Наталья Реут - На румбе 202
Милиционер решил дождаться утра и уже устроился с максимальным комфортом. Поместив задержанных «старателей» (тестолицый тоже далеко не ушел) под скальным навесом, он развел яркий костер: во-первых, чтобы хорошо видеть арестованных, а во-вторых, чтобы не заели комары. Комары же и послужили причиной возмущения минералога. В лагере было пять «накомарников». Наташа потребовала два из них отдать задержанным «старателям», которые лишены возможности куда-нибудь укрыться и защищаться от комаров.
Когда милиционер попробовал сказать что-то о «дамских нежностях», он услыхал в ответ такую тираду о людях, человечности, что только рот раскрыл, удивляясь, как в таком маленьком теле умещается такой мощный запал. Не понимая, почему эта пичуга встала на их защиту, крючконосый только криво ухмыльнулся и первым нырнул под спасительную марлю. Примеру дружка немедленно последовал и тестолицый.
Два накомарника принадлежали безраздельно больным — радисту и Вите. Пятый должен был по очереди укрывать Левшу, камчадала и милиционера.
Впервые после падения радист, наконец, спокойно заснул, и Арсений Николаевич сказал, что это первая веха на пути к выздоровлению. Два надувных матраса заполняют всю палатку, и Коля, пристроившись рядом с Витей, старается не шевелиться, чтобы не разбудить. Коля положил руку на голову товарища. Голова горячая, — очевидно, поднялась температура. Этого еще не хватало. Нужно во что бы то ни стало раздобыть доктора. Леха говорит, что недалеко от сопки в летнем стойбище пастухов кто-то заболел и, наверно, сейчас туда пригласили доктора. Коля уже договаривался с Лехой пойти в стойбище. Глядишь, с рассветом доктор сможет посмотреть, что с Витей. Но Леха неизвестно куда исчез — неужели ушел один?
Юнга попробовал тихонько подняться с матраса, но Витя сразу открыл глаза.
— Ты не думай, что я надолго свалился, — виновато говорит Витя. — Завтра утром я уже встану, и мы двинемся в район. А что сейчас делают на «Богатыре»? Интересно, знает уже дядя, что мы ушли из «Приморья»? Коля, а может, попробовать сейчас встать?
— Не притворяйся! — нарочито грубо оборвал Коля товарища. — Намочить платок в холодной воде?
Не дождавшись ответа, он потянулся за фляжкой, намочил платок и положил Вите на лоб.
— Скоро доктор прилетит. Разрешит, тогда и поднимешься. Да ты и без доктора выздоровеешь, только слушайся меня и не крутись. Не сбрасывай… — придержал он Витину руку.
— Да нет. Свет от костра. Режет, — Витя сдвинул платок на глаза и опять, кажется, забылся. Но едва юнга привстал, сразу забеспокоился: — Коля, ты где?
— Я тут. Не крутись! — тихо-тихо заговорил Коля, как бы убаюкивая товарища. — Ты лежи спокойно. Скоро Леха придет. Он тут где-то рядом. Мы с ним будем спать в палатке у Арсения Николаевича, так что ты не беспокойся, если меня рядом не будет. Знаешь, Вить, жалко, что мы оставили в «Приморье» твой приемник. Завтра ты настроил бы его, и узнали бы мы обо всех судах торгового флота… Наши дальневосточники сейчас ушли в Арктику, а черноморцы пришли из Антарктики. А кто-то плывет сейчас в тропиках, может, даже экватор пересекает… Твой приемник такой сильный, что в него и экватор был бы слышен. И с «Богатырем» связались бы, а то эту лагерную бандуру крути-верти, а дальше ста километров никого не слышно. Эх!.. Стоять бы сейчас за штурвалом… Капитан спрашивает: «На румбе?» Рулевой, как эхо, отвечает: «На румбе двести два!» Это я запомнил курс от Петропавловска на Владивосток… Вить!..
Около палатки послышались шаги, и почти одновременно просунулись две головы — Левши и Лехи. В руках у Лехи был какой-то мешочек, который он протянул Коле.
— Однако, держи. Трава камчатская. Заваришь, Вите дашь. Пить будет. Дед пил. Здоровый стал.
— Ось де вiн був! Траву сбирав? А мене Арсенiй Нiколаевич шукать тебе налажував. А трава ця нехай полежить… Доктора скажуть, що пити, що не пити.
— Дед пил! — обиделся Леха. — Такой травы нигде, кроме Камчатки, нет. Доктор знает, старый камчадал тоже знает.
— Тихесенько, без паники. Володя, мабуть, спить! — остановил Леху Левша. — То ж був старый камчадал, а ты молодий камчадал. Ты що, у современну медiцiну не вiришь? У радянсьских лiкарiв? Ты же, Леха, книжнiк прозываешься? Сознательна людина! А то — знахарство.
