Скотт О'Делл - Остров Голубых Дельфинов
Кимки поручил каждому члену племени определённую работу, и нам с Юлейп досталось собирать морские ушки[9]. Эти моллюски в огромных количествах росли на выступающих из воды скалах. Мы собирали их во время отлива и относили корзины на плато, а там вырезали из раковин темно-красную мякоть и раскладывали сушиться на плоских камнях.
Реймо доверили охранять морские ушки от чаек и особенно от бродячих собак. После смерти хозяев несколько дюжин наших собак убежало из селения и присоединилось к стае диких, которая шастала по всему острову. Домашние собаки быстро одичали и забегали в родные места, только чтобы стащить еду. Когда день клонился к вечеру, мы с Юлейп помогали Реймо сложить ушки в корзину и отнести для пущей сохранности в селение.
Между тем другие женщины собирали ярко-красные яблоки, которые растут на кактусах и носят название «туна»[10]. Ещё они ловили много рыбы и тем более много птиц, на которых ставили тенёта. Женщины трудились так рьяно, что с пропитанием у нас стало гораздо лучше, чем было раньше, когда его добывали мужчины.
Казалось бы, жизнь в селении должна была протекать мирно и спокойно, однако это было далеко не так. Мужчины жаловались, что женщины отняли у них традиционные мужские занятия, и ни во что не ставили женщин-охотниц. По этому поводу возникало много скандалов, пока Кимки не распределил обязанности заново: отныне мужчины должны были заниматься охотой, а женщины – исключительно собирательством. Так как провизии заготовили уже на целую зиму, кто именно будет теперь охотиться, не имело значения.
И всё же не это больше всего мешало мирной жизни в Галас-ате. Всю осень и зиму мы чувствовали присутствие тех, кто погиб в Коралловой бухте. Куда бы мы ни шли и ни плыли, на острове или в море, во время рыбной ловли или ужина у костра, они были рядом. Каждый вспоминал кого-нибудь из погибших. Я вспоминала отца, высокого, доброго и сильного. С тех пор как несколько лет назад у нас умерла мать, мы с Юлейп старались взять на себя все её дела; больше даже Юлейп, чем я, потому что она была старшая. Теперь, когда мы лишились и отца, нам стало труднее справляться с вечно проказничавшим Реймо.
В других домах Галас-ата испытывали те же трудности, причём всех тяготили не столько выпавшие на нашу долю новые заботы, сколько воспоминания об ушедших близких.
Осенью, когда припасы были заготовлены и корзины в каждом доме наполнились до краев, у наших соплеменников стало больше времени для воспоминаний, и селение охватила своеобразная болезнь: галас-аты сидели погружённые в себя, перестали разговаривать и тем более смеяться.
На исходе зимы Кимки опять созвал вместе племя. Он много думал, сказал Кимки собравшимся, и решил взять каноэ и отправиться на восток, в страну, которая лежит в том направлении и которую он однажды посетил в детстве. До этой страны много дней пути, но он поплывёт туда и приготовит место для остальных. В море он пойдёт один, потому что не может позволить себе ради такого путешествия отрывать других мужчин. И обязательно вернётся за нами.
Погода в день отплытия Кимки стояла замечательная. Мы все пришли в бухту смотреть, как он спускает на воду большое каноэ. Он погрузил туда две корзины с водой, а ещё запас туны и сушёных ушек, которого должно было хватить надолго.
Мы смотрели, как Кимки гребёт, направляя каноэ в узкий проход между скалами. Он неторопливо провёл лодку между ними и через колонию водорослей вышел в открытое море. Затем он помахал нам на прощанье, и мы помахали ему в ответ. Поднимающееся из-за горизонта солнце прочертило на воде серебряную дорожку. По этой дорожке он и шёл на восток, пока не скрылся из виду.
Весь день мы только и говорили, что о путешествии Кимки. Сумеет ли он добраться до далёкой и совершенно неведомой нам страны? Успеет ли вернуться к весне? Или вообще не вернётся?
Сидя вечером у костра, мы – под завывания ветра и доносившийся с берега шум прибоя – толковали о том же самом.
Глава 6
Когда после отплытия Кимки прошла одна луна, мы начали поджидать его возвращения. Каждый день мы отсылали кого-нибудь на утёс следить за морем. Мы сторожили Кимки и когда штормило, и когда остров окутывало туманом. В светлое время дня на утёсе непременно сидел сторож, и каждый вечер, собираясь вокруг костров, мы загадывали: может, он вернётся уже со следующим солнцем?
Но зиму успела сменить весна, весну – лето, а море по-прежнему оставалось пустынным. Кимки не возвращался!
