Мулан. Герой из рода цветов - Лин Грейс
Выскочив наружу, она на мгновение окоченела от испуга: вода уже захлёстывала через борт и плескалась на палубу. Посреди лодки стоял как вкопанный Лю Тин-Пинь, потерянно шаря кругом глазами да рвя в панике волосы.
– Что делать? Что делать?! – бормотал он исступлённо. – Плыть не можем... Лететь не можем...
– Погоди-ка, – встряла Мулан. – В каком это смысле лететь мы не можем? Я думала, уж отсюда до острова ты просто перенесёшь нас с Кроликом по воздуху...
Но Лю Тин-Пинь замотал головой.
– Я не могу лететь, неся то, что принадлежит миру смертных, – безысходно пояснил он. – Когда остальные Бессмертные забрали у меня мою метёлочку...
Но Мулан уже не слушала. Очевидно, это и были те самые ограничения, о которых предупреждал Кролик. Вода уже набралась в лодку по щиколотку и продолжала подниматься. Мулан огляделась; в ушах раздавался только бешеный стук сердца да плеск воды. Что же делать? «А ты у нас, похоже, настойчивая», – вспомнились ей слова Ма. Да, подумала Мулан, ещё как. Перед её глазами метнулся кусок красного паруса, и, не раздумывая, она подскочила к мачте.
В жилах кипела кровь. Мулан с силой дёрнула за верёвки, которыми Лю Тин-Пинь примотал края паруса к корме. Слабые узлы быстро поддались, и концы верёвок оказались у неё в руках. Она совершенно не представляла, откуда знает, что делать, но руки сами принялась закручивать концы верёвки, словно повинуясь какому-то неслышному внутреннему голосу. Связав два конца вместе и торопливо отбросив их в сторону, Мулан шагнула к парусу, схватилась обеими руками за края алого шёлка и – тррраатт! – рванула его с мачты.
Не теряя ни минуты, она снова выудила связанные концы из воды, которая набралась уже по колено. Бережно передвинув перевязь с Кроликом на спину, чтобы верёвки ему не давили, Мулан просунула голову в дырку между парусом и связанными концами – узел оказался у неё на груди, – а обрывки каната, что тянулись от верхних краёв паруса, крепко сжала в руках. Обернулась. Парус потихоньку спадал за ней, но лёгкий бриз покамест не давал ему полностью сложиться. За её спиной пока оставалась ложбинка между краями паруса, чтобы туда мог зайти ветер.
Вода всё прибывала, а Лю Тин-Пинь по-прежнему стоял столбом да супил брови в замешательстве.
– Мастер Лю! Дунь! – приказала ему Мулан.
– Что? Как? – не понял Лю Тин-Пинь.
Волны уже захлёстывали по пояс, и Мулан бросила отчаянный взгляд на стремительно мокнущий парус.
– Просто дунь! – крикнула она срывающимся голосом.
И Лю Тин-Пинь дунул. Равно как тогда, в колдовском тумане, он втянул в себя воздух, насколько мог, так что щёки натянулись до предела. Затем раздвинул губы и, хорошенько поднатужившись, вытолкнул воздух наружу. Над морем пронёсся внезапный порыв ураганного ветра, в ушах у Мулан загудело. Волосы отбросило назад, и она невольно зажмурилась под напором воздушной волны.
А парус за её спиной словно ожил. Красный шёлковый капюшон глубоко вздохнул, напрягся, и резким рывком Мулан вместе с Кроликом дёрнуло вверх. У Мулан перехватило дыхание, и она чудом не выпустила верёвки, когда воздушный толчок отбросил её назад. Когда девочка смогла, наконец, разлепить глаза, она увидала, что плавно скользит по воздуху, а мокрые полы её халата роняют вниз капли воды, словно проливая дождь. Далеко внизу, посреди обширной лазурной глади, виднелась крохотная фигурка Лю Тин-Пиня, который с задранной головой смотрел ей вслед – рот полураскрыт, а за спиной мачта постепенно уходит под воду.
Глава 53
На берегах острова Куньлунь
Напоследок Мулан увидела, как Лю Тин-Пинь опустил голову, нагнулся и выхватил что-то из воды. Когда он выпрямился, у него в руках был массивный меч, который Лю Тин-Пинь наскоро закинул за спину. А затем он воздел руку и поднялся в воздух.
Он промчался мимо Мулан, подмигнув ей на лету, хотя девочке было отнюдь не до улыбок. «Стремиться к цели ежедневно», – стучали в голове слова отца. Что ж, стремиться-то она стремилась, но ладони горели от верёвок, а на груди и плечах уже чувствовались завтрашние ссадины. Все эти места с готовностью обожгли её новой болью, как только парус снова порядочно тряхнуло. Мулан вытянула шею и краем глаза заприметила Лю Тин-Пиня – это он дёрнул парус на себя.
