Пит Рушо - Енот и Пума
— My love like red-red rose. Да, кожа у нее была темновата, — прокашлял набалдашник рукоятки кинжала. На рукоятке, на недавнем желтом в черную поперечную полоску животе ящерицы, проступили черты смуглого девичьего лица волшебной красоты.
Лицо было сделано из стертой кожи (действительно из подошвы, а голубые глаза из бирюзы). Фон Вюртемберг не выдержал и вынул кинжал из ножен, чтобы посмотреть, что же он все-таки изобразил.
— Рептилия, у тебя хорошо получилось, — сказал он, — такой она и была.
И тут бирюзовый глаз подмигнул ему. Этого не надо было делать. Вюртемберг вздрогнул, нахмурился и запустил ножом в потолочную балку. Кинжал сам изменил направление полета и воткнулся прямо над летучей мышью, дремавшей под потолком.
— Ой, мама, — сказала мышь.
— Ханигейм? — спросил кинжал, — не побеспокоил?
— Ну, что ты! — любезно отозвался летучий вампир, с ужасом глядя на сверкающую сталь, торчащую из бруса прямо у него между лапами.
— Вот и славно, — он ящерицей соскользнул с потолка, опять взобрался по ноге, залез в ножны и замер. Лица на его ручке уже не было.
— Ты не Ханигейм, а Ханинг Айн, — холодно сказал Вюртемберг.
— Ладно, ладно! Вот Енота тоже теперь зовут Быстрым Оленем и ничего. Енот тоже знает, что я Ханинг Айн. Что Вы ко мне привязались!
— Моя привязанность не случайна, — объясняться рыцарь не стал, но угрозу Ханинг Айн почувствовал.
— Давайте ужинать, — сказала Мама.
Все поужинали еще раз, чтобы поддержать Вюртемберга, а фон Вюртемберг просто поужинал.
Потом он спел несколько старых красивых песен. Это были песни разных народов и времен, нежные и печальные.
— А теперь — последняя, — сказал он — и прорычал пару нелепых матросских куплетов про драку в портовом кабаке. Было уже очень поздно.
— А ты знаешь, Пум-Пум, у кого старая индюшка набралась завиральных историй? — спросил рыцарь у Пумы, когда они с Енотом отправились умываться перед сном во двор, — их рассказали розовые кусты, которые все время путешествуют со мной. Кусты я периодически высаживаю в грунт, чтобы не зачахли, оставляю с ними Рептилию — она ухаживает за розами, рыхлит землю, поливает. Потом они меня догоняют.
Так вот, поймал я этого индюка силком полтора года назад милях в ста к северу отсюда. Развел костер… Угли такие хорошие получились… Еще у меня с собой было почти полмешка белого изюма. Без косточек. Ты знаешь, что такое печеная индюшка с изюмом? — даже после сытного ужина глаза его заблестели. — Я вытаскиваю тесак и, извини, собираюсь ее… приготовить… И тут, натурально, старая курица начинает плести мне рассказы про затонувший испанский корабль. Что везли на нем золото. Что потонул он около самого берега, а золото можно выловить прямо с лодки. Конечно, индюшка объяснила, что точно знает место. Я бы не поверил, но в это время испанцы действительно вывозили золото, скорее всего они успели его погрузить в трюм, но корабль исчез. И остался я тогда без обеда, — сказал он, чистя зубы веткой можжевельника, — привязал ее веревкой за лапу и отправился на поиски. Уже через неделю был абсолютно уверен, что она наврала. Просто слышала, как и я, эту историю, не больше. Знал, что индюшка наврала, но есть эту птицу уже не мог. Так вот и ездил с ней всю зиму, пока год назад не пристроил ее в ваш замечательный дом.
— Да, — сказала Пума, — птица умеет вр-рать. Заслушаешься. А куда, собственно, пр-ропали эти испанцы со своим кор-р-раблем? На них напали пир-р-раты?
— Хороший вопрос. На этот хороший вопрос я искал хороший ответ еще год. Я разговаривал и с индейцами, и с английскими пиратами, и с испанцами. Мне кажется, что я переговорил со всеми здесь, в Америке. Теперь я знаю все про войну с эскимосами, знаю пятнадцать различных способов копчения мяса и рыбы, теперь я брат вождя племени Ченигото и почетный шаман деревни Эль-Пасо. За это время я научился говорить по-португальски, играть на флейте и кидаться топором. Последнее очень пригодилось. Но того, что хотел узнать, узнал немного. Узнал, что на том галионе из Европы приплыла летучая мышь — вампир и личный друг королевы Изабо. Когда Изабо сожгли на костре, что, в сущности, правильно сделали, мышка решила спастись от инквизиции в Новом Свете. Сменила имя, залезла на корабль и уплыла. Когда она добралась до Америки, то не захотела расстаться с командой, пришедшейся ей по вкусу.
А за месяц до катастрофы боцман корабля…
— Боцман, скотина, — сказал Быстрый Олень, — он поймал меня на сушеную грушу, мерзавец. Я был тогда совсем маленький.
