Алексей Коробицин - Тайна музея восковых фигур
— И Эмсли Роуз услышал каждое слово, сказанное Кэйзи Уйат?!
— Да. Но слышал он один. Звуки были слишком слабыми, чтобы их могли услышать на земле. Видите: все необыкновенно и вместе с тем очень просто, не правда ли?
— Просто… — Карриган невесело усмехнулся. — Для нас, полицейских, это самое неприятное слово: просто. У нас ведь всегда так: бьешься, думаешь, ломаешь голову, а потом оказывается, что все было очень просто. Даже обидно… Ну что ж, кажется, теперь все ясно. А дальше события, вероятно, происходили так: Эмсли Роуз метался по музею. Закрытую дверь кабинета Губинера принял за запасный выход и догадался, что у сторожа должны быть от нее ключи, так?
— Да! — Я еще раз убедился в том, что Карриган соображал удивительно быстро.
— Затем он вернулся, взял из кармана швейцара ключи и открыл дверь. Это оказался кабинет. Тогда Эмсли Роуз стал предпринимать отчаянные попытки протиснуться через окна музея, но напрасно. Все окна были одинаково узкими. Внизу уже ломали двери. Эмсли Роуз вышвырнул в окно ключи, снял с себя окровавленные перчатки и спрятался среди кукол. Взволнованный событиями, Губинер его не заметил…
— Заметил! — не выдержал я и повторил: — Заметил, но промолчал!
К моему удивлению, Карриган добродушно засмеялся:
— Вот подлец! Ну конечно же, ему вся эта шумиха была только на руку! Ах, какой подлец! Неужели он сам рассказал вам об этом?
— Нет, не он мне, а я рассказал ему все, что произошло в музее во время обыска. Да и все, что я думаю о нем, — тоже.
— Зачем же вам это понадобилось? — Высоко поднятые брови придавали Карригану удивительно наивное выражение лица.
— Просто хотел убедиться в том, что мои предположения правильны. Да он и не отрицал. Хотя был по-настоящему взбешен…
И я рассказал Карригану весь наш разговор с Губинером. К моему удивлению, лицо полицейского инспектора делалось все более и более серьезным.
А когда я кончил, он досадливо сморщился и сказал мне с укоризной:
— Зачем вы к нему пошли, зачем только вы к нему пошли?..
Я беспечно пожал плечами и махнул рукой:
— Не стоит о нем говорить, Карриган. Это — ничтожество, а не человек.
Но Карриган уже меня не слушал. Мне показалось, что по его лицу пробежала гримаса боли.
— Ах, черт возьми, как нехорошо!.. — сказал он тихо и повторил: — Ах, как нехорошо!..
— Что с вами, Карриган, — всполошился я, — опять сердце?
— Ну нет, что вы! — Полицейский инспектор быстро поднял голову. Он глубоко вздохнул, озабоченно оглянулся и неожиданно предложил: — Здесь очень шумно. Но я знаю тихий уголок, где никто нам не помешает. Мне бы очень хотелось с вами серьезно поговорить…
Я жестом подозвал официанта и подумал о том, что, в сущности, я никогда не знал, что представляет собой Карриган и как нужно с ним себя держать. Я даже не знал, как в действительности он ко мне относится, как оценивает мой поступок по отношению к Эмсли Роузу, верит ли в его невиновность. Иногда мне казалось, что передо мной бесхитростный, исполнительный и даже симпатичный служака-полицейский. А иногда в каждом его взгляде мне вдруг чудилась холодная расчетливость и равнодушие; в каждом слове — двусмысленность или подвох. Джо говорил о нем: «Службист, но не карьерист, с неба звезд не хватает, а вообще-то — обыкновенный человек со своими большими слабостями, маленькими достоинствами и всяческими заботами…» А может ли вообще полицейский инспектор быть «обыкновенным человеком»?
Хорошо помню, что, когда мы встали и вышли из кафе, меня почему-то охватило смутное чувство тревоги. Общество Карригана вдруг стало мне тягостно. Захотелось поскорее возвратиться домой, пойти в редакцию, быть среди друзей…
Карриган повел меня через просторные залы ожидания, мимо таможни, билетных касс и туристских агентств. На каждом шагу с ярких цветных афиш на нас смотрели бронзовые лица мексиканских индейцев, испанские тореадоры, голландские крестьянки в накрахмаленных чепцах, шотландские стрелки в коротких клетчатых юбках и закутанные в белое арабские всадники.
Совершенно неожиданно Карриган толкнул какую-то дверь, и мы оказались в небольшой курительной комнате с двумя близко поставленными креслами и солидной высокой пепельницей между ними. Здесь было тихо. Лишь время от времени раздавался приглушенный рокот низко пролетающих самолетов.
— Вот здесь нам будет хорошо, — сказал Карриган, опускаясь в кресло.
