Юрий Иванов - Сестра морского льва
— Ее-е-ее-е! — разнеслось эхо среди скал. Ушли?! Да что ж они, обезумели, что ли, оба?.. Он попытался ползти, но через несколько метров правое его плечо уперлось в обросший ракушками сырой камень. Волна выкатилась на лайду, шурша камнями и битыми раковинами, мутный пенный язык волны подобрался к Волкову и накрыл его с головой. Отхлынуло… Отплевываясь, он снова пополз, но лайда была огорожена камнями, и через них было не перебраться. Извиваясь, ерзая телом, Волков прижался щекой к раковинкам, которыми оброс камень, и попытался сесть, но щека скользила, острые конусы раковин царапали щеку, как лезвия многих бритв. Хрипло дыша, Волков все же сел и, осмотревшись, понял, что из этого угла ему не выбраться никакими силами. Еще двадцать, двадцать пять минут, и он окажется под водой… Хоть бы Алька забеспокоилась, хоть бы что-то подсказало ей, что с ним случилась беда!
…Послышался какой-то тихий шорох. Волков покосился и увидел раковинки возле самых своих глаз. Каждая из них имела сверху крышечку, и крышечки эти то и дело открывались, и из них выскакивали тонкие, почти прозрачные не то усики, не то щупальца. Волков тупо разглядывал раковинки, потом, вздрогнув, отодвинулся: ему показалось, что усики-щупальца тянулись к его лицу.
Обрушилась волна. Вначале она втиснула его между камней, потом поволокла за собой, и Волков поехал по лайде, оставляя подбородком в песке и гальке глубокую борозду… Откашливаясь, он как-то зацепился ногами за камень, оказавшийся на пути, волна ушла в океан, а он повернулся на спину. Черные птицы летели с океана, солнце все более тускнело, будто задернули перед ним вторую занавеску из линялого ситца. Поднимался ветер. Волкову стало страшно: будет шторм! Заиграется девочка с куклой… Не прибежит… Или позже, только чуть-чуть позже…
Послышались шаги. Все ближе, ближе… Нет, это не Алька. Аркаха. Лицо у него было помятым, как со сна. Зевая, потягиваясь, он взобрался на плоский камень и, вытащив сигарету, закурил. Волна опять обрушилась на Волкова и потащила его мимо камня, на котором сидел Короед. Поджав ноги, чтобы не замочило, тот посмотрел на Волкова сверху вниз и выпустил из широких волосатых ноздрей дым. Выплевывая воду и вонючий песок, Волков полз по лайде.
— Вот что мы с Барсуковым… решили, — сказал Аркаха. — Нужно тебе рвать отсюда когти, Волк. — Он снова, скаля зубы, гулко зевнул. — А, ч-черт! Кимарнули мы чуток. Ну как?
— Развяжи, — сказал Волков. — Я тоже немного подремал.
— Кретин ты идиотский! Раки ж тебя сожрут! — закричал Аркаха, соскакивая с камня и наклоняясь над Волковым. — До костей! Да за ради чего тебе все это нужно? Ну… Уедешь?
— Уедешь ты, — сказал Волков, с ненавистью глядя а лицо парня, — я тебе не успел сказать: в доме у меня сидят Лена и Алька. Они видели, как вы шли к бухте Седого.
— Я тут ни при чем! — крикнул из-за камней Петька. — Аркаха, развяжи его. Хватит баловаться!
— У-у, трус проклятый! — проворчал Короед и, вынув нож из-за голенища, полоснул им по веревкам на ногах Волкова. Перевернув его рывком на живот, он разрезал веревки на руках и, шепча ругательства, быстро пошел к Барсукову. Бранясь друг с другом, они спустились на лайду и скрылись за скалами. Растирая руки, Волков размотал веревки на ногах и поднялся. От сильной боли в правой ноге охнул… Вывихнул, что ли?
Хватаясь за камни, он запрыгал к костру и сел на бревно. Угли еще тлели. Чувствуя во всем теле страшную слабость, Волков бросил в костер несколько досок — они сразу вспыхнули — и вынул из кармана трубку. Какая-то свернутая бумажка валялась между камней. Волков потянулся, поднял ее: это был акт об отстреле каланки, подписанный Аркахой и Барсуковым. Волков засмеялся: видно, во время этой дурацкой борьбы Короед из кармана выронил.
Штормовая ночь
Дождь хлынул. Редкий, сильный. Будто кто сверху шарахнул по острову картечью: глухо барабаня, тяжелые капли ударили по тропинке, камням и бревну, лежащему поперек нее, и серебристая древесина тотчас стала рябой, словно покрылась большими черными веснушками. Волков поднял лицо, поймал ртом несколько капель и пошатнулся от порыва ветра. Как-то странно он дул: то наскакивал с одной стороны, то набрасывался с другой, и бухта пенилась, кипела; ветер подхватывал с воды брызги, нес их вместе с песком над берегом, и это походило издали на метель.
— Волк! Во-олк! — донесся голос Альки.
В одном ситцевом платье, уже промокшем и облепившем тело, с винчестером в руках и почему-то босиком, она бежала навстречу. Обгоняя ее, катился с лаем Бич.
— Что с тобой? Я так и знала, я так и… Нога, да?..