В ту зиму у нас выпало мало дождей, да и те, что налетали, не были обильными и быстро кончались. Значит, нам предстояло разумно расходовать воду. В былые времена не раз случалось, что напор воды в родниках понижался, и это никого не тревожило, теперь же народ начинал беспокоиться по любому пустяку. Многие боялись умереть от жажды.
– У нас есть куда более важные поводы для тревоги, – говорил Матасейп, который стал нашим вождём вместо Кимки.
Матасейп имел в виду алеутов, ведь прошлый раз они нагрянули к нам именно в это время года. С утёса стали теперь высматривать и красные паруса, а на общем сборе племени было намечено, что делать, если появятся алеуты. Оставшиеся мужчины не могли ни помешать им высадиться, ни защитить нас в случае нападения, а что пришельцы пойдут в атаку, мы нисколько не сомневались. Поэтому мы решили, как только завидим алеутский корабль, спасаться бегством.
Мы сложили запасы воды и продуктов в каноэ, а сами каноэ спрятали среди прибрежных камней на южной стороне острова. Скалы, спускавшиеся к морю, были высокие и совершенно неприступные, поэтому мы сплели из гигантских водорослей прочную верёвку, которая бы доставала до самой воды, и привязали её наверху к утёсу. При появлении алеутского корабля мы должны были все собраться на скале и один за другим спуститься по верёвке к лодкам. Затем мы намеревались плыть к острову Санта-Каталина.
Хотя вход в Коралловую бухту был очень узкий и пытаться провести через него судно ночью было небезопасно, мы выделили мужчин, которые должны были сторожить бухту от заката до рассвета – вдобавок к постам, что стояли у нас в светлое время.
Не прошло и нескольких дней, как ясной, лунной ночью в селение прибежал один из сторожей. Все спали, но его крики быстро подняли нас на ноги.
– Алеуты! Алеуты! – кричал он.
Казалось бы, эта новость не должна была застать нас врасплох, ведь мы готовились к такому повороту событий. И всё же в Галас-ате поднялось смятение. Матасейп ходил от хижины к хижине и уговаривал всех сохранять спокойствие и не терять времени на собирание вещей, которые потом не пригодятся. Я всё-таки захватила накидку из выдры и юбку, сотканную своими руками из волокон юкки[11]: я потратила на неё не один день, и юбка получилась очень красивая.
Без лишнего шума мы гуськом двинулись по тропе к месту, где были спрятаны наши каноэ. Луна уже начала бледнеть, на востоке занималась заря. Правда, поднялся сильный ветер.
Мы не прошли и полулиги, как нас нагнал человек, который раньше предупредил всех об опасности. Он обратился к Матасейпу, однако мы сгрудились вокруг, чтобы послушать их разговор.
– Когда я поднял тревогу, то вернулся в бухту, – рассказывал он. – И тут сумел как следует рассмотреть судно. Теперь оно уже подошло к утёсам, что сторожат вход в залив. Этот парусник гораздо меньше алеутского. И паруса у него не красные, а белые.
– Ты видел кого-нибудь на борту? – спросил Матасейп.
– Нет.
– Но это точно не тот корабль, что приходил прошлой весной?
– Да.
Матасейп молчал, обдумывая услышанное. Затем он велел нам продолжить путь к лодкам и ждать его там: ему, дескать, придётся вернуться. Между тем окончательно рассвело, и мы скорым шагом перевалили через дюны и смотрели на восход солнца уже с края скалы.
Ветер посвежел, мы стали мёрзнуть, однако боялись, как бы вновь прибывшие не заметили дыма, а потому не разводили костёр, хотя на нём можно было бы заодно приготовить завтрак. Вместо горячего мы закусили сушёными ушками, после чего мой брат Реймо полез по верёвке вниз. С тех пор как мы спрятали каноэ, никто из нас не спускался туда, и мы не были уверены, что они на месте.
Пока Реймо лазил, мы увидели бегущего по дюнам человека. Это был Ненко, с вестью от Матасейпа. Несмотря на холод, он был весь потный и долго не мог отдышаться. А мы никак не могли дождаться, когда он придёт в себя, хотя по его довольному лицу видели, что новости хорошие.
– Говори! – требовали все в один голос.
– Я пробежал целую лигу, – отвечал он, – и не могу говорить.
– А сейчас ты разве не говоришь? – спросил кто-то.
– Давай же, Ненко, рассказывай! – хором умоляли мы.
Ненко явно насмехался над нами. Выпятив грудь и надувшись, он обводил всех непонимающим взглядом: чего, мол, вы на меня уставились?
– Судно принадлежит не нашим врагам-алеутам, – наконец произнёс он. – На нём пришли бледнолицые, и пришли они из страны, куда уплыл Кимки.
