Ольга Гурьян - Повесть о Великой стене
Спешно заканчивались последние приготовления. Уже была задвинута каменная крышка гробницы и зажжены тысячи факелов из медленно тлеющего сала. Становилось невыносимо душно и тяжко. Заряжали установленные у стен и выхода самострелы, которые сами разрядятся, если впоследствии кто–нибудь попытается проникнуть внутрь, чтобы разграбить могилу. Скоро должны были быть пущены небесные светила на потолке, а подземное море — наполнено ртутью.
— Я задыхаюсь, — шепнул один из придворных, встретил сочувственный взгляд стоявшего рядом и отступил к проходу.
Еще один заметил его движение, но, не поняв, подумал, что он стремится приблизиться к выходу, чтобы успеть выбежать вовремя, не вдохнув смертельные ртутные пары. Тотчас и он отступил осторожно, за ним еще один, так что через мгновение весь зал заколыхался непрерывным движением неслышно, неспешно перемещающихся людей. Стоявшие впереди с возмущением оглядывались, а затем сами осторожно делали шаг назад, и шелковые одежды шуршали и шелестели, как крылышки растревоженных насекомых.
Вдруг кто–то шепотом окликнул Лин–лань по имени. Она оглянулась, но, должно быть, тот человек прятался, потому что она никого не увидела, а снова услышала за своей спиной глухой шепот:
— Проберись в угол, где находятся колеса, приводящие в движение небосвод. Пока они неподвижны, вскарабкайся на помост. Там наверху щель в горе. Выберись сквозь нее. Не забудь сбросить свои украшения, чтобы тебя не признали.
Лин–лань отодвинулась от ближайшей женщины и в общем беспрестанном движении незаметно достигла темного угла, где высился помост с механизмом. Здесь она поспешно сбросила плащ и головной убор, оборвала длинные рукава и пышный подол платья, чтобы они не мешали, и ступила ногой на перекладину. В это мгновение она почувствовала, что на нее смотрят, и, подняв в смертельном ужасе глаза, увидела мастера. Но он молча протянул ей руку, помог пройти меж острых зубцов колес и, осторожно приподняв, просунул в щель. Она услышала, как за ее спиной, заскрипев, двинулись колеса, и, извиваясь змеей, поползла вперед, где вдали виднелись красные отблески заката.
Лин–лань добралась до выхода, увидела, что он полузакрыт каким–то вьющимся растением, и решила здесь дождаться ночи. Она расправила ветви так, что они совсем скрыли отверстие, села и прислонилась спиной к сырой стене.
Где–то рядом зашуршала земля. Она дернулась. Низкий голос шепнул:
— Молчи. Это я!
И она опять застыла.
Через мгновение снова что–то зашелестело, и два голоса обменялись неслышными словами. Затем наступила тишина.
Вдруг внизу непрерывно загудели медные тазы и незнакомый высокий голос прошептал:
— Пустили ртуть. Повернитесь лицом к свежему воздуху!
Лин–лань подвинулась, уступая место у выхода, и рядом с ней, скорчившись, поместилось двое мужчин. Бросив беглый взгляд, она в одном из них узнала мастера.
Снизу долетал шум поспешного, похожего на бегство топота тысячи ног. Потом все стихло. В наступившей тишине раздался громовой удар, потрясший все тело Лин–лань. Сверху посыпалась земля.
Это задвинули дверь склепа. Дверь освободила каменный шар, и он, скользнув в каменную лунку, навеки запер вход изнутри.
У подножия холма послышалось ржание коней, суетливые возгласы. Разъезжались провожавшие. Но где–то внутри холма все еще раздавались мерные удары.
— Рабочие в проходе заваливают снаружи дверь склепа, — прошептал мастер. — Вот уже и месяц всходит. Подождем, пока кончат работу и наступит темнота.
Вдруг внизу раздался нечеловеческий крик, одновременно вырвавшийся из множества ртов.
— Что это? — вскрикнула Лин–лань. — Что это?
Крик продолжался безумный, бесконечный, разрываю
щий слух, ужасный, невыносимый.
— О небо! — закричал мастер, колотя кулаками каменную стену. — Замуровали рабочих! Пока они заделывали дверь в склеп, опустили вторую наружную дверь. Ее нельзя открыть изнутри, я знаю ее устройство.
Тут все закружилось в голове Лин–лань, и она потеряла сознание.
Когда она пришла в себя, она лежала под открытым небом. Месяц спускался к горизонту и еще освещал своим бледным светом холм Лишань там, вдалеке.
Лин–лань попыталась подняться, ее поддержали под руки. Один из мужчин был мастер, другого она видела в первый раз. Он был так широк в плечах, что казался ниже своего роста. На нем были лохмотья каторжника.
Лин–лань в страхе отдернула свою руку, но он печально усмехнулся и сказал:
— Не бойся, Лин–лань! Разве ты не узнала меня? А я постоянно тебя помнил и сразу признал, хотя и прошли годы с тех пор, как ты бросила в меня огрызком яблока и опрокинула в кучу мусора.
