Тамара Крюкова - Триптих в чёрно-белых тонах
— Клавдия, очнись! Что с тобой? Ты говоришь с чужих слов. Ты ведь совсем другая.
Савва тряхнул Клавдию за плечи, словно хотел сбить с неё наваждение. Она сбросила его руки и, глядя в глаза, произнесла:
— Я была лохушкой, которую любой мог обидеть. А теперь я другая. Между прочим, это ты сделал меня такой.
— Нет, — помотал головой Савва.
— Ты ведь ваял меня, как этот...
— Пигмалион, — подсказал Савва.
— Он самый. И знаешь, мне нравится то, что ты слепил. Такой я себя лучше чувствую в этом мире.
— Давай не будем обсуждать это сейчас. Ты злишься. Тебе нужно немного остыть, и тогда ты посмотришь на всё другими глазами, — сказал Савва.
— Слушай, мне надоели твои нравоучения! Ты сам говорил, что я должна измениться внутренне. Изменение внутреннего ведёт к изменению внешнего и наоборот. Не так? Так вот я изменилась. И пора тебе смириться с этим и принять меня такой, какая я есть!
— Клавдия, не нужно. Успокойся. Хочешь, куда-нибудь сходим?
Клавдия как будто не слышала его.
— Согласна, ты правильный, — продолжала она. — Но это неправильный мир, хорошим и правильным здесь живётся не очень. Белых и пушистых топчут в грязи!
— Клавдия, перестань.
Савва взял её под локоть, но она вырвала руку.
— Отстань! Больше я не нуждаюсь в твоих советах!
Слова хлестнули Савву, точно плеть. Он думал, что не может быть больнее, чем в тот день, когда Клавдия ушла к Вадиму. Он ошибался. Он боялся, что расплачется. Проявить малодушие перед девушкой, тем более в такой момент, было бы худшей из самых непростительных слабостей.
Савва повернулся и молча пошёл прочь.
Клавдия не ожидала, что он уйдёт. Она смотрела на удаляющуюся спину и не верила, что он её бросил. Она ожидала, что Савва одумается и вернётся, хотя бы ради того, чтобы закончить разговор. Но он даже не обернулся. Клавдия хотела окликнуть его, но передумала. Она позвонит ему позже, когда расквитается с Вадимом. Савва делал её слабой, а сейчас ей нужна сила.
Савва не знал, куда и зачем бредёт по промозглому городу. Он не замечал порывов пронизывающего ветра и холода. Он не чувствовал зла или обиды. Он ничего не чувствовал. В этот миг он умер. Все ощущения остались в прежней жизни, когда он был жив. Он продолжал переставлять ноги, моргать и дышать, потому что тело ещё не знало, что он мёртв. Но душа была пуста.
В переходе стояла нищенка. Она протянула к Савве руку.
— Сынок, подай на хлебушек.
Савва, не глядя, вытащил из кармана деньги, сунул в сухую старческую ладонь и пошёл дальше.
Увидев несколько крупных банкнот, старушка окликнула его.
— Милок, ты, случаем, не ошибся? Тут больно много.
— Вам это нужнее, — ответил Савва.
Старушка осенила его крестным знамением.
— Я помолюсь за тебя.
— Теперь это не поможет, — тихо сказал Савва.
Влюблённый поэт хотел растопить ледяное
сердце красавицы.
Он читал ей пылкие стихи.
Пришёл миг, когда лёд растаял.
Но под ним не оказалось горячего сердца.
В груди у красавицы зияла пустота.
ГЛАВА 36
Клавдия стояла на мосту. В тёмном зеркале реки плясали отражённые огни, но от этого вода казалась ещё более чёрной.
Белая полоса закончилась. А может быть, она завершилась не сегодня, а с уходом от Саввы? Он единственный был настоящим, остальное — гонка за химерами. Белоснежный наряд был теперь неуместен, как смех на похоронах. Душу окутала чёрная копоть лжи и предательства. А ведь она тоже предала Савву. Она была первой, кто ступил на этот скользкий путь, и теперь должна расплачиваться. Но сначала заплатит Вадим. Она отомстит ему за всех обманутых: за себя, за маму и других доверчивых дурочек.
Клавдия неторопливо стянула белые перчатки. Подарок Саввы. Давно. В другой жизни. В другом измерении. Одну за другой она бросила перчатки с моста. Они, точно белые птицы, слетели к чёрной воде и, как два крыла, распластались на эбонитовой поверхности реки. Их тотчас подхватило течение. Некоторое время Клавдия следила, как перчатки плыли по воде, а потом их поглотила чернота.
У неё больше не было крыльев. Клавдия засунула руки в карманы и пошла прочь с моста.
Неожиданно повалил снег. Последний снегопад уходящей зимы. Крупные хлопья, словно пепел от сгоревших дотла листов бумаги, падали на землю. Они искали пристанища на мокрых тротуарах и тотчас таяли, превращаясь в чёрную слякоть. Рукопись судьбы была безжалостно сожжена.