— Таких подробностей я не знал, но то, что на корабле был енот — это известно. Не думал я, что он спасся. Как тебе удалось выбраться?
— Мне помог Ханинг Айн. Но где корабль затонул, не могу точно сказать. Я в клетке сидел, мне не до того было. Когда удалось выбраться на берег, думать про море мне уже не хотелось.
— Я на тебя, дружище, и не рассчитывал, — Вюртемберг погладил его уши, — просто стал искать Ханигейма — уж он-то знает, где золото. Он же в клетке не сидел. Так что летучая мышь теперь — очень опасное существо, если кто узнает, а многие из интересующихся наслышаны о нем и о еноте, то могут случиться неприятности.
— Пума, — сказал он, — на рассвете я уйду и заберу с собой приблудившегося Ханинга, имеющего дурную привычку без спроса залезать в чужие дома, и попрошу Быстрого Оленя отправиться со мной. Он мне поможет.
— Хорошо, — сказал Енот, — согласен.
— Все, пора спать.
На прощание Пума протянула ему руку, фон Вюртемберг осторожно, с видимым испугом пожал ее твердую, как деревяшка, ладонь.
Ночью Пуме несколько раз казалось, что по дому на мягких лапах ходят львы и драконы. Львы терлись гривами о косяки дверей, а драконы пели с португальским акцентом на два голоса, выпуская струи красного пламени:
Это не девушки из Барселоны,
Это шиповника злые бутоны.
Все же выспалась она хорошо и проснулась в своей постели поздно. Было пасмурно, шел мелкий дождик, капли стучали по подоконнику открытого окна. В саду упало с намокшей ветки яблоко. Молча и торопливо пролетела какая-то птица. Пума в ночной рубашке выскочила из комнаты. Енот, Ханинг Айн, Вюртемберг, его огромная арабская лошадь и палевый мул исчезли. Пусто было в доме. Мама варила на кухне кашу.
Пахло свежим кофе, в печке трещали дрова.
— Дочка, иди завтракать! Мы с отцом давно уже поели.
ДождьЗлая Пума мрачно слонялась по дому. Она три раза убрала свою комнату, постригла челку, почитала кулинарную книгу и пошла на кухню варить тянучку. Тянучка пригорела.
Пума вышла во двор и под дождем принялась колоть дрова. Она складывала их в поленицу. Поленица накренилась и рухнула. Пум-Пум постояла в задумчивости минуты три, нервно стуча хвостом по земле, плюнула, засучила штаны до колен и ушла босиком на Дальнюю Поляну. Она ушла на Дальнюю Поляну строить Вигвам Одиночества.
Пуме хотелось одной жить в вигваме, почувствовать себя настоящей гордой индианкой и никогда не возвращаться домой. Пуме было грустно. Ведь все мы знаем, как тяжело жить без енота.
Настоящей индианкой она почувствовала себя сразу — мокрые ветки не хотели гореть, трещали, и дым почему-то не поднимался к отверстию в потолке. Было холодно и сыро.
«Вернется Вюртемберг — узнает шестнадцатый способ копчения мяса», — думала Пума насквозь пропитавшаяся дымом, как колбаса.
— Хау! — раздался снаружи голос Черного Дрозда, — да не пересохнет никогда ручей жизни хозяйки вигвама. В твоем ручье жизни есть островки?
— Есть, заходи! — крикнула Пума.
«Любит Дрозд появляться из воды, — подумала она, — настоящий бобр».
— Привет, Пум-Пум! — говорил он, протирая быстро покрасневшие от дыма глаза, – у тебя отличный вигвам. Очень уютно. Простая, милая сердцу обстановка, — он что-то поменял в расположении головешек, дунул — пламя в костре заплясало, и дым исчез.
— Ты пр-ринес ор-рудие бор-рьбы с силами зла?
— Да, — ответил Черный Дрозд, доставая из корзины помидоры и пушистый салат, – силы зла редко нападают на людей, которые едят помидоры.
Они заворачивали дольки красных помидоров в бледно-зеленые листья салата и ели. Салат хрустел, ветки трещали в огне, от мокрой одежды шел пар, на пегих шкурах стен вигвама прыгали причудливые тени.
— Р-рассказал бы, как этот амулет действует, — еле выговорила Пума с полным ртом.
— Амулет действует по принципу помидора. Когда ешь помидор, потом еще один, потом еще, тебе делается хорошо. Потом ты ешь салат, тебе делается еще лучше, ты греешься у костра, сидишь в тепле, а на улице льет дождь… Ну вот, с человеком, которому хорошо, Унгао почти не может справиться. Примерно так. Это почти не шутка.
Так что амулет работает просто. Пока его носишь — У.Б. не опасен. Носящего амулет он не может тронуть. Еще в амулете есть дырка, через нее можно стрелять острыми предметами или дышать, если долго прячешься под водой от врагов. Браслет лучше вообще не снимай.
