческого труда, везде природа усовершенствована рукой человека.
Гостеприимный председатель пригласил меня к себе, в старую крестьянскую хату, такую же, как и все остальные в деревне.
— Доживают свой век наши дедовские хаты, — сказал он. — Приезжайте лет через пять-восемь — увидите, что здесь будет.
«Дедовская хата», как ей и положено, была низенькой, тёмной, вросшей в землю. Встретила нас черноволосая хозяйка в белой косынке на голове.
— Принимай, Аксинья, гостей! — весело произнёс хозяин, бросив шапку на скамью.
— Пожалуйста, милости просим, — пригласила хозяйка, привычным движением вытирая стол и лавку.
— Вы давно председателем? — спросил я хозяина.
— Третий год. Раньше был бригадиром. Трудное деле быть председателем, но зато можно сделать много хорошего. Надо быть справедливым, и тогда всякий тебя поддержит.
В избу вошла смуглая девушка лет двадцати.
— Моя дочь, — отрекомендовал хозяин. — Учится в сельскохозяйственном техникуме. Через год у нас будет свой специалист. Вы не смотрите, что здесь такая глушь. По подсчётам выходит, что наш колхоз лет через пять может стать миллионером. На зерне у нас, конечно, далеко не уедешь — вот и берём направление на животноводство и технические культуры.
Сквозь небольшие окна хаты проникало мало света. В углу, над столом, еле обозначались портреты Ленина и Сталина, а рядом с ними в рамке с веночком виднелась ещё одна фотография.
Я заинтересовался и подошёл поближе. Это была фотография мальчика с пионерским галстуком на шее. Худощавое, продолговатое лицо, сжатые губы, строгие, вдумчивые глаза, на лоб свесилась непокорная прядь волос. Я заметил засунутую за рамку пожелтевшую, смятую записку.
— Если хотите, можете прочитать, — услышал я голос хозяина.
Я взял в руки записку, развернул её. Это был клочок бумаги, вырванный, очевидно, из записной книжки, которую школьники часто мастерят из тетрадей. На бумажке были написаны карандашом, какие-то уже полустёртые слова. Я наклонился к окну, чтобы прочитать их. В хате стало очень тихо, как будто хозяева вдруг покинули её. Я прочитал записку и тоже замер.
А потом я долго беседовал с родителями мальчика, и передо мной вставали такие яркие картины, словно я сам видел их.
* * *
Пять лет назад за этим самым столом сидел партизан. Он часто поглядывал в окно, где у ворот стояла на страже его пятнадцатилетняя дочка Катя. Автомат Он положил возле себя на лавку. Жена готовила партизану узелок на дорогу.
Тринадцатилетний мальчик, серьёзный, нахмурившийся, не поднимая глаз, что-то вертел в руках и глухим голосом говорил:
— Почему нельзя? Я тоже могу быть полезным: и за конём присмотреть, и на страже постоять, и в разведку пойти, а если понадобится, то и стрелять научусь.
— Пойми ты, — доказывал партизан, — мы не имеем права брать с собой детей! Какой же это будет тогда боевой отряд?
Мальчик посмотрел отцу прямо в глаза и обиженно сказал:
— Дети! Неужели я уж такой ребёнок? Зачем нас тогда учили: «Пионер! К борьбе за дело Ленина — Сталина будь готов!» А когда дошло до дела, все говорят — дети!
Такого поворота отец совсем не ожидал. Помолчав немного, он начал разъяснять:
— Говоришь ты правильно, а понимаешь не так. Никто вам не говорил, что пионеры в тринадцать лет должны идти на войну. Они должны бороться там, где могут: хорошо учиться, помогать взрослым.
— Я и хочу помогать взрослым, — вставил мальчик.
— Вот и поговори с ним! — улыбнулся отец. — Да пойми ты, разве мы можем брать на фронт каждого, кто только захочет? Тогда пришлось бы зачислить в армию всех пионеров. Представляешь, что было бы?