— Отчего ты босиком? — спросил Волков и попытался улыбнуться. Ахнув, девочка подхватила его, и он, отбросив доску, на которую опирался, запрыгал, обняв ее за плечи.
— Ты прости меня, прости! Заигралась я, курточку куколке начала шить. А потом ка-ак вскочу… Сбросила ботинки, чтобы легче, да ка-ак побегу! Нога?
— Вывихнул, кажется.
— А почему лицо покарябано? Ты что, со скалы рухнул, да?
Ну вот и дом. Волков сел на топчан, Алька, встав на колени, попыталась снять сапог с больной ноги, но где там. Схватив нож, девочка располосовала голенище и ощупала распухшую ступню: лицо Волкова покрылось капельками пота. Вцепившись руками в край топчана, он сказал:
— Возьмись-ка за ступню двумя руками… и дергай, посильнее только.
— Не смогу, — прошептала Алька. — Будет очень больно.
— Да вывих же это… пустяк. Ну давай… Только резко и сильно!
Он закрыл глаза, и Алька что было сил рванула ногу. От боли Волков весь изогнулся и повалился на спину.
— Да ты же мне… чуть ногу не оторвала… — простонал он.
— Все уже, все! Теперь нога уже совсем на месте, даже видно! — торопливо и радостно заговорила девочка. — Сейчас я ее туго забинтую. И выпить тебе надо немного. Чтоб не простыл.
Она помогла Волкову раздеться. Через несколько минут, испытывая блаженство во всем теле, он лежал и чувствовал, как боль становилась слабее, она уже не была острой, нестерпимой, а ноющей, отступающей. Сейчас он немножко полежит и встанет.
— Ну-ка поверни ко мне лицо, — командовала Алька. — Ух сейчас и зажжет, ужас… Но я подую. Терпи, терпи!
Остро запахло йодом. Протерев ему лицо мокрым полотенцем, она начала смазывать порезы.
— Ого, а у тебя жар, — озабоченно сказала она, прижав к его лбу холодную ладошку. — Да ты же весь пылаешь! Но это ничего. Я тебя сейчас травами… Вот сделаю настой, и… А что ты на меня так странно глядишь?
Он промолчал, просто ему были приятны ее волнения и заботы, но объяснить все это девочке не так-то легко… Алька отошла к печке, загремела чайником. «Уо-ох! Уо-оо-ох!» — тоскливо прокричал Черномордый под самым окном дома, и Бич, он валялся возле печки, подняв голову, заворчал, а потом вздохнул, представив себе, наверно, как же сейчас скверно на улице.
Ветер зверел. Он налетал на дом, толкался в стены, выл на чердаке, сотрясал оконный переплет, и Волков, прислушиваясь к непогоде, представлял, как по раскисшей тропинке, скользя по грязи, спотыкаясь о плохо видимые в темноте камни, спешит к дому Лена. Она же обещала прийти, и ему почему-то казалось, что она придет именно сегодня. Да-да… Надо отправиться ей навстречу… Что же он тут разлегся?
— Алька, зажги быстрее лампу, — сказал он, поднимаясь с постели. — И дай-ка мне свитер. Я пойду… Она может сбиться с пути.
— Ну вот еще! Ну зачем ты встаешь? Лена? Никогда она не сбивается с пути.
Он все же встал. Хватаясь за стены, прошелся по дому и, прижавшись лицом к стеклу, поглядел в темноту: дождь хлестал, молотил в стены… А ветер-то, ветер… Алька зажгла лампу, поставила на стол, принесла из прихожей пучки травы, стала разбирать их, и в доме запахло терпко и горьковато.
Бич вдруг встрепенулся и с радостным лаем ринулся к двери. Послышались торопливые шаги, прыгая на одной ноге, Волков добрался до печки, сел на китовый позвонок и уставился на дверь. Ветер… Дождь… Показалось, что ли? Дверь распахнулась, и вошла Лена.
— Ой, ты вся-вся мокрая! — крикнула Алька, бросаясь к ней. — Пойдем, я тебя скорее переодену.
— А я иду-иду… Тьмища, ну ничего не видно, — сказала Лена, заглядывая через плечо девочки на Волкова. — И вдруг огонек вспыхнул! Валера, что это с тобой? У тебя все лицо… Это они, да?
— Не имеет значения, — ответил Волков, подбрасывая дров в печку.
— Еле-еле пришел… И весь израненный. И лицо и нога… — послышался тихий голос Альки. За перегородкой зашуршала одежда. — На вот держи рубашечку… — …вдруг я почувствовала, что мне очень нужно пойти к вам. Будто что-то меня в сердце толкнуло… — сказала Лена, и Волков, услышав ее голос, подумал, что это она говорит не столько Альке, сколько ему…
Ветер усиливался с каждой минутой. Дом скрипел, как шхуна в свежую погоду. «Парусность у него большая, — подумал Волков, — вот сейчас ветер дунет еще сильнее, подхватит дом, и полетим мы, полетим». Он прислушался: сквозь шум дождя и гул ветра доносились тягучие и глухие, как далекие взрывы, удары океана о берег. Шторм. Держитесь, котишки. Да и вы, львы, тоже… и Седой со своим малышом.
![Валентин Постников - Карандаш и Самоделкин в стране пирамид [Карандаш и Самоделкин в стране фараонов]](/uploads/posts/books/204396/204396.jpg)
