Эрнест Cетон-Томпсон - Рольф в лесах
— Видите ли, у меня плохое здоровье, и я хотел бы месяца три прожить на свежем воздухе в лесах, где можно поохотиться и отдохнуть от всяких дел. За три месяца я заплачу вам сто долларов — и за еду, и за ваши услуги. А если я останусь доволен и охота будет хорошей, то по возвращении в Олбени вы получите ещё пятьдесят долларов.
— Я бы с удовольствием, — сказал Рольф, — но у меня есть товарищ, и я не знаю, как решит он.
— Ты что, хочешь советоваться с этим забулдыгой Биллом Баймсом?
— Нет, конечно. Но я охочусь с товарищем. Он индеец… — Поколебавшись, Рольф сказал: — Сейчас там ещё всякой мошкары полно. Вам бы лучше обождать.
— Конечно. Я вовсе не хочу, чтобы меня съели заживо. А вот после первого августа — в любое время.
— Мне надо будет помочь Ван Трамперу с уборкой, а это почти весь август займёт.
Молодой юрист оценил обязательность Рольфа и подумал: «Как раз тот проводник, какой мне нужен». Кончили на том, что Рольф приедет в Олбени с Куонебом в августе, когда освободится, и они втроём отправятся в охотничью экспедицию.
55. Билл даёт зарок
Через три дня груз был весь упакован и каноэ просмолено заново, но Билл как в воду канул. В доме зятя его не видели двое суток. Хотя в Олбени тогда проживало без малого «шесть тысяч живых человеческих душ», но недолгие поиски вблизи пристани открыли убежище грешника. Даже заклятый враг сжалился бы над ним. Глаза красные, слезятся, весь осунулся, голодный, и руки трясутся, но, главное, его совсем истерзала совесть: доверенное ему письмо потерял, груз (так его заверили весёлые утешители) весь раскрали, а деревенского дурачка, который с ним был, прикончили и бросили в реку. Кто бы на его месте не попытался спрятаться? А когда за ним вместо шерифа явились Большой Питер и Рольф, живой и здоровый, и сказали ему, что пора браться за ум: время-то не ждёт, — он, проливая слёзы горького раскаяния, поклялся, что с этих пор и до могилы глотка в рот не возьмёт! Целых полтора дня он укреплялся в принятом решении, а совсем забыл о нём только на четвёртые сутки.
Мимо Троя они всё же проплыли, даже не взвешивая возможность причалить там, а дальше началась борьба с рекой, куда более тяжёлая, чем по пути в Олбени, так как плыли они теперь против течения, а на берегу шли вверх по склонам. К тому же вода заметно спала, груз был много тяжелее, а Билл — гораздо слабее. На эти восемьдесят миль у них ушло десять дней. Но в остальном плавание прошло благополучно, и они, целые и невредимые, с целым и невредимым грузом, причалили к пристани Уоррена через двадцать один день после того, как от неё отчалили.
Билл уже обрёл свой обычный трезвый вид. С гордым достоинством он вручил Уоррену запечатанный пакет с надписью: «Касательно доставки». Вскрыв пакет, лавочник прочёл: «Податель сего, Билл Баймс, совсем спился. В Олбени его больше не посылайте. Питер Вандам».
Глаза Уоррена насмешливо блеснули, но он промолчал, а потом отвёл Рольфа в сторону и потребовал:
— Ну-ка, где оно?
Рольф отдал ему настоящее письмо, про которое Билл ничего не знал, и Уоррен почерпнул из него сведения, и прежде ему хорошо известные.
Месячный срок, на который Рольф подрядился работать у лавочника, ещё не кончился, и последние десять дней он отвешивал сахар, проверял счета и присматривался к тому, как покупается и продаётся пушнина. Последнее Уоррен старался от него скрывать, но Рольф очень быстро разобрался, каким заветам следует лавочник: во-первых, подпои продавца по старому принципу торговли белых с индейцами — «огненную воду за мех»; во-вторых, когда плату просят наличными, все шкурки ругай, но уступи, если плату хотят взять товарами. Главное же, ему стало ясно, что в Олбени платят на тридцать, а то и на пятьдесят процентов дороже, чем Уоррен. А ведь Уоррен слыл отличным человеком, хорошим соседом и благочестивым христианином.
Впрочем, в торговле пушниной, как и в торговле лошадьми, действовали свои особые законы и свои особые нравственные нормы.
Дня за два до истечения условленного месяца Уоррен спросил:
— А не продлить ли нам уговор ещё на месяц?
— Не могу. Я обещал Ван Трамперу поработать у него на ферме.
— Сколько он тебе платит?
— Семьдесят пять центов в день и харчи.
— У меня будешь получать по доллару.
— Но я же дал слово! — с удивлением сказал Рольф.
— Бумагу ты какую-нибудь подписывал?