К смутному чувству тревоги, которое так меня и не покидало, примешалось раздражение.
«Что это еще за комедия?» — подумал я и, готовый в любую минуту оборвать неприятный мне разговор, недовольно сел на самый край кресла, положил локти на колени и принялся молча разглядывать узор на пепельнице.
— Скажите, Мак Алистер, вы представляете себе, в какое положение вы себя поставили?
Я не видел выражения лица Карригана, но голос его прозвучал неожиданно холодно и строго. Я не ответил, упорно продолжая уделять внимание пепельнице.
— Ну хорошо. Я вам объясню: вы помогли скрыться преступнику, заранее зная, что он разыскивается полицией за убийство. На языке закона это звучит так: за сознательное содействие побегу лица, разыскиваемого полицией по обвинению в совершении тяжких преступлений, предусматривается наказание от трех до восьми лет тюремного заключения. И, пожалуйста, не думайте, что я вас запугиваю. Я просто хочу, чтобы вы поняли, как далеко вас увлекли ваши чувства.
Я с раздражением стал шарить у себя по карманам, избегая смотреть в сторону Карригана.
— Возьмите вашу трубку, — сказал он сухо.
В протянутой руке Карригана я увидел свою трубку. Она была в целлофановом конверте, точно таком же, как и те, в которых когда-то мне показывали окровавленные перчатки Эмсли Роуза, значок Кони-Айленда, ключи и кусок мрамора, которым был убит Рамон Монтеро.
— Берите, берите! Что же вы?..
Пока я разрывал хрустящий целлофан, доставал свою трубку и набивал ее табаком, Карриган отрывисто говорил:
— Во всем, буквально во всем вы поступили неразумно, беспечно. Ну зачем, скажите, вам понадобилось связываться с Губинером? Что вас на это толкнуло? Мальчишество?..
Ко мне вернулось хорошее настроение. Я посмотрел на Карригана почти с нежностью.
— Спасибо вам… за трубку! — прервал я полицейского инспектора. — Вы себе не представляете, как я рад, Карриган, что вы верите в невиновность Эмсли Роуза!
— Верю я или не верю, это не имеет никакого значения, — сухо ответил полицейский инспектор. — Степень виновности Эмсли Роуза да и вашу тоже может определить только суд присяжных.
— Вы собираетесь возбудить против меня дело? — недоверчиво спросил я, не испытывая, впрочем, никакой тревоги.
У Карригана был очень усталый вид. Лицо его посерело, и он часто вздыхал.
— Я? Нет. — Вероятно, он понимал, что его ответ звучит довольно странно, потому что тут же добавил: — Сейчас вы все поймете.
Полицейский инспектор вытащил из внутреннего кармана пиджака объемистый бумажник и достал оттуда разорванную по сгибу четвертушку дешевой конторской бумаги.
— Читайте, — протянул он ее мне.
Карандашом, неровными печатными буквами, без всяких знаков препинания там было написано:
Рамона Монтеро убил Эмсли Роуз из горячего стула следите за Генри Мак Алистером.
Ни обращения, ни подписи не было.
Я повертел бумагу в руках и спросил подчеркнуто безразлично:
— Анонимка? Знаете автора?
— Догадываюсь. Теперь догадываюсь, — ответил Карриган мрачно. — Это Губинер. Только вряд ли можно будет это доказать. Он вам мстит, хочет запутать…
Я встал и, пыхтя трубкой, принялся расхаживать взад и вперед перед Карриганом.
— Мистер Карриган, — стараясь быть очень вежливым, сказал я, — следует ли мне понимать, что на основании полученной вами анонимки вы намерены предъявить мне какие-нибудь обвинения? Если да, то мне бы не хотелось продолжать этот разговор без соблюдения всех формальностей, предусмотренных конституцией Соединенных Штатов. Если же вами руководят какие-нибудь другие соображения, то прошу вас объясниться так, чтобы я мог ясно понять, что вы от меня хотите.
Карриган тоже встал и, глядя прямо мне в глаза, сказал твердо:
— Вам нужно срочно уехать, Мак Алистер. Оставить страну.
— Оставить страну?! Зачем?!
— Чтобы не разразился скандал, которого добивается Губинер. Иначе вас арестуют, и вам не избежать тюрьмы.
— А что может сказать обо мне Губинер? Он же ровным счетом ничего не знает…
Карриган посмотрел на меня исподлобья и сказал очень тихо:
— То, что не знает Губинер, знает болтливый аптекарь с Куин Элизабет-стрит, от которого вы звонили ночью по телефону и просили кого-то достать вам денег. А многое из того, о чем вы говорили с Эмсли Роузом у него на квартире, знает его глуховатая привратница. Да, да! Она все-таки не так уж глуха, чтобы лишать себя удовольствия подслушивать под дверьми своих жильцов..
