Лев Остроумов - Макар-Следопыт
VI. О зеленых братьях, о ночном налете и о загадочном знаке
Под огромными ветвистыми каштанами весело трещали костры. Человек пятьдесят расположились на просторной лужайке у подножия нависших скал, в которых чернели узкие отверстия пещер. Веселый гомон, хохот, песни плыли в темное небо вслед за трескучими искрами костров. Зеленые братья вот уже десятый день праздновали удачное возвращение своего атамана, принесшего им запас патронов и обмундировку. В тюках знакомых нам «купцов» притаилось также немало бочонков «раки», и каждый вечер все пили за здоровье джигита Машко Дзусова, чей убогий духан служил таким прекрасным передаточным пунктом.
Возле самого большого атаманского костра лежали дядька и Следопыт, окруженные любимцами дядьки, его гвардией. За десять дней, какие прошли с первого знакомства Макара с лесными братьями, он успел приглядеться к ним и со многими уже подружился. Особенно понравился ему дядька с виду такой страшный, но на деле большой весельчак и умная голова. Звали его «Большой Остап» и слушались беспрекословно. К своим ребятам он относился как добрый дедушка-баловник. Правда, про него говорили, что в бою он свиреп, и не дай бог тогда не исполнить его приказания: всякого на месте пристрелит, как собаку. В мирной же обстановке он казался совсем нестрашным и лентяй был порядочный.
Вторым другом Макара скоро оказался Петрусь, паренек, первый в духане подавший голос за союз с Красной армией. Был он бывший матрос, бежавший из белого флота, и очень понравился Следопыту своей быстрой сметкой, умом и склонностью к дисциплине. Он почти никогда не пил, всегда зорко следил за безопасностью отряда и затем, чтобы между его людьми не выходило ссор. Частенько он заменял собою любившего выпить «Большого Остапа», и, когда тот храпел, накачавшись самогона, не хуже его самого справлялся с атаманскими обязанностями.
В отряде было много разного люда: здесь можно было встретить и дезертира — солдата белой армии, и бывшего матроса, и крестьянина-иногородца» с Кубани, и даже беглого каторжника; попадались казаки, черкесы, грузины. Вся это компания была твердо спаяна одним общим интересом: не служить никаким властям, не сражаться ни в какой армии. Когда Макар заговаривал о Красной армии, перечисляя ее достоинства и выгоду службы в такой могучей организации, — многие перебивали его криками:
— Брось! Долой! Ни генералам, ни комиссарам не желаем служить! Наше дело вольное! Сами себе хозяева!
— Вот дураки! — горячился Макар, — Вы не комиссарам в армии служите, а всему рабоче-крестьянскому народу. Неужто и с ней драться будете, когда повстречаетесь?
— Мы за свободу! — объявили зеленые. — Никакой власти над собой не потерпим.
— До той поры, пока вас белые не вздуют!.. Ну, да ладно, — поживете, сами увидите, где лучше: здесь ли чекалками бродить или служить у нас.
Чекалками назывались шакалы, те лесные звери, которые пугали Макара в первый раз на дороге своим жалобным детским криком. Они походили на волков, но были гораздо трусливее их и одиноко бродили в горах; было в них что-то похожее на «зеленых братьев», которые так, же мыкались по чащам и дубравам, убегая от человека и распевая по ночам заунывные песни.
Один только Петрусь был ревностным сторонником сближения с Красной армией и усиленно проповедывал об этом среди прочей братии. «Большой Остап» чаще отмалчивался, но и он раз сказал Следопыту:
— Ты, брат, зря не старайся: нашу публику словами не убедишь. Вот когда животы подведет да прослышат, что у вас в армии лафа, так их, и руками не удержишь; сами туда побегут. Ну, а пока нам здесь лучше.
В будничную «рабочую» пору занимались зеленые налетами на богатые имения, на казенные учреждения, на проезжих купцов. Иногда доходили и до крупных сел и местечек, но там грабили только кулаков повиднее, — середняков и голытьбы не обижали. Порой нарывались на кордон или отряд казаков, высланный против них, завязывали перестрелку, но в упорный бой не ввязывались и уходили в горы при первой возможности. Питались награбленными продуктами, и тогда наступала праздничная пора; а когда провизия приходила к концу, устраивали охоту на диких коз или кабанов. Все это рассказали Следопыту его новые приятели, убеждая его вступить окончательно в их банду.
Но Следопыт только посмеивался: его вовсе не прельщала эта полузвериная жизнь. Он лелеял в душе план выручить Любочку и вместе с ней махнуть обратно в полк. Надежда увести с собой хоть два десятка этих головорезов не покидала его: вот бы славно вернуться к командарму во главе целого отряда! То-то удивил бы товарищей по полку!
