Мулан. Герой из рода цветов - Лин Грейс

Деревянный клинок внезапно охватили языки небесно-голубого пламени. Мулан показалось, что меч довершил начатое движение сам по себе – сам вонзился в Белую лису, сам легко рассёк её, точно груду снега. Холодное пламя вспыхнуло живей и огромным костром охватило поверженную ведьму, заслонив её от Мулан столь яркой завесой, что девочка невольно сощурилась. Наконец неземной стон потряс остров, океан и мир вокруг и вонзился в небеса острым осколком.

Мулан крепко сжимала меч и не выпускала его – даже когда ледяное пламя перекинулось ей на руки, – и дикий вопль, исторгнутый столь близко, полоснул её уши небывало лютой ненавистью. Даже на языке почувствовалась горечь жестокости, заключённой в этом предсмертном крике. Нечеловеческая ярость и жажда насилия подкосили Мулан, и она упала на траву.

Но пока она падала – и опять неосознанно пыталась защитить Кролика от удара, – стон успел стихнуть. Голубое пламя без следа исчезло так же внезапно, как и появилось, и Мулан поняла, что лежит ничком, а в пальцах до сих пор зажата рукоять меча.

Разом придя в себя, Мулан снова вцепилась в рукоять что было сил и подняла голову. Беспокойно оглянулась в поисках Белой лисы, готовая нанести следующий удар. Но где же Белая лиса? Куда она пропала? Взгляд Мулан скользнул вниз по лезвию меча, и она увидала, что его тяжёлый конец лежит в луже чёрной липкой жидкости, по форме напоминающей лисицу.

Глава 64

Свершилось

Мулан рывком села и вытянула меч из чёрной лужи. От вязкой жижи исходил насыщенный томно-сладкий запах, и Мулан невольно отпрянула, узнав в этом знойном амбре сильно сгущённый аромат ядовитого мёда, которым когда-то собиралась её потчевать Да-Цзи. Отовсюду послышалось какое-то странное жужжание и гудение, и чёрный кисель начал подрагивать и трепыхаться. Из-под земли раздался жуткий треск, как будто она разошлась по шву, не в силах больше сдерживать натуги, и из болота ведьминой крови хлынули в разные стороны полчища жаб и пауков, да такие многочисленные, что ядовитые твари сновали друг по другу, в нетерпении пытаясь выбраться наружу. За жабами и пауками полезли гадюки и многоножки, а там и скорпионы – и пока они валили чёрными тучами, края мутной слизи постепенно сходились к центру, освобождая залитые места. Сотни и тысячи смертоносных гадов породила и выплюнула вонючая лужа, прежде чем уменьшилась до размеров пятна и, наконец, вовсе исчезла.

Мулан стояла, совершенно обомлев от ужаса. Меч сразил Белую лису – и Белая лиса... Да-Цзи... вернее, то, что от неё осталось... на глазах расползлось тучей поганых созданий. К горлу подступил комок отвращения, но Мулан, как околдованная, следила за мерзкой картиной, не в силах отвернуться, пока последняя ядовитая тварь не юркнула в ворох лотосов. Лишь когда её след затерялся где-то в дальних уголках сада – а точнее, под кустами любимых азалий самой Владычицы, которые, как выяснилось впоследствии, подхватили в тот день какую- то пакостную гниль, – лишь после этого с Мулан сошло оцепенение, и она обернулась.

В тот же миг она почувствовала на себе взгляд Багровой лисы. Та оставалась лежать под неподъемной тыковкой, и теперь злобно зашипела, чуя опасность и поражение.

Мулан посмотрела ей в глаза. В них плескалась обида, злость, гнев, страх – но сейчас Мулан увидела в них кое-что ещё. Боль. Веками страдавшее сердечко – сердечко нежеланного ребёнка, нелюбимой дочки, а затем – девушки, которой нигде не нашлось места, которая всем казалась не такой, как надо, и которую, всеми отвергнутую, смогла заметить одна Да-Цзи, не упустившая случая приманить беднягу к себе и затем превратить в безропотную рабыню. Почти как это случилось с Мулан.

Солнце наконец скрылось за горизонтом, и ночные тени жадно заглотили последние светлые проплешины, что ненароком замешкались в прекрасном саду.