— Если не справлюсь, — упрямо сказал мальчик, — ты сможешь отправить меня обратно.
Партизан посмотрел на жену так, словно искал у неё поддержки. Она помогла ему по-своему.
— Алёшенька! — сказала мать. — Тебя же убить могут!
Мальчик хмуро посмотрел на неё:
— Убить? Папу тоже могут убить, и дядю Андрея, и Василия Прокопчика, и красноармейцев, что воюют на фронте, могут убить.
— Куда тебе равняться со взрослыми! — покачала головой мать.
— Я и не собираюсь равняться, — ответил сын. — Я хочу помочь, чем могу. Антось Макареня из Подлесья только на год старше меня, а его вон как хвалят!
— Так и ты хочешь, чтобы тебя хвалили? — подхватила мать.
Мальчик недовольно поморщился:
— Меня не это интересует. Я говорю только, что у партизан есть такие, как я. Так почему же мне нельзя?
Отец несколько минут задумчиво смотрел на сына, потом сказал:
— Поди немного погуляй, а мы тут с матерью потолкуем…
Когда мальчик вышел, отец вскочил с лавки и зашагал по комнате.
— Знаешь, мать, — сказал он взволнованно, — мальчик мне сегодня всю душу перевернул!
— А мне он её каждый день переворачивает, — вздохнула мать. — Временами я боюсь, как бы он самовольно не ушёл. Беда, да и только!
Опасения матери оправдались. В ту же ночь, когда партизан Антон Потапчик возвращался в отряд, вслед за ним выскользнул из хаты его тринадцатилетний сын Алёша. Мальчик бесшумно, как тень, сопровождал отца до самого лагеря, да там и остался.
* * *
В отряде Алёша всё делал с охотой: и картошку чистил, и хворост для костра собирал, и за лошадьми смотрел, и по воду бегал, и оружие чистил. Он и под дождём мок и спал на голой земле.
Тяготы партизанской жизни мальчик сносил терпеливо не только в первые дни, но и всё время. Он испытывал гордость и удовлетворение от того, что принимает участие в важном деле.
В жизни отряда Алёше больше всего нравилось чувство товарищества, которое связывало партизан, их ответственность друг перед другом. Всё, что кто-нибудь из них делал, он делал для всех. Лёжа холодной дождливой ночью в землянке, Алёша представлял себе, как где-то в это самое время стоят на страже партизаны, оберегая жизнь своих товарищей. Когда группа партизан уходила на задание, Алёша думал, что вот они, оставшиеся здесь, могут сидеть спокойно только благодаря тем, которые борются за них за всех.
А какое возбуждение охватывало мальчика, когда все партизаны по сигналу тревоги бросались выручать своих товарищей! Он жалел только, что сам не может принять участия в этом.
Надежды Алёша, однако, не терял. Ведь вот у Антося Макарени, из другого отряда, есть свой собственный автомат, и он принимает участие в настоящих боях. А пока нужно делать всё, что требуется, и пользоваться каждой возможностью, чтобы научиться хорошо владеть оружием.
Во взводе, которым командовал Антон Степанович, был парень лет двадцати, Юрка Тищук. Весёлый, открытый, храбрый, он нравился всем, кто его знал.
Алёша быстро подружился с ним. Юрка учил Алёшу владеть автоматом, пулемётом, гранатой, закладывать мину, знакомил его со всеми тонкостями партизанского дела. С ним Алёша первый раз пошёл в дозор, как настоящий партизан: с автоматом и гранатой. Хотя никаких приключений у них не было, Юрка, вернувшись в лагерь, сказал:
— Я теперь всегда хочу ходить с Алёшей. С ним не пропадёшь — он всё увидит, всё приметит.
А после того, как им пришлось побывать в дозоре ночью, Юрка сказал:
— С Алёшей можно спать спокойно — он и ёжика в темноте не пропустит.
Вскоре Алёша получил важное задание. Отец с картой в руках объяснял ему:
