Олег Верещагин - Завещание рыцаря
- А откуда такое название - Лучки? - осведомился он, снова потерев плечо - заживающая рана дико чесалась.
- Лучки-то? - переспросил возчик. - Нннны, з-зараза… - он подстегнул лошадь. - Лучки? А вот, - он ткнул кнутовищем влево.
Там лес обрывался - резко, словно отсечённый мечом - и сверкала зеркальной рябью под ярким солнцем Цна. Широкая, не меньше километра здесь. На воде виднелись несколько лодок. А на противоположном берегу поднимался высокий холм с плоской вершиной.
- Лучков угор, потому и Лучки, - пояснил возчик и заморгал глазами опасливо, когда его пассажиры, только что выглядевшие скорее уныло, вдруг в один голос завопили, повалили друг друга в свежее сено и, продолжая орать, забарахтались в нём…
…Не знаю, бывают ли так счастливы настоящие археологи, когда после долгой, кропотливой работы наконец понимают, что можно напрямую приступить к изысканиям. Наверное - нет. Может, это и самонадеянно - так думать, но на свете не было людей более счастливых, чем я и Энтони, когда мы сгрузились с подводы напротив Лучкова угора.
Мы не спешили. Сначала искупались, а потом растянулись на песке, по временам довольными взглядами окидывая противоположный берег. Этот здоровенный холм деться никуда не мог - и однозначно был тем, что нам нужно. Энтони выиграл игру, которую играл с давнего детства.
Что выиграл я? Не знаю. Даже если просто эти дни в лесах - со всей их жутью! - это большой выигрыш. Больше тех денег, что лежат дома. Честное слово - больше.
- Всякий раз, когда я чего-то достигал, меня охватывало горькое чувство потери, желание найти что-то новое, - процитировал Энтони. Я понял, что именно процитировал - и не ошибся: он посмотрел на меня и добавил: - Мэри Стюарт, "Последнее волшебство".
- Ну, мы ещё не совсем достигли, - возразил я. Энтони поднялся на ноги и, глядя на противоположный берег, странным голосом произнёс:
- Во всяком случае, мы дошли до места, где, скорее всего, окончил свой путь граф Мерсии сэр Энтони лорд Колвилл, мой дальний предок… Пойдём искать лодку, Эндрю.
ЗЕМЛИ РЯЗАНСКОГО КНЯЖЕСТВА. БЕРЕГ РЕКИ ЦНЫ. 1237 ГОД ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА.
Когда Энтони поднялся к пещере, он задыхался. Собственный доспех весил три стона, не меньше - у обвисшего на плече руса, да он сам - около тринадцати стонов. Энтони нёс на себе полтора своих веса…
Осторожно уложив друга на снег, головой ко входу, Энтони выпрямился. Медленно оглянулся.
Мир был чёрно-бел. Белый снег, чёрная вода, чёрные деревья на фоне белого неба. Чёрная тропа, протоптанная им на белом склоне, пока он носил в пещеру груз. Вдали клубились тучи - начинался буран.
На противоположном берегу двигались фигурки всадников. Передний поднял руку, низко свесился с седла. Взвизгнул, выпрямляясь, так, что было слышно у пещеры, махнул рукой и бросил мохнатого конька в ледяное прибрежное крошево шуги…
Энтони мельком подумал о луке - хорошем английском луке, из которого стрелял мальчиком в лесах вокруг замка. Двенадцать лет назад - жизнь, целая жизнь прошла в песках Палестины, нильских болотах, бескрайних снегах этой страны, где закончит свой земной путь сэр Спенсер Энтони, английский рыцарь… На миг он прикрыл глаза, вглядываясь в прошлое - шумел весёлый зелёный лес его доброй Англии…
…Потом он вернулся в чёрно-белый холодный мир.
- Антон… - послышался хриплый голос. - Антон…
Проваливаясь в снег, Энтони подошёл к лежащему, склонился над ним. Лицо боярина Лобана было лихорадочным, на щеках горел румянец - особенно яркий на бледной, похожей на снег коже. Тёмные от пота волосы прилипли ко лбу.
- Где они, Антон? - еле слышно спросил боярин. Закашлялся, изо рта на русую бороду струйкой потекла тёмная кровь.
- Близко уже, - честно сказал Энтони. - Догоняют по следу.
- Сокровища укрыл?…
- Укрыл.
- Беги, - прохрипел Лобан. Кашлянул снова, закрыл глаза, уже теряя сознание,выдохнул: - Дальше… к колодцу… меня… оставь… тебя искать… не будут… у… мираю…
- Нет, - Энтони выпрямился, повернулся к реке, откуда уже отчётливо доносились близкие хукающие возгласы чэригов,30 пешими лезущих на кручу. Зелёные глаза англичанина сощурились на ветер, тянувший к реке буранную мглу. - Второй раз предлагаешь мне ты жизнь, друг - и второй раз "нет" говорю я. Рыцари Святого Креста не бросают друзей… Дева Мария, попроси за меня, грешного и недостойного воина твоего…
Он прошёлся через площадку, ногами сгребая снег, что-бы не мешал. Топнул по камню, скинул тяжёлый плащ. Холодный ветер полосну, прошивая двойную кольчугу и кожаную куртку, как бронебойная стрела. Ничего… Совсем скоро ему уже не будет холодно…
Медленным, торжественным движением Энтони надвинул шлем на лицо - ледяной металл обжёг кожу. Выставил вперёд левую ногу, оперся на неё, поёрзал ступнёй. Перебросил из-за спины щит, пригнулся, прячась за ним и одновременно вятнул из ножен меч. Положил его клинком на стальное плечо.
И начал ждать…
…Первый чэриг выскочил снизу, из-за поворота тропки. Тяжело дышащий, распалённый непривычным бегом и азартом, он мчался, глядя на следы под ногами, из-под мохнатой шапки свисали, мотаясь, грязные, сальные косицы. Узкий кривой меч посверкивал в опущенной руке. Он не видел рыцаря, а Энтони не хотел бить без предупреждения. Поэтому рыцарь выкрикнул, сам удивившись звукам родного языка, на котором много лет говорил только во сне, вновь и вновь возвращаясь домой:
- Холен Кросс!31- и прыгнул вперёд, воздев меч для рубящего удара.
Вскинувший изумлённое лицо чэриг просто ничего не успел сделать…
…Лобану не хотелось открывать глаза. Не хотелось жить. Там, ЗА ЧЕРТОЙ, были тишина, темнота и уютное тепло. Здесь, куда он вернулся - боль, холод, выкрики и гулкий, визгливый лязг стали. Он устал. Он очень устал от всего этого. Спать. И больше никогда не просыпаться. Не видеть. Не слышать. Не чувствовать. Не хотеть. Он уже умер. Мертвеца можно оставить в покое?!
Громкий крик - вроде по-половецки… нет, это монгол, их речь похожа на половецкую:
- Сбивайте его стрелами! О Суульдэ,32 это не человек, это мангус!33 Стрелами!
Он открывал глаза. Это было труднее, чем в одиночку поднимать крепостные ворота. Тело кричало, тело просило покоя, тело молило оставить мучить его… Но человеком командует не тело. Человека ведут разум и воля. Тем он отличается от зверя и тем он схож с богом.
Мир больше не был чёрным и белым, каким он запомнил его со схватки у леса. Мир был чёрным, белым и красным.
Площадку покрывала каша из снега и крови.Словно пустые мешки, в этой каше лежали нелепо плоские, сломанные тела чэригов - их было девять или десять, не меньше, вокруг валялись раскроенные щиты, клочья одежды, перерубленные клинки…
Остальные чэриги теснились у входа на площадке. Оскальзываясь в снегу, они пытались достать человека в рогатом шлеме, тот мерно бил мечом, как молотом, отшвыривая чэригов этими ударами. Его пробовали колоть пиками - только щепа брызгала жёлтыми, весёлыми искрами, усыпая снег.
Антон. Брат.
- Брат! - закричал Лобан. Ему казалось, что закричал, на самом деле - захрипел, в груди и горле плескалась боль и кровь, густые, тягучие… Но он кричал надсадно, неистово и поднимал своё непослушное тело, проклятую, каменную тяжесть,ломая его сопротивление, как сопротивление врага… - Брат! Брат!
Энтони, улучив момент, обернулся. С дюжину стрел сидело в его щите. Две - перо к перу - в нагруднике, одна - в животе слева, ещё одна - в правом бедре; пущенные с десяти-двадцати шагов, они пробивали сталь, как холстину… Но рыцарь почему-то не падал - повернувшись к врагам,он вновь взмахнул мечом…
Повернуться на живот. Под себя - руки. Колени… На четвереньки… Изо рта лилась кровь, и Лобан знал, что это выливается его жизнь, поэтому - спешил.
Хотя бы умереть рядом.
Нашарив меч, он уперся концом в камень и поднял себя на колени. Качнуло; навалившись на рукоять, боярин процедил:
- Врё-ошь!… - и с натужным сипом даже не через силу, а через всё на свете - встал. И шагнул вперёд. И ещё шагнул. И замер - плечо в плечо с рыцарем.
Тот не подставил своего плеча,чтобы не унижать друга. Но, сдвинув свой щит в сторону, закрыл и его тоже.
Они стояли за одним щитом. И каждый сжимал в руке длинный тяжёлый меч - прямой, как жизнь и душа воина.
Чэриги отхлынули в ужасе. Они не могли понять, что происходит. На них глазах только что поднялся мертвец и пришёл на помощь непонятно как сражавшемуся давно убитому воину.