В вагоне метро стояла духота. Постные лица пассажиров отражались в чёрном стекле, будто набросанные ловким росчерком художника.
Стоящий рядом парень слушал металл. Музыке было тесно в наушниках, и она рвалась наружу. Клавдия не была поклонницей тяжёлого рока, но сейчас тревожная, злая мелодия была созвучна её настроению.
Она потеребила парня за рукав.
— Что слушаешь?
— А? Что? — парень вынул из уха наушник.
— Что слушаешь? — повторила Клавдия.
— Cradle of Filth, — ответил парень и, оставив наушник болтаться на шее, приготовился к диалогу.
— Слушай дальше, — сказала Клавдия, давая понять, что разговор закончен.
— По тебе не скажешь, что тебя втыкает блэк. Такая вся... белая, — парень с трудом подобрал определение.
— Это карнавальный костюм, — усмехнулась Клавдия и перешла в другое место, чтобы у парня не возникало мыслей о знакомстве.
Она возвращалась домой. Опять нужно играть роль счастливой доченьки и делать вид, что ничего не произошло. Неужели даже дома нужно надевать маску?!
И вдруг на неё снизошло прозрение: на свете есть только один человек, способный её понять, — мама. Ей можно рассказать обо всём откровенно. Только она способна прочувствовать всю горечь разочарования, ведь им обеим пришлось пережить предательство и подлый обман.
Клавдия уже давно так не стремилась домой. Не дожидаясь лифта, она взбежала на свой этаж и позвонила в дверь. Продолжительный звонок требовательно разнёсся по квартире. Дверь открылась не сразу, только тогда Клавдия убрала палец с кнопки.
— Для чего у тебя, по-твоему, ключи?.. — недовольно начала Антонина Павловна и осеклась. — Что-то случилось?
Клавдия бросилась ей на шею.
— Мама, мамочка. Я тебя очень люблю.
У Антонины Павловны сжалось сердце от нехорошего предчувствия.
— Девочка моя, что произошло? Раздевайся. На тебе лица нет.
Торшер наполнял комнату мягким, сливочным светом. При таком освещении мама казалась совсем молодой, как подружка. С ней было легко откровенничать и советоваться.
— Ты была права. Мужчины — лжецы и подонки, — сказала Клавдия.
— Я тебе тысячу раз говорила, что Савва тебе не пара... — начала Антонина Павловна, но Клавдия перебила её.
— Мама, Савва — святой. Я влюбилась в другого человека. Если бы ты видела, как он красив! Просто что-то невероятное. А как умеет говорить! Веришь каждому его слову. Ты ведь знаешь, как это бывает. Я как под гипнозом слушала его, считала идеалом, а всё это время он беззастенчиво врал. У него, оказывается, есть жена.
Антонина Павловна сникла. Она изо всех сил старалась уберечь дочь, и всё же случилось то, чего она больше всего боялась. У её девочки роман с женатым человеком. Она была готова убить подлеца. Заморочил голову молоденькой дурочке, а когда зашло слишком далеко, бросил расхлёбывать последствия.
Ей хотелось взвыть от боли, от бессилия, от того, что кошмары сбываются, но она сдержалась. Попрёки сейчас были неуместны. Она вспомнила, как мать поддержала её, узнав о беременности. Она точно так же должна стать опорой для Клюшки.
— Ничего, девочка моя. Всё будет хорошо. И не вздумай наделать глупостей. Родишь. Я ведь тебя вырастила. Вырастим и твоего малыша, — утешительно сказала она.
— Мама, ты о чём? Какой малыш? Между нами ничего не было!
— Так ты не ждёшь ребёнка? — Антонина Павловна вздохнула с облегчением. — Девочка моя, как ты меня напугала! Слава Богу, всё в порядке.
— В порядке?
Клавдия не верила своим ушам. Мама сама пережила драму расставания и тем не менее считала, что всё в порядке? Разве дело только в беременности? А как же с оскорблёнными чувствами? Как быть с тем, что Вадим растоптал её, швырнул в грязь то, во что она верила?
— Всё ещё образуется. Встретишь другого человека, — сказала Антонина Павловна.
— Который будет лгать, — процедила Клавдия.
— Не все же негодяи. Наверняка есть и порядочные молодые люди.
Клавдия подумала о Савве. Он был последним порядочным человеком во вселенной. Только с ним она была по-настоящему счастлива. Только с ним не нужно было притворяться и играть чужие роли. Она знала, что непременно вернётся к нему, отберёт, отвоюет у любой девчонки, но не сейчас, а когда все счета будут оплачены.
— Мам, я не могу больше носить белое. Я сниму деньги с кредитки, — попросила Клавдия.
— Конечно. Купи всё, что тебе нужно. Хочешь, поедем по магазинам вместе? — предложила Антонина Павловна.
