Янка Мавр - Повести и рассказы
Хозяин рассказал мне, как тогда пришли наши и он поступил на работу, а дети стали учиться; как потом построили новую фабрику… Теперь он, старик, — заслуженный мастер этой фабрики. И старший сын — мастер. А Зося замужем за рабочим этой же фабрики. Живёт в квартире рядом.
Зазвенел звонок. В комнату вошёл молодой человек в сером костюме, с выправкой спортсмена.
— Это Сергей. Работает на нашей фабрике техником, — отрекомендовал его отец. — Ему тогда было семь лет.
— А я немножко помню ту ночь, — заметил Сергей.
Перед моими глазами промелькнул образ стоящего на полатях оборванного, золотушного мальчика.
Не успели мы и двух слов сказать, как в другую дверь вошла молодая девушка и в смущении остановилась на пороге.
— Это Нина, учительница нашей фабричной школы, — сказал отец. — Уж она-то вас, наверняка, не помнит. Ей тогда было несколько месяцев.
— Зато я хорошо помню, как вы спали в корыте, — заметил я, пожимая девушке руку.
— А я не раз слышала о вас! — подхватила девушка.
Со старшим сыном хозяев, Андреем Ивановичем, высоким, статным мужчиной, мы встретились, как старые знакомые.
— Я тогда заметил, — рассказал он мне, — что одно ваше плечо выделяется под тонкой подстилкой и опёрся на него локтем.
— Вот вам ещё одна знакомая, — сказала мать, указывая на высокую, стройную девушку в тёмном платье. — Студентка-химик. Она тогда хоть и спала, но в общем деле всё же участвовала.
Я вспомнил спавшую на полатях маленькую девочку.
— А где же тот славный мальчик Миколка, который устоял даже перед конфетой? — спросил я.
— Сейчас и он здесь будет, — ответила мать. — Хотя мы и часто видимся, собраться всем вместе, как сегодня, не всегда удаётся… Смотрю я на вас, — продолжала она, — вспоминаю то время, когда вы у нас ночь провели, и самой не верится, что это мы и есть те самые люди.
— А я и не думаю, что мы те же самые, — заметил отец. — Мы с тобой тогда старые были, а теперь во какие!
Он встал перед женой подбоченившись и молодцевато топнул ногой. От души смеясь, мы и не заметили, как в комнату вернулся вышедший на минуту техник, а с ним вошёл широкий в плечах круглолицый лётчик.
— А вот и Миколка! — воскликнул отец. — Если бы ему теперь вздумалось усесться на вас, это было бы, пожалуй, пострашнее, чем тогда.
— Ну, теперь уже все в сборе, — произнесла хозяйка. — Прошу в столовую.
Большой стол был празднично убран. Белая скатерть, бутылки с вином, разложенная на тарелках закуска, цветы… За столом — дружная компания: передовые советские рабочие, интеллигенты, военный.
Вот встаёт с рюмкой в руке высокий седой человек и говорит:
— Дети мои! Сегодняшний день оказался нашим семейным праздником. Сегодня мы особенно ясно почувствовали, чем мы были и чем стали. Выпьем же первую рюмку за того, кто создал наше счастье!
Почтенная хозяйка с серебряной головой и счастливыми глазами обходит с рюмкой в руке всех сидящих за столом, каждого целует, а потом, отвернувшись, вытирает платочком набежавшую слезу.
Я сижу, как зачарованный. Перед моим взором возникает убогая хатёнка, куча детей на полатях, понурый высокий человек в холщовой рубахе и худая, усталая женщина, которой можно дать и тридцать пять лет и пятьдесят. Я как будто даже слышу её слова: «Родились они на свою беду и на горе нам!»
Я хотел было напомнить матери эти слова, но промолчал- не стоит омрачать семейный праздник.
1939 г.
НА ЛЬДИНЕ
В конце деревни через реку Свислочь был перекинут мост. Здесь когда-то стояла водяная мельница, от которой теперь остались одни только обгоревшие столбы. Река бурно устремлялась под мост, а по другую сторону его от течения отклонялись вправо и влево струи воды и тихо сворачивали в заводь.
Здесь собиралась на поверхности воды трава, солома, всякий хлам. Раз даже Микитка нашёл деревянную утку, приплывшую, видно, из далёкого города, где её потерял какой-нибудь малыш.
Полезные вещи, однако, редко попадались. Чаще всего сюда приплывал хлам, который портил вид красивой, тихой заводи. Летом дети любили палками выталкивать мусор из заводи в реку. До чего же весело было наблюдать, как струя подхватывает какую-нибудь щепку, крутит её во все стороны и уносит далеко-далеко!
