Михаил Лыньков - Миколка-паровоз (сборник)
Наконец наелись приятели и, кряхтя, принялись устраиваться на покой. Бородатый, пережевывая махорку, потряхивал бородой и счастливым глазами глядел на Мишку. Жук сладко зевнул и почти сразу задремал.
Тут их и накрыли. Красноармейцы сперва не знали, что делать, — радоваться или выругать Мишку покрепче и даже наказать, чтобы впредь неповадно было пускаться в самовольную отлучку. Найденные следы трапезы определенно говорили о грабеже, учиненном, конечно, или самим Мишкой, или под его руководством. Полковые каптеры как
увидели это изобилие, так быстрее бежать к своим телегам. Но там было все в порядке. Ничего никто не воровал, не грабил. Успокоились перепуганные каптеры.
Но ведь не с неба же свалилось все к Мишке!
Лишь к полудню прояснилась эта загадочная история. Из соседнего полка, который расположился рядом, в березовой роще, прибежали тамошние каптеры. Бледные, испуганные, кричат:
— Братцы, беда! Ваш Мишка — разбойник… Мешок харчей разворовал. Ограбил среди ночи и смылся…
— А как попал к вам наш Мишка? — учинили им строгий допрос красноармейцы третьего батальона.
И каптеры, чтобы вернуть хоть остатки выкраденных Мишкой харчей, вынуждены были рассказать истинную правду о том, как задумали они переманить Мишку, как увлекли за собой краюхой хлеба, обмазанной липовым медом, как зачислили уже в свой полк.
— Чем только не манили, — не шел. А вот меду дали попробовать — и не устоял. Побежал за нами.
Так оно и было. Побежал за ними Мишка В сумерках дело было. Набросились на него, связали, к телеге прикрутили крепко-накрепко. Так и передвигался Мишка с места на место, привязанный к телеге. Когда же отвязали его, никак не мог сообразить, где, в какой стороне его родной третий батальон, по какой дороге ему идти.
Военная судьба опять свела оба полка. Расположились они по соседству. Тут Мишка и расслышал далекие голоса друзей: «Гав-гау-гав!»— Жука и «Бе-э-э-э!» — Веселой Бороды. И пошел он без оглядки на эти голоса. Попал снова в свой родной батальон.
Но, завидя друзей-приятелей, Мишка вспомнил о некоторых запасах провианта, которые считал уже своей собственностью. И решил перенести провиант «домой», к своим. Решил и сделал.
Козел был особенно благодарен Мишке за махорку, а Жуку больше всего пришлась по вкусу косточка от кабаньей лопатки.
Вот так было дело.
Красноармейцы третьего батальона совестили каптеров соседнего полка:
— Эх вы! Это вам наука будет. Не станете теперь красть чужих артистов. Животных так только портят, дурные привычки прививают… Сами виноваты, что Мишка в воровство ударился…
Примирились на том, что взяли с каптеров остатки награбленного Мишкой провианта в качестве контрибуции на содержание артистов в течение недели и отпустили их с миром восвояси.
Так возвратился Мишка в свой родной третий батальон, к своим закадычным друзьям-товарищам.
НЕ ГОНЯЙСЯ, МИШКА, ЗА ПЕТУХОМ — В БЕДУ ПОПАДЕШЬ
Красноармейцы были правы, когда упрекали и стыдили каптеров чужого полка. Виноваты были те в неласковом обращении
с Мишкой и в дурном воспитании его. Исчезновение Мишки сказалось на характере и поведении артиста. Сказалось, надо заметить, не в хорошую сторону. Наоборот.
Мы и расскажем тут, как наш способный артист, испорченный дурным влиянием, сам чуть-чуть не погиб, попав в мародеры. И, что еще хуже, соблазнил на недостойное дело и легкомысленного своего товарища — Бородатого. Жук, лично мало, заинтересованный в Мишкиных затеях, в преступники не попал и остался в стороне от проделок Мишки и Бородатого.
События же разворачивались следующим образом.
Батальонам приказано было выбить белополяков из одного села. Началось наступление. Нескольким ротам удалось занять окраины села. Они окопались и вели прицельный огонь по врагу.
В это самое время и влип Мишка в историю.
Забрел и он на окраину. Залез в огород и вдруг видит петуха. Подумал, вероятно, что это — тетерев, кинулся за ним, чтобы поймать и потом похвастаться необычным трофеем. Гонялся, ломая заборы, перепрыгивая через кусты. В этой ожесточенной погоне принял активное участие и расхрабрившийся вдруг не на шутку Бородатый. Он лучше Мишки понимал, что перед ними не тетерев, а обыкновенный петух, а что козлу петух — тьфу! Поступал же он так из чувства солидарности, хотелось ему помочь своему товарищу изловить своенравную птицу. Во всю прыть скоком-боком бегал козел, стараясь забежать вперед и отрезать петуху всякие пути к отступлению.
