Островитяне (СИ) - Монро Мэри Элис

— Письмо.

Я широко раскрыл глаза.

— Твоему папе?

— Моему настоящему папе, — уточнила она.

Лоуви улыбалась. Для ее это было главное достижение лета.

— Ну и чего ждешь? Бросай в ящик! — поторопил ее Мейсон.

— Я как раз собиралась, — ответила Лоуви и вздернула подбородок.

— Так и давай!

— А куда спешить-то?

— А вот туда.

— Эй, народ! — остановил их я, закатывая глаза. — Не скандальте!

И мы все рассмеялись.

Лоуви снова вздернула подбородок и пошла по причалу к почтовому ящику. Длинные косы болтались у нее за спиной. Она глянула на нас через плечо. Потом быстро поцеловала конверт и бросила в щель. Обернулась не сразу.

Мейсон нагнулся ко мне и прошептал:

— Как ты думаешь, он ей ответит?

— Очень надеюсь. В смысле — это же Лоуви. Любой нормальный отец ей обязательно должен ответить. Правда ведь?

— Да.

Живчик скакал по причалу, приветственно махал всем хвостом. Нетерпение возрастало с каждой минутой.

— Вон он! — выкрикнул кто-то из толпы.

Все головы тут же повернулись туда, где за зарослями осоки лежал океан. Я встал на цыпочки и увидел вдали белый двухпалубный паром, который шел прямо в нашу сторону.

Сердце застучало в ребра. Я попытался вспомнить, что чувствовал в первый день, когда совсем один плыл на пароме на остров. Хани стояла там, где сейчас стою я. Неужели это было всего два месяца назад? А мне казалось, что это лето будет длиться вечно. И вот на пароме на остров плывут папа с мамой. Каникулы позади. И промчались так быстро!

Я скользнул взглядом по толпе. Где же Хани?

Увидел, что она идет к причалу с родителями Мейсона, малышкой и тетей Лоуви.

— Хани! Они сейчас будут! — крикнул я, размахивая руками. А потом повернулся и побежал через толпу, по металлическому трапу на плавучий помост — а Живчик за мной следом.

Взревела сирена парома: «Уа-а-анг! Уа-а-а-анг!» Встречающие разразились приветственными криками. Могучие двигатели пыхтели и сопели — капитан подвел паром к причалу. Я чувствовал, как вибрируют доски. Вытянулся вперед, но пока никого не видел. Только американский флаг трепыхался на шесте.

Внутри у меня плескались любовь, волнение, тревога, облегчение и страх — как соленая вода плескалась у причала. Желудок подвело, немного подташнивало. Я раскинул руки, чтобы не упасть с плавучей платформы, которую раскачивали волны, поднятые паромом.

Каково будет увидеть папу после такой долгой разлуки? Как он теперь выглядит, без ноги? Нужно ли его обнять? Можно ли?

Я почувствовал, как на плечо мне легла рука Хани. Поднял голову, улыбнулся. Она светилась от счастья, и мне стало легче.

Наконец-то паром пришвартовался, капитан открыл двери, шагнул с борта на причал. Нашел меня глазами, многозначительно подмигнул и осведомился:

— Готов к приему моих почетных гостей?

— Так точно!

Живчик вскочил, вовсю виляя хвостом.

Первый помощник тоже спрыгнул с парома и по-мог капитану положить доски через уступ между бортом и причалом.

Первой спустилась мама и пошла по причалу в мою сторону. На ней была зеленая летная форма. Каштановые волосы собраны в аккуратный пучок, улыбка искренняя, веселая. Она устала, похудела, но выглядела счастливой.

Тут я не удержался. Побежал к ней, а Живчик — следом. С разлета кинулся ей в объятия, почувствовал на макушке ее поцелуи. Прижался покрепче. От нее пахло мамой.

— Я так по тебе скучала, — шепнула она мне в самое ухо.

— Я тоже, — выдавил я.

Она чуть отстранилась, заглянула мне в глаза.

— Ты готов?

Я крепко сжал губы и нервно кивнул.

Мама отошла, поднялась обратно на борт. А через миг с парома сошел мужчина. Постоял, пытаясь поймать равновесие на шаткой платформе.

Я сощурился, потому что полуденное солнце светило очень ярко, попытался во всех подробностях рассмотреть того, о ком думал не переставая, все эти последние месяцы. Высокий, как раньше, но очень худой. Одет в привычную военную форму.