Под ногами Мулан, красиво искрясь, скользила вперёд морская гладь – словно перед ней разворачивали рулон блестящего лазурного шёлка. Вскоре вода посветлела и приобрела зеленоватые тона, из лазурной превратившись в бирюзовую, и хотя Мулан не могла повернуться назад, так как летела спиной к берегу, она была почти уверена, что тот уже близко. Догадки подтвердились очень скоро, потому что парус снова потянули – теперь вниз, и кругом из воды начали проступать нефритовые валуны – такого нежного зелёного оттенка, как будто то был не цвет камней, а мох, припорошенный снегом.
Валунов быстро становилось больше, краски сгущались, и вскоре под ногами Мулан замелькала каменистая суша – она вся искрилась зелёно-голубым, словно трепетное крыло птички-зимородка. Мулан с Кроликом пронеслись над сверкающими песками, затем над скалистыми утёсами. Поверхность земли стремительно надвигалась на них, и Мулан уже видела, что изумрудные переливы даёт не сама земля, а волнистые травы, что мягким ковром расстилаются под её ногами – всё ближе, ближе. Наконец, полёт завершился, и пушистый зелёный покров поймал её в свои ласковые объятия.
Мулан так и повалилась кулём на траву – после долгих мытарств не хотелось ничего, кроме как просто распластаться тут и лежать неподвижно до скончания века. Густая мурава покачивалась в солнечных лучах, играя всеми оттенками бирюзы – от лазорево-голубого до изумрудно-зелёного. Мулан разжала кулаки, до сих пор сжимавшие концы каната, и немедленно сморщилась от боли: на руках горели рдяные полосы содранной кожи, следы врезавшихся в ладони верёвок. Мысль о Кролике заставила Мулан приподняться; она осторожно перетянула куль с Кроликом вперёд и с облегчением ощутила, как под её сердцем мерно, хотя и слабо, вздымается его бочок. Напоследок Мулан потянулась к сумке на поясе – она тоже была на месте.
Внезапно над ней нависло сияющее лицо Лю Тин-Пиня. Опустившись рядом на колени, он помог ей сесть и приставил свою тыковку к её губам. Теперь во фляге оказалась вода – прохладная, сладковатая, без малейшего привкуса морской соли. Мулан сделала жадный глоток.
Не говоря ни слова, Лю Тин-Пинь ухватился за край своего длиннополого халата и – трррск! – оторвал кусок. Им он перевязал девочке ладонь – там, где кровоточила глубокая ссадина от верёвки. Затем оторвал новый кусок и повторил процедуру со второй ладонью. Когда он закончил, Мулан почувствовала, что жгучая боль стихает и руки больше не горят, а разве что слабо ноют.
– Ты совершила подвиг, достойный настоящего Бессмертного, – улыбаясь, сказал ей Лю Тин-Пинь. – Я даже немного завидую, что сам не догадался так сделать.
Мулан попыталась было возразить, затрясла головой, но губы предательски растянулись в улыбке. Чтобы хоть немного её спрятать, она снова хлебнула воды из баклаги. Бескрайние морские просторы впереди игриво сверкнули на солнце, а песочная береговая полоса заискрилась, словно усыпанная алмазной крошкой. Мулан снова тряхнула головой. О, эти лазоревые воды! Как они манят, как они спокойны и прозрачны, ну прямо картинка. А ведь это они какой-то час назад чуть не погубили всю их компанию.
Не переставая улыбаться, она обернулась поглядеть на остров. И тут улыбка слетела с её губ – но только потому, что от удивления невозможно было не разинуть рот. Ибо к такой красоте, какая блистала здесь, у подножья горы Куньлунь, она не могла быть готова.
В глубине острова, за полосой вьющихся трав, где сидела Мулан, поднимался лес, полный изящных деревьев с витиевато изогнутыми ветвями и стволами. Верхушки этих деревьев окутывала перламутрово-белая дымка, словно купая их в пенистом море из мягкого влажного облака. А сразу за лесом вставала гряда скалистых, пологих вершин, и, поигрывая на солнце пёстрой яшмой, они надёжно подпирали сапфировые небеса. На склонах горной гряды виднелись новые ряды деревьев, и их золотые, зелёные и красные кроны словно откликались на игру яркого пятнистого камня. Перед Мулан как будто предстала великолепная картина, окно в мир древней сказки, и у девочки перехватило дыхание от восторга и трепета. А Лю Тин-Пинь чихнул.