О Голубине никто не заикался. «Большой Остап» на все приставанья Макара, скоро ли они туда пойдут, отмалчивался и только раз сказал:
— Говорю тебе, пойдем. А когда что, — уж позволь мне знать.
Жили зеленые на неприступной высоте, куда можно было пробраться только им известными тропинками. В дождь и стужу прятались по пещерам. Пещерная жизнь особенно не нравилась Следопыту: темна и тесно было в этих ямах, вшивели очень уж люто, — и грязь стояла непролазная. Однако, делать было нечего: по зимнему времени дожди лили беспрестанно, и волей-неволей приходилось уходить под землю.
Но когда дождь проходил, вокруг костров было тепло и сухо. Согретые огнем и самогоном лесные братья шутили или распевали хором удалые разбойничьи песни.
Из-под дуба, дуба зеленого, —
начинал вдруг выводить горластый украинец Омелько, и вся ватага дружно подхватывала:
из ракиты, из куста
вылетала ранняя пташка,
ни велика, ни мала,
выводила свою армиечку —
из-под белого царя.
Ой, немного этой армиечки —
сорок тысяч из полка.
Здоров, здоров ты, новый трактирщик,
и шинкарка молода!
Налей меду, меду, браги
и зеленого вина,
ой, чтоб наша славна армия,
вся веселая была!
«Большой Остап» лежал на брюхе и глядел в огонь, подпевая густым басом. И вот вечером десятого дня, когда песня кончилась, он сказал Петрусю:
— Хорошо хлопцы поют!.. А знаешь что: завтра нам надо на охоту пойти: харчей мало.
— Можно, — отозвался Петрусь. Макар воспользовался этим и возразил:
— Охота пуще неволи: не лучше ли в Голубино махнуть? Наверное, там теперь харчей немало найдете.
Остап внимательно посмотрел на него.
— Это ты верно сказал. А только если ни чорта, не найдем — тогда что?
— Тогда и поохотимся.
Остап задумался.
— Как, Петрусь? — спросил он немного погодя.
— А почему и не пойти? — ответил тот.
— Ладно! — решил атаман. — Объяви хлопцам: завтра с утра пойдем в дело: пусть винтовки почистят и возьмут патронов по пяти обойм на стрелка.
Следопыт так и подпрыгнул от радости: наконец-то Большой Остап раскачался!
Теперь дело двинется с места, и не позже завтрашнего дня Макар увидится с Любочкой и со своими друзьями.
Петрусь сейчас же встал и пошел обходить костры. Его заявление повсюду вызывало гул одобрения: хлопцы сейчас же хватались за винтовки — и через пять минут весь лагерь был занят чисткой и осмотром затворов. Всем надоело сидеть в лесу, хотелось разгуляться, и, в ожидании добычи, зеленые радовались предстоящему налету на имение.
Макар глаз не сомкнул в эту ночь: лежа у костра рядом с Петрусем, он рассказывал матросу свои похождения, начиная с того дня, как первый раз поссорился с Балдыбаевым, и кончая посещением генерала Деникина. Этому Петрусь долго дивился, расспрашивал, каков из себя генерал, и очень одобрял поведение Макара.
— Правильно ты с ним говорил, — хвалил он, — чего их бояться, иродов? Его и не так отделать надо было: ты ведь ему своим представлялся, а своему человеку многое прощается.
Заговор «черногорцев» привел Петруся в восторг.
— Аи да ребята! — восклицал он. — Да и мы не отказались бы от таких пособников! Ишь, девчонка какая озорная! Как ее не выручить! Жив не буду, а отыму ее у Балдыбаева.
Чуть свет все были готовы. Атаман сделал перекличку, и банда двинулась в лес, поблескивая в белесоватом рассвете мокрыми стволами винтовок. Вперед выслали двух дозорных и подвигались не спеша по запутанным, заросшим лесным дорожкам. Не раз им приходилось проходить по самому краю бездонных пропастей, в угрюмой глубине которых бурлили чуть видные речки; не раз приходилось переходить в брод эти речки, прыгая по скользким камням: течение здесь бывало такое сильное, что валило с ног даже дюжих мужиков; Следопыта не раз подхватывал водоворот и уносил в своих косматых волнах, больно колотя о камни. Только проворство и присутствие духа спасали мальчика в такие минуты. Однако, после двух купаний, Макар стал привязывать себя веревкой к Петрусю, чтобы тот мог легко вытащить мальчика из омута.