Папа медленно спустился по деревянному настилу, в руке у него была черная трость. Когда он шагнул на причал, раздались аплодисменты. Папа улыбнулся, глаза рыскали по толпе. И вот он увидел меня.

Сделал шаг. Потом еще один, осторожно сокращая расстояние. Мама страховала его со спины.

Тут я не выдержал. Посмотрел вниз. Подметил блеск металла под армейскими брюками. Сглотнул, поджал губы, чтобы они не дрожали.

Вот она, правда. Папа мой был спортсменом. Двигался легко, плавно. А этот человек передвигался медленно, неуверенно. Было видно, что каждый шаг дается ему с большим трудом.

Я внутренне съежился.

И вот папа уже стоит передо мной.

Я не мог двигаться. Говорить. Я отвернулся.

— Джейк, — позвал он.

Я узнал его голос. Медленно поднял голову, заглянул в глаза. Те же, прежние, голубые. Знакомые черты. Линия скул. Прямой нос. Каштановые волосы, густые, короткие.

Родное лицо.

— Папа! — выкрикнул я.

Он выронил трость, и я бросился ему в объятия.

Мне было не сдержать слез. Я чувствовал запах пота от его шерстяного кителя, ощущал щетину у него на щеке, а главное… обнимавшие меня руки. Все страхи и тревоги улетели с морским ветром. Все это неважно — он остался моим папой.

Живчик коротко тявкнул. Папа выпустил меня, хрипло усмехнувшись, и посмотрел на мою собаку.

— Полагаю, этот мохнатый и есть Живчик.

Так здорово было слышать его голос — привычный, прежний. Я утер глаза.

— Ага. Правда, он славный? — ответил я и погладил Живчика по голове.

Папа вытянул руку — познакомиться. Живчик обнюхал его, потом лизнул папе пальцы и подсунул голову ему под ладонь. Папа улыбнулся. «Класс», — подумал я. Мне так хотелось, чтобы они стали друзьями!

— Моя очередь! — заявила Хани, подошла и обвила сына руками.

Я почувствовал, как мамина рука легла мне на плечи. И в этот миг понял, что все будет хорошо. Мы одна семья. Мы вместе. Остальное неважно.

Праздник прошел замечательно. Все так радовались папиному возвращению! Многие здесь знали его, когда ему было столько лет, сколько мне сейчас.

Мейсон и Лоуви слегка смутились. Дело в том, что они же все лето восхищались папиным журналом наблюдений. Он для них был такой Оби-Ван Кеноби, наставлявший словом и делом.

— Да, пап, — сказал я, жестом подзывая Мейсона и Лоуви, — это мои друзья.

— Приятно познакомиться. — Лоуви протянула ему руку.

— Добрый день, сэр, — поздоровался Мейсон и откашлялся.

Папа улыбнулся.

— Знаю, рассветный патруль. У меня такое ощущение, что мы уже давно знакомы.

Мейсон и Лоуви улыбнулись.

— Человек может считать, что ему повезло, если за всю жизнь он найдет одного настоящего друга, — сказал папа. — А ты уже нашел двух. Этим надо очень дорожить.

— Мы прочитали ваш журнал и тоже стали такие вести, — сообщила Лоуви.

— Что, правда? — Папа посмотрел на меня.

Я ухмыльнулся.

— Да, пап. Хани дала нам по тетрадке и велела все записывать. Лоуви у нас настоящий художник. А Мейсон — мистер Гугл. Собирает интересные факты.

— А ты? — спросил папа.

Я пожал плечами.

— Я неплохо рисую. А вот пишу так себе. И вместо журнала писал тебе письма. Рассказывал, что мы делали и видели. — Я смущенно пожал плечами. — Так было интереснее.

— Я с тобой не согласен.

Улыбка моя погасла.

Папа улыбнулся.

— Мне кажется, ты очень здорово пишешь. Дай покажу тебе одну вещь.

Он засунул руку в сумку, вытащил записную книжку в коричневом кожаном переплете. Вручил ее мне.

Я осторожно взял ее, провел рукой по гладкой коже. На переплете красно-бело-синими буквами было выведено мое имя: «ДЖЕЙК ПОТТЕР». В такой же книжке вел свой журнал мой папа.

— Ты даришь мне журнал?

— Открой его.

Я медленно, завороженно открыл книжку. Там уже были записи и рисунки. Я поднес их к глазам и тут же узнал, чьих это рук дело. Мой почерк. Мои картинки.