Быстрым движением Мулан нагнулась и сорвала лиловую головку одного из Соцветий. Подняв руку повыше, она оценивающе оглядела утонченный силуэт, с трудом разбирая его в сиреневых сумерках, и опять повернулась к Багровой лисе.

– Смотри, Соцветие Неземного величия у меня, – заявила она лисице. – Предсказание о дочери Хуа ныне исполнилось, и то, что случилось, нельзя обернуть вспять. Оставь мою сестру в покое.

С этими словами Мулан подошла к Багровой лисе и отпихнула тыковку ногой. Стоило грузу исчезнуть, как лисица вскочила на все четыре лапы и моментально приготовилась к атаке. Но Мулан, не выпуская из пальцев цветка, вскинула другой рукой деревянный меч и приставила его к морде хищницы.

– Оставь мою сестру в покое, – повторила Мулан.

Багровая лиса подняла на неё глаза – и их взгляды встретились. На какое-то мгновение они обе замерли, уставившись друг на друга, словно обмениваясь безмолвными фразами.

А затем раздался хлопок, и на месте Багровой лисы мелькнул комок перьев; он метнулся ввысь и исчез во мраке опустившейся ночи. Садовые фонари волшебно мигнули и засияли ярче, словно атласные луны, слетевшие сюда тысячами, чтобы восполнить недостаток одной-единственной там, наверху.

Багровая лиса бесследно исчезла.

Глава 65

Целебный отвар

Мулан стояла, задрав голову к опустевшему небу, как вдруг чья-то ладонь легла ей на плечо. Она повернулась – перед ней был Лю Тин-Пинь.

– Знаешь, она не врала. Белая лиса. Ни один простой смертный не мог её убить, – сказал он. Тыквочка снова заняла своё место на поясе, но лицо вояки было по-прежнему бледным, как полотно: очевидно, Лю Тин-Пинь ещё не избавился от потрясения, в которое его повергла жестокая Да-Цзи, но улыбка уже играла у него на губах. – Только простая смертная способна была это сделать. И то не любая, а только такая, как ты.

Мулан попыталась улыбнуться в ответ, но его слова просто огорошили её. Что значит, только такая, как она? На миг у неё внутри словно вспыхнул огонёк, который ненадолго выхватил из тьмы неожиданный образ – образ её самой, однако совершенно иной, чем она привыкла. Никогда прежде она так себя не видела, как сейчас, в свете случайных слов, оброненных Лю Тин-Пинем. Может быть, она не такая уж дерзкая, упрямая и сиволапая. Может быть, на самом деле она смелая, целеустремлённая и сильная. Значит, именно такая, какая есть, она и сможет принести почёт и уважение своей семье – просто иначе, чем все от неё ожидают.

Огонёк быстро погас, и новый образ исчез, но Мулан почувствовала, что теперь без смущения может встретить восхищённый взгляд Лю Тин-Пиня. Она протянула ему меч, обугленный и почерневший; сейчас её руки почему-то тряслись от его тяжести. Когда меч оказался у хозяина, с ладоней Мулан упали лоскуты-повязки. Никаких ссадин под ними не осталось – даже ни единого шрама.

Лю Тин-Пинь тут же подхватил лоскуты с земли.

– Матушка-Владычица нас не похвалит, если мы тут намусорим, – поучительно заявил он. – Она и так расстроится из-за всех этих паразитов. – Он взглянул на Мулан с кривоватой усмешкой, но затем опустил глаза на меч, который оттягивал руку, и как будто сконфузился. Открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал – очевидно, так и не смог подобрать нужных слов.

Тем временем Мулан нашла каменную скамью – очевидно, здесь царица услаждала свой взор видом на озеро; правда, Мулан эти виды нисколько не занимали – как, впрочем, и бессловесные Бессмертные. Не обращая внимания ни на первое, ни на второе, она стянула перевязь со спины на живот и достала Кролика. Он совсем исхудал и как будто даже уменьшился: сквозь истончившийся до предела меховой покров легко нащупывались хрупкие косточки. Шерсть потускнела до блёклого пепельного цвета и совсем не блестела. Прежде жаркое маленькое тельце грело спину Мулан, теперь же оно остыло и лишь забирало тепло. Бледные щёлки глаз и рта превратились в тонкие линии и настолько сливались с мордой, что казались нарисованными. Вдобавок ко всему – ни малейшего движения. Кролик совершенно застыл.

Мулан подняла на Лю Тин-Пиня. глаза, полные ужаса: