Эдуард Веркин - Большая книга летних приключений
– И наметили они свадьбу уже, на осень, как раз после ярмарки. А до ярмарки надо было работать. Кузнец и работал. Ему купцы, не знаю откуда, из-под Макарьева откуда-то, большой заказ дали. И денег обещали заплатить тьму-тьмущую. Кузнец весь день и работает, кует железо, а иногда еще и ночью кует. А братья его завидовать ему стали – что это, мол, он так много денег получит, а мы что? Люди такие завистливые ведь, страсть просто. И вот стали братья кузнецу нашептывать, что, мол, не все у тебя в порядке с невестой. Засматривается на нее барин, да и сама она к нему тоже, мол, неравнодушна...
А вот и негодяй. Вернее, негодяи. Братья-негодяи, подумал я. Завистливые жадные поселяне.
Баба Надя продолжала рассказ:
– Кузнец стал мрачнеть и мрачнеть. А посмотреть, чем там невеста на самом деле занимается, нельзя – работы много. Но ничего, как-то справился. И к ярмарке заказ выполнил. Погрузил все на телеги, поехал на ярмарку купцам сдавать. А невеста осталась его ждать. Купцам товар понравился, оценили его хорошо, дали много денег, даже больше, чем кузнец ожидал. И вот кузнец решил немножко погулять, отвести, так сказать, душу после трудов. Купил он вина, купил баранок, снетков две корзины, пьет, ест, веселится. А купцы, что рядом с ним гуляли, давай к нему приставать. Что, говорят, кузнец, ты можешь выковать? Все, отвечает кузнец. Все могу выковать, что только есть в этом мире. А что, спрашивают купцы, можешь ли ты выковать железного человека? Чтобы ходил, работал и разговаривал? Нет, отвечает кузнец. Человека не могу. А вот собаку или другого какого зверя – могу. И будет он бегать, будет прыгать. И брехать будет – коли прикажут. Купцы смеются, вина кузнецу подливают. Долго ведь работать придется над такой собакой, говорят, поди, целый год, а то и два. А кузнец совсем распьянел, смеется: какой год, какие два, говорит, за ночь скую железную собаку.
Бабушка зачерпнула из ведра воды, промочила горло.
– И вот стали его подзуживать другие купцы – не скуешь, говорят, железную собаку за ночь, нельзя такое сковать. Скую, отвечает кузнец. Завтра будет здесь железная собака. Стали они об заклад биться. И поставил кузнец все, что заработал. Взял железо, взял инструменты и пошел в кузню к тамошнему ковалю. Закрылся там и давай молотками стучать. Всю ночь стучал, и утром стучал, а как взошло солнце, так купцы и пошли посмотреть, что у него получилось. Кузнец лежал возле горна и спал. Механическую собаку он не смог сделать, успел сделать только железные зубы.
Бабушка показала руками, какие именно зубы он смог сделать. Видимо, это были железные челюсти.
– Зубы эти щелкали как живые, купцы даже их испугались. Но потом вспомнили про спор, разбудили кузнеца и потребовали деньги. Кузнецу делать нечего было, деньги он отдал. И поехал к себе в село без денег, безо всего, только с этими железными зубами, хотя ярмарка еще должна была идти целую неделю. Приехал к себе, бросил зубы на полку. Приходят братья, спрашивают: как съездил, кузнец, много ли денег заработал, много ли бус своей невесте купил? Кузнец не отвечает, молчит, весь в печали. А братья и смеются: к барину твоя невеста ушла, с ним теперь будет жить. Он побежал к невесте, а ворота заперты, нет никого. И тогда он проклял и себя, и всех, и от бога отказался.
Бабушка перекрестилась снова.
– И так была сильна его ярость, что дошла она до самой этой...
Бабушка забыла, до чего дошла ярость.
– Ну, до этой, – она указывала пальцем в пол, – туда дошла...
– До геенны огненной, – помог я.
– Точно! До геенны. И поднялся из геенны сам Сатана, к нему, к кузнецу, пришел и сказал: «Отдай душу, а я тебе выполню желание любое. Хочешь королем стать, хочешь купцом богатым, кем хочешь, тем тебя и сделаю». А ярость в кузнеце так и кипит, так и брызжет. Не хочу, говорит, быть ни купцом, ни королем, никем не хочу. Хочу барину отомстить, который невесту у меня увел, как это сделать? Посмеялся нечистый, взял с полки зубы железные да и говорит: «Вставь эти зубы и иди к обидчику». Схватил кузнец зубы да и вставил себе. И почуял он, что что-то с ним неладно. Посмотрел он в зеркало, а там вместо человека зверь, обличьем похожий на волка. Зарычал волк и побежал к барину.
– Не надо дальше, – попросила Тоска. – И так все понятно, что там было.
– Понятно? – спросила баба Надя.
– Понятно, – кивнул я. – Все понятно. Расправу над барским семейством вполне можно опустить.
– Ну, как знаете, – вздохнула баба Надя.
И я подумал, что это, наверное, была самая любимая ею часть истории.
– Тогда расскажу, что было в конце... Прибежал кузнец домой, сел на лавку. Весь в крови перепачкан, а сам довольный. Стал зубы вынимать, а они и не вынимаются. Приросли. И так кузнец и сяк – никак не получается. Стал навсегда волком. Завыл он тогда, заплакал горько. А тут невеста его, как назло, приехала, идет к нему в дом, улыбается. Где ты, говорит, мой любый. Я с батюшкой в город ездила, ленты к нашей свадьбе выбирать. Понял тогда кузнец, что обманули его братья, возвели и на невесту, и на барина напраслину. И понял, какой грех на нем. Выпрыгнул он в окно, чтобы невеста его не видела таким страшным. Убежал в лес. И стал жить в лесу в берлоге. И скоро не стало в том лесу ни зверей, ни птиц. Зверей кузнец всех порвал в своей злобе железными зубами, а птицы улетели, испугавшись, а невеста погрустила-погрустила, да вышла замуж за другого. Свадьба была пышная, с музыкой, две недели гуляли. И зверь, в которого кузнец уже совсем превратился, услышал эту музыку и пришел из леса поглядеть. Люди как увидели его, так закричали и разбежались, поскольку он был очень, очень страшен. А некоторые даже упали замертво. И так страшно стало зверю, что пошел он тогда к барской усадьбе и прыгнул в пруд. И железные челюсти потащили его на дно.
Бабушка Надя замолчала, набирая воздуха. Я почувствовал, как по левой руке поползли крупные мурашки. История пробирала.
– А дальше что? – спросила Тоска.
– Дальше? Дальше вот что было. Прошлым летом стали тот пруд осушать. Один «новый русский» человек из города купил усадьбу, хотел себе ее отстроить и перед другими хвалиться. Стал пруд осушать, рабочих нагнал, вот и наткнулись на дне на эти железные зубы...
– Это достоверный факт?
Вообще-то я почти никогда не перебиваю взрослых, но в данном случае это было сделать просто необходимо.
– Точно нашли эти железные зубы? – спросил я.
– Я сама, конечно, не видела, – сказала баба Надя, – но говорят, что нашли. Прямо на дне пруда. А как нашли их, так все местные мужики, что у «нового русского» работали, сразу поразбежались, ни за какие деньги больше не хотели работать. Он привез каких-то турок, что ли, они вновь взялись за усадьбу, но через три дня все сгорели. Прямо во сне. С вагончиком. Тогда «новый русский» бросил все и уехал. Так усадьба и стоит. А пруд снова водой и илом затянуло, так что там теперь ничего и не узнаешь.
– И все? – поежилась Тоска.
– Не все, – скорбно покачала головой бабушка. – Пруд хоть и затянуло, но дух кузнеца уже потревожили. Вот он и отправился бродить по округе. И в маньяка вселился. Теперь как жить?
– Не волнуйся, бабушка, – сказала Тоска. – Все образуется.
– Точно, – подтвердил я. – Все, конечно, образуется.
Лично мне эта история не показалась правдоподобной. Сказки все это. В каждой деревне полно подобных баек. Легенда. Эта, кстати, довольно оригинальная, раньше я вроде ничего подобного не встречал. К тому же в истории содержалось откровенно нелогичное звено. Баба Надя сказала, что история эта произошла с пращуром ее соседки Никитичны. А если он не женился, да еще и утопился в барском пруду, какой он тогда пращур? Какое тогда родовое проклятие?
– А у Никитичны что-нибудь пропало? – спросила Тоска.
– Вроде как нет, – ответила баба Надя. – Да и что маньяку нужно?
– Это точно, – сказал я.
Баба Надя перекрестилась в очередной раз, собрала посуду и понесла ее мыть к умывальнику. Тоска, воспользовавшись отсутствием бабушки, бережно достала из кармана блокнотик и помахала у меня перед носом.
– Здесь я делаю все необходимые записи, – шепотом пояснила она. – Компьютер, это, конечно, хорошо, но про старые способы тоже забывать не следует.
Тоска открыла чистую страничку и написала: «Никитична, жертва № 3. Ничего не пропало. Лежит в больнице».
Я показал Тоске большой палец и кивнул в знак одобрения. Пусть пишет. Ведение записей дисциплинирует мозг, это давно подметили великие люди.
– Пойду выйду, воздухом подышу перед сном, – сказал я. – Проветрюсь.
– Далеко не ходи, мало ли чего, – отозвалась из-за умывальника бабушка.
– Я на крыльцо только, – ответил я.
Тоска с бабушкой стали болтать о каких-то родственниках, Тонькиных родителях и ценах на хлеб, масло и томатную пасту.
На улице стало прохладно. А может, просто казалось после теплой избы. Дышать было легко и приятно, не то что в городе. Воздух казался наполненным яблочным ароматом и почему-то запахом винограда. Вкусно пахло, хоть в бутылки закатывай. На небе каким-то уж очень искусственным светом светила луна.