Поднялся тут шум и гам, стук и топот, крик и рев, какие поднять могут только разбушевавшиеся медведь, козел и петух. Показалось белополякам, что неспроста это, подумали они, что, должно быть, заходит им в тыл кавалерия красная, — и бросились бежать, оставили деревню.
Это обстоятельство несколько смягчило ту суровую кару, которая ждала Мишку и Бородатого.
Мишка так и не поймал петуха. Тот ловко вспорхнул у него из-под самого носа и, усевшись на сук высокой старой груши, заголосил пронзительно и ликующе: «Ку-ка-ре-е-е-ку-у!» Пришлось облизнуться Мишке и стыдливо глазами хлопать, поглядывая на Бородатого, который пробебекал что-то конфузливо, а что — кто его разберет, этот козлиный язык.
Так бы и окончились проказы Мишкины, если б, гоняясь за петухом, не напал он с налету на пасеку. Облизнулся Мишка, переглянулся с Бородатым, повел мордой — медом пахнет. Самым настоящим. Голову потерял Мишка, про все на свете позабыл. Поднялся на лапы и, ничего не слыша и никого не видя, — шасть к улью. Шлеп по нему лапой раз, шлеп второй — улей хоть бы хны. Бородатый хотел было и тут прийти на помощь приятелю, но пчелы накинулись на козла, вцепились в бороду, жужжат, зудят, гудят — пришлось Бородатому сломя голову бежать с пасеки, молнией перемахивать через заборы, нырять в кусты. Прибежал он в полк и своим растерзанным видом привел в недоумение и страх мирного Жука.
А на пасеке хозяйничал Мишка. Он и так и этак пробовал открыть небольшие дверцы, чтобы просунуть лапу в улей и добраться до меда. Но дверцы были прилажены крепко-накрепко. Ничего не получалось у Мишки. Мишка злился, лупил что есть силы по улью лапами, грыз дверцы зубами — все попусту.
Пчелы ожесточенно защищали свое жилье. Слепили Мишку, кусали, жалили в нос, в язык, пробирались в мохнатую шерсть. Но запах медовый кружил голову Мишке, и он вовсе не собирался отступать, не полакомившись всласть.
Что же делать?
Мишка встряхнулся, подхватил улей в охапку и кинулся наутек от разгневанно жужжащих пчел. Побежал туда, где расположился третий батальон. Жука и Бородатого словно ветром сдуло, — спрятались они от пчел далеко в кустарник. А пчелы преследовали Мишку по пятам. Пришлось ему принять решительные меры. Облепленный с хвоста до головы пчелами, помчался он к речке, нырнул в холодную воду и долго сидел там, ожидая, пока пройдет жужжащая гроза.
В речке и поймали красноармейцы Мишку, чтобы покарать его за все преступления — и за петуха, и за пчел. Развели костер, чтобы дымком отогнать хоть немного злых пчел от улья, и отнесли на пасеку выкраденное Мишкой. Но это еще не все. Привлекли Мишку к суровому ответу. А заодно и его активного соучастника в преступных затеях — Бородатого.
Долго отчитывали Мишку, совестили, упрекали. Не забыли поставить в вину и то, что
Мишка втянул в свои недостойные затеи молодого и малосознательного козла Бородатого. Принято было постановление: за все позорные поступки лишить обоих — Мишку и Бородатого — артистического звания и прогнать из полка…
Мишка сидел и выслушивал все ни живой ни мертвый. Только сопел да почесывал искусанную пчелами морду. Морда распухла. Глаз почти не было видно. Мишка выглядел жалким, растерянным, весь в какой-то соломе и репьях. На нем всюду были видны следы погони за петухом и сражения за улей.
Бородатый был перепуган еще больше. Переминался с копыта на копыто и все потряхивал измятой бородою, пытаясь хоть что-нибудь сказать в свое оправдание. Но защитная речь не получалась, выходило только однообразное, нудное, перепуганное:
— Бе-бе-бе-бе…
Жук внимал всему происходящему с философским спокойствием: он всегда уважал закон и порядок.
Посмотрели красноармейцы на своих актеров — и пожалели. Как-никак совершили свои провинности Мишка с Бородатым исключительно из-за несознательности. Это первое. А во-вторых, было смягчающее вину обстоятельство: гоняясь за петухом, артисты здорово напугали врагов, белополяков, и тем самым помогли прогнать их из деревни.
Было сочтено возможным наказать виновников условно, то есть оставить в полку. Пускай, дескать, исправляются и на деле покажут, что достойны состоять в рядах красноармейского полка.
Тут не выдержал Жук. Подлетел он к виновникам, лизнул одного в распухший нос, другого в махорочную бороду, и вскоре все они вместе пустились в какой-то замысловатый пляс — прыг да скок, скок да прыг…