Микитка чаще других играл возле моста. Даже теперь, весной, в самый ледоход, он проводил здесь целые дни.
— Ты смотри у меня! — говорила мать. — Как бы ты с этими льдинами в воду не угодил!
— Не угожу, — уверенно отвечал Микитка.
Вначале, когда лёд шёл густо и целые глыбы его налезали одна на другую, трещали и крошились, Микитке здесь делать было нечего — он мог только наблюдать за бурным движением на реке. Вскоре, однако, лёд поредел, легко и свободно поплыл по водному простору. А в тихой заводи стали задерживаться льдины. Разве можно отказать себе в удовольствии выталкивать их из заводи? С льдиной куда интереснее иметь дело, чем с какой-то щепкой.
Микитка усердно регулировал с берега движение льдин. Стоило одной из них задержаться в заводи, он сразу же палкой выгонял её оттуда.
Но вот из-под моста выплыла большая, толстая льдина. Приблизившись к заводи, она задержалась. Постояла, постояла, потом начала потихоньку заворачивать и, наконец, так прочно устроилась у берега, словно она здесь провела всю зиму.
Льдина целиком закрыла собой заводь. Столкнуть её в воду у Микитки не хватило сил. Да ему и не так хотелось столкнуть льдину, как перебраться на неё. Осторожно ступил он на неё одной ногой, потом другой — льдина даже не шелохнулась. Значит, на ней можно было чувствовать себя в безопасности.
Микитка и вправду почувствовал себя на ней так спокойно, как на берегу. Он снова принялся регулировать движение. Ему сейчас ничего не стоило подтянуть проходящую мимо льдину, столкнуть её с другой и, забавляясь, наблюдать, как они стукаются лбами.
Но когда он подтягивал к себе льдину, то тем самым отталкивал от берега ту, на которой стоял. Льдина стала понемногу выходить из заводи, а увлёкшийся Микитка этого не замечал. Когда же, наконец, заметил, до берега было уже не меньше метра. Микитка закричал, заметался… но льдину подхватило течением и понесло.
Домов близко не было, и никто в деревне не мог услышать Микитку, да и несло его совсем в другую сторону. Оставалась одна надежда: может, кто-нибудь увидит или услышит его с поля. Но кто станет в такое половодье ходить по полю, вдали от дороги и селенья!
Микитка кричал, плакал, но, увидев, что слезами горю не поможешь, утих. Да пока что ничего страшного и не было. Огромная, толстая льдина легко держала на себе маленького Микитку. Она успела уже прокатить своего пассажира не только по реке, но и по лугу, по болоту, по ольшанику. Вот здесь он летом гонялся за мотыльками, там, в кустах, нашёл гнездо, а теперь он проплывает тут на льдине, как Папанин.
Вдруг льдина зацепилась за ольху и остановилась. А в эту минуту сзади наскочила на неё другая льдина. Микитка упал, а когда поднялся, от его льдины осталось не больше половины. Эта половина и поплыла дальше, но уже не так спокойно и ровно, как раньше. От каждого движения мальчика она качалась, готовая перевернуться. На ней было страшно стоять. Весь дрожа, Микитка сел на лёд. Снова потекли у него слёзы, снова он начал кричать — и опять никакого ответа.
Деревня осталась далеко позади. По правому берегу тянулись широкие поля, покрытые белыми пятнами снега, по левому — залитые водой луга, за которыми начинался лес. Вряд ли здесь мог оказаться человек…
И всё же один человек нашёлся, да только далековато- в небе! Километрах в десяти от деревни был аэродром, и колхозники привыкли к тому, что над ними чуть ли не каждый день кружили учебные самолёты. На них даже перестали обращать внимание. Но на этот раз Микитка задрал голову и поднял кверху руки с криком:
— Дяденька, помоги!
Мальчик, конечно, понимал, что лётчик не может его услышать, да вряд ли и увидит. Но в такую минуту было не до рассуждений.
Самолёт пронёсся довольно низко над головой Микитки. Вскоре снова пролетел, спустившись ещё ниже, затем повернул в деревню — да как загудит над хатами, чуть крыши не сорвал. Люди выскочили на улицу, смотрят, удивляются. А самолёт снова пролетел над головой Микитки. Сотни глаз смотрели ему вслед, но никто не увидел мальчика на льдине.
Тогда самолёт возвратился, покружил над крышами, и люди заметили, что лётчик взмахнул рукой.
— Смотрите, смотрите, что-то выбросил! — послышались голоса. — Бегите, ловите!
На землю полетел какой-то маленький тёмный предмет. Дети поймали на лету перчатку, а в ней была записка: «Мальчик на льдине».
Самолёт ещё некоторое время покружил над головой Микитки и улетел.