Линь–лань, засмеявшись, ответила:
— Как же мне помнить тебя, если ты сам говоришь, что прошло так много лет? И как мне помнить всех тех, кто падал, пораженный силой моей руки и еще более великой силой моих глаз? И сколько ни пытаюсь я вспомнить, не случалось мне до сих пор слышать, чтобы каторжник называл меня по имени.
— Не смейтесь надо мной, госпожа, и не гневайтесь за мою вольность, — тихо проговорил он. — Вы сами назвали мне свое имя.
— Так скажи мне, кто ты, — прервала его Лин-л. пп..
— Я У-ян, — сказал он.
И она ответила:
— Теперь я узнаю тебя, — и оперлась на его руку.
О том, что с ними случилось дальше, о приключениях читатель узнает из следующей главы.
ЛОВИ ПТИЧКУ ЗА ХВОСТ
Когда взошло солнце, Лин–лань и ее спутники увидели невдалеке лес и решили спрятаться в нем, так как боялись идти по дорогам среди бела дня. Они нашли укромное место, где густые деревья заслоняли от глаз маленькую лужайку. Здесь они расположились на отдых и почувствовали, что они голодны. У-ян накопал съедобных корней, мастер кремнем высек искру из кресала и разжег огонь. Не насытиться бы им этим обедом, но Лин–лань увидела в ветвях куста золотое перо и, мгновенно выбросив вперед руку, поймала за хвост жирного фазана. Они свернули ему голову, ощипали и зажарили его, и от этого кушанья не отказался бы сам император. Загасив костер, они прилегли отдохнуть и проснулись, когда тени деревьев уже покрыли всю лужайку. Тогда мастер заговорил:
— Что же нам делать дальше? Мы можем еще одну ночь идти вперед, но затем снова настанет день, и, кто знает, встретим ли мы вторично такой обед и убежище, какое нам посчастливилось найти сегодня. У нас нет ничего, чем поддержать свою жизнь, и потому нам придется встретиться с людьми и искать работу. Что вы думаете об этом?
— Если бы у меня была одежда, в которой я мог бы показаться, не вызывая подозрений, — сказал У-ян, — я нанялся бы в носильщики. Я силен и привык таскать тяжелые грузы.
— Я поделюсь с вами одеждой, — обещал мастер.
И У-ян поблагодарил его, а мастер продолжал:
— Мне придется поступить в слуги или приказчики, потому что, если я обнаружу свои знания, меня тотчас признают, и новый император велит меня казнить за то, что я не погиб в горе Лишань.
— Что касается меня, — сказала Лин–лань, — я умею ловить птиц за хвост.
— Это мы видели, — ответили ее спутники. — Но ведь это ремесло для тех, кто ловит кур по чужим дворам.
— Кроме того, я могу достать иголку с морского дна и поднять тигра на гору.
Мастер рассмеялся, но У-ян возразил:
— Этим умениям меня тоже обучали в детстве, они развивают силу и ловкость. Но какая от них польза женщине?
— Это вы, может быть, еще увидите, — сказала Лин–лань. — А я с этим не пропаду.
— Еще я думаю, — продолжал мастер, — что нам следует разойтись и продолжать свой путь поодиночке, чтобы, если поймают одного, не попались все трое.
Лин–лань и У-ян с ним согласились. Он отдал У-яну часть своей одежды и, сердечно простившись, ушел.
— Прощай, У-ян, — сказала Лин–лань, — я тоже ухожу.
У-ян сидел молча и смотрел на нее.
— Ты не хочешь со мной проститься? — спросила Лин–лань.
Но У-ян опять не ответил. Тогда она повернулась, чтобы уйти, а он крикнул ей вслед:
— Постой, Лин–лань!
Когда она повернулась, он наморщил лоб, стараясь понятно выразить свою мысль, и сказал:
— Ты чересчур красива, чтобы одной бродить по дорогам. Тебя могут обидеть.
— Пусть попробуют! — грозно воскликнула Лин–лань.
— Но у них может быть оружие, — возразил У-ян. —
— И какую ты найдешь работу? Не лучше ли нам пойти вдвоем? Я скажу, что ты моя жена, и тебя не тронут, а я заработаю на двоих.
— Я тоже могу быть ноеилыцицей, — сказала Лин–лань. — Я довольно сильна.
Таким образом они пошли дальше вдвоем, под вечер пришли в город и здесь, надев на плечи толстые соломенные воротники, вместе с другими носильщиками стали носить грузы. Из трех циновок они соорудили себе шалаш с подстилкой, купили себе по миске и по паре палочек для еды и, получив плату за труд, садились за длинный стол бродячего кухаря и ели свою кашу под открытым небом.
Случилось так, что в числе других носильщиков их послали отнести груз за три дня пути. И вот, когда они проходили мимо какого–то имения, из его ворот выехала кавалькада всадников. За спинами псарей, сидя боком в седле, ехали охотничьи собаки.