— Зачем знахарство? — окончательно вскипел Леха. — А в книжках про траву разве нет? Есть в книжках! К нам ученый с Большой Земли приезжал. Из Москвы из самой! Траву собирал! Трава все болезни лечить может! Эта на сопках растет! Больше нигде не растет! Знахарство — зачем врешь, зачем?
— Э, який горячий, — попробовал остановить Леху матрос. — От якоi хвороби твiй дiд таку траву пив?
— От живота. Живот болел!
— А у хлопця голова побита. Е такi трави, що для одноi хвороби добре, а для другоi отрута. Отруiшь хлопця, що тодi? Брось цю травку!
— Бросить? — вдруг сник Леха. — Собирал! Зачем вечер тратил? Отрава, говоришь? Брошу!
— Коля, не бойся! Это не змея, это гейзер, — внезапно громко заговорил Витя.
— Жар? Однако, бредит! — испуганно прошептал Леха, причмокивая губами.
— А ты травку от живота притащил, — сказал Коля. — Витя, — притворно зевнул юнга, — если бы я ушел спать, ты меня отпустил бы? Сейчас с тобой побудет Леха, а когда ты уснешь, и он пойдет в нашу палатку. Ты один не будешь бояться? Если что надо, позовешь — у костра всю ночь кто-нибудь будет. — Энергично подмигнув Лехе, Коля вылез из палатки.
Леха присел около Вити и еле слышно стал напевать тут же сложенную им песню:
Вечером солнце уходит. Утром снова приходит.
Когда уходит солнце — уходят все болезни.
Утром Витя проснется и будет здоровый, как олень весной.
Куда солнце уходит, я знаю из книжек.
Откуда приходят болезни? От плохих людей. На Камчатке
нет плохих людей.
Которые были, — назывались не люди, а волки. Их увезут
с Камчатки.
Летом шумят весенние реки. В зеленых кустах птицы вьют
гнезда.
Летом по Камчатке ходят хорошие люди. Они раскапывают сопки,
чтобы люди на Камчатке жили хорошо.
Зимой молчит река. Берега спрятались под белую шкуру, она
называется снегом.
По снегу скользят нарты, их везут собачки. По снегу идет
охотник, бьет зверя.
Почему падает с неба снег, я знаю из книжек.
Мой отец верил: шаман вызывает на землю снег.
Отец не читал книжек. Я не верю шаманам, я верю книжкам.
Под тихое Лехино пение Витя заснул. Убедившись в этом, Леха выскользнул из палатки.
Спиной к ней у костра сидел Арсений Николаевич. Рядом с геологом примостился Левша. На длинных прутьях они жарили оленину на завтрак и не заметили, как Леха и Коля скрылись за палатками и растворились в вечерней мгле.
В палатке радиста очень тихо. Левша прислушался. Нет, беспокоиться нечего: слышно, как Витя разговаривает с Колей.
— Почему не отпустил бы? Ты ведь тоже очень устал. Ну и иди отдыхай… Коля, а сколько я ни надумывал, что сон мной может случиться в рейсе, о том, что на самом деле случилось, никогда не думал. Я ребятам все больше фантазировал о необитаемых островах. А как называется остров, куда мы высадились? Это колония каких-то империалистов. Я подарил жителям острова свой приемник, и они узнали правду о Советском Союзе. Они взяли да и тоже сделали у себя революцию… Вот бы здорово было… А интервентов выгнали! И написали в Москву… и в мою школу: «Если бы не Витя Шапорин, так бы мы и были… отсталая колония». Коля, ты здесь? Коля, мне холодно. Коля, ты ушел спать? Ну спи! И я буду спать.
— Кажись, yci хлопчiки позасыпали, i хвори, i здорови, — сказал матрос.
* * *
Разбудил Витю знакомый домашний шум. Как будто над их дачей пролетел вертолет. Начались обычные утренние полеты. Витя поймал себя на том, что даже прислушался к шагам за стеной. Вот сейчас откроется дверь, войдет мама и скажет: «Сынок, вставай скорей, попей молочка, пока оно парное, тепленькое». Витя даже чувствует во рту противный, приторный вкус козьего молока и просыпается окончательно.
Совсем светло, сквозь полотно палатки угадывается яркое утреннее солнце. Витя приподнял голову. Какая-то блямба нависла над глазом, мешает смотреть. Глаза начинают косить, и в поле зрения возникает почему-то его собственный нос.
Чьи-то шаги действительно приближаются к палатке. Но не легкие мамины, а грузные, явно мужские.
— Туточки! Сюды, будь ласка! — слышит Витя, голос Левши.
Полог палатки откинулся, и в проходе появилась белая фигура.
«Доктор, — понимает Витя. — Значит, вертолет действительно был».