— А зачем? Свои обещания я и без бумаг выполняю! — ответил Рольф с недоумением.
Лавочник презрительно фыркнул, но промолчал. Зачем наставлять на ум работника, который выполняет порученное ему дело умело и добросовестно, спиртного не пьёт и верит, что обещания надо держать? Немного погодя он сказал:
— Ну ладно. А если у Трампера для тебя пока работы не найдётся, возвращайся на две недели ко мне.
Рано утром Рольф уложил гостинцы, которые купил младшим детям, и книгу для Аннеты с красивой гравюрой, изображавшей героиню — девочку до того благочестивую и примерную, что автор, естественно, обрёк её на безвременную кончину. Собравшись, юноша зашагал по знакомой дороге через водораздел с такой быстротой, что уже через час добрался до озера.
Встречен на ферме он был как родной.
— А-а, Рольф, хорошо, что ты приходийт назад! Я тебя очень ожидайт. Верно, Марта? Я говорийт: хорошо бы Рольф приходийт поскорее.
О да, ещё бы! Пора было косить. И ячмень уже поспевал. А потому Рольф взялся за работу, которая год назад была ему ещё не по плечу. Теперь им владел дух лесного края — дух роста, упоения силой, радости свершений. И все, кто видел, как этот длинноногий, длиннорукий, стройный парень орудует вилами, топором и мотыгой, говорили: «А из него будет толк! Малый хороший».
56. Больной вол
Месяц Гроз. Сено было убрано, да и ячмень почти тоже. День изо дня беломордые волы брели в поскрипывающем ярме, и повозка, гружённая сеном или зерном, тряслась и подпрыгивала на корнях и пнях расчистки. Всё шло отлично, но тут пришла нежданная беда: Герой, правый вол, заболел.
Люди, плохо знающие животных, всячески расписывают кротость и терпение вола, но те, кому доводилось работать на фермах, называют его «подлой скотиной, какой поискать» — он и коварен, и задирист, и труслив, и вороват, и ленив, и себе на уме. Если сейчас никакой пакости не делает, так, значит, замышляет её. Самый упрямый, самый злобный вьючный мул — кроткая голубица по сравнению с заурядным волом. Нет, покладистые волы встречаются, но очень редко. В большинстве же они ненадёжны, а некоторые и просто опасны. От этих последних лучше побыстрее избавляться, потому что они сбивают с пути истинного своих товарищей по ярму, а погонщикам устраивают скверные штуки. Герой и Гладкий, два вола Трампера, обладали обычным воловьим норовом, словно сотканным из противоречий. Если с ними обращались умело, они вели себя сносно, и тут Рольф, который всю жизнь имел дело с волами, справлялся лучше Хендрика, тем более что могучие волы плохо понимали возбуждённые команды на ломаном языке. То ли дело пощёлкивание кнута и спокойный голос Рольфа! И голландец скоро возвёл Рольфа в сан погонщика.
Погонщик обычно идёт слева от ярма, покрикивая «джи» (направо), «хо» (налево), «пошевеливайся» или «тпру». Глупые погонщики сопровождают команды ударами кнута по левому боку, когда они хотят повернуть упряжку влево, и наоборот. Хорошие же погонщики кнутом только пощёлкивают, так, чтобы волов не задеть. И вскоре Рольф, сидя на нагружённом возу, уже объезжал поле от скирды к скирде. Волы привыкли подчиняться его голосу, и однажды утром это спасло Рольфа если не от смерти, то от тяжкого увечья.
Его угораздило спрыгнуть между волами и повозкой. Волы сразу двинулись вперёд, но тут же встали, услышав громкое «тпру». Если бы это «тпру» выкрикнул Хендрик, они, наоборот, припустили бы рысцой, потому что за любым его окриком следовал удар кнута.
Так Рольф завоевал если не любовь, то уважение могучих животных, и они были отданы на его попечение, а затем в одно печальное утро, когда предстояло свезти с поля последние снопы ячменя, Хендрик прибежал, ломая руки:
— Что мне делайт! Что делайт! Герой подыхайт!
И правда, вол лежал на земле, то приподнимая голову, то снова поникая и жалобно мыча.
Четыре года назад Рольф видел в Реддинге, как лечили вола в таком же положении.
— У него колика. Имбирь у вас есть?
— Нет. Только жидкое мыло.
Какое отношение к имбирю имело жидкое мыло, Рольф не понял, но разбираться было некогда.
— А ржавые вязы рядом есть?
— Есть.
— Нарежьте полный котелок и кипятите, а я поищу мяты.
Кору они кипятили, пока она не расползлась в бурый кисель. Рольф всыпал в него порошок из стеблей мяты, которые успел тем временем высушить над плитой. Потом подмешал в варево серы с водой, исходя из принципа: чем больше, тем лучше, и поспешил с ведёрком в поле, где мучился бедняга вол.
