Борис Бондаренко - Ищите Солнце в глухую полночь
Такая работа действительно была не для нее. Третью зиму подряд она за тридцать рублей в месяц расчищала аллеи в университетском сквере. Весной и осенью удавалось найти работу полегче, но зимой оставалось только это. И каждую ночь, просыпаясь, она шла к окну и смотрела, не идет ли снег. Первый год было легко, но следующая зима выдалась особенно холодной и снежной, и ей приходилось вставать в шесть утра и идти убирать снег, и редко когда удавалось справиться к восьми часам. Она уже привыкла к тому, что у нее постоянно болит спина, но, когда появились боли в животе, она встревожилась и решила бросить эту работу. Но никак не удавалось найти ничего другого, и она по-прежнему по утрам ходила убирать снег...
– Ну и что же? – спросила она.
Он молча смотрел на нее.
Тогда она протянула ему лопату.
Он сбросил пальто и быстро стал кидать снег и, кажется, за все время не сказал ей ни слова. Так же молча вернул ей лопату и на ее «спасибо» только кивнул, неторопливо оделся, закурил... И медленно направился к набережной, опять сунув руки в карманы пальто.
– Послушайте, – сказала она ему вслед, – а как вас зовут?
Он повернулся, вынул сигарету изо рта и словно нехотя ответил:
– Андрей.
– А меня Галя.
Он переступил с ноги на ногу, но так и не подошел к ней и издали сказал:
– До свиданья, Галя.
– До свиданья, – с улыбкой ответила она.
Дня через два опять навалило сугробы снега, и, когда Галя пришла на свой участок, она увидела там Андрея.
– Уж не собираешься ли ты работать за меня? – от неожиданности она обратилась к нему на «ты».
– Нет, – серьезно ответил он. – Просто сегодня у меня есть свободное время.
– Ну и зачем же ты делаешь это?
Он воткнул лопату в сугроб и полез в карман за сигаретами.
– Вообще-то говоря, не затем, чтобы навязывать тебе свое общество. Если уж тебе так нужны точные формулировки, то это элементарная человеческая жалость. Ты женщина, и физически довольно слабая, и уж наверно, и сама отлично представляешь, чем это может кончиться для тебя.
Сказано было слишком откровенно, но ей и в голову не пришло обидеться.
– Я знаю, – тихо сказала она. – Но работать все-таки нужно, а ничего другого я найти не могу. Пробовала давать уроки, но учителя из меня никак не получается...
– Но ведь так тоже нельзя...
Что он еще говорил тогда?.. Она так и не смогла вспомнить. Андрей еще несколько раз приходил убирать снег, но по-прежнему не делал никаких попыток познакомиться ближе. А встретив ее на факультете, молча кивнул, словно случайной знакомой, и прошел мимо.
Галя с недоумением и досадой смотрела ему вслед – она не могла понять этого хмурого сутулого парня... Дня через два она снова встретила его – в столовой – и заговорила первой:
– А ты и в самом деле ненавязчив!
Андрей поднял брови и серьезно осведомился:
– Что, разве плохо?
– Да нет, конечно, но и крайности тоже ни к чему... Ну, а к себе пригласить тебя можно?
– Можно, – с убийственной серьезностью ответил он.
– И к тебе зайти можно?
– И это можно...
Она первая не выдержала и засмеялась.
– С тобой, оказывается, и разговаривать можно.
– Иногда, – наконец-то улыбнулся Андрей.
– Кстати, я нашла другую работу.
Он оживился:
– Какую?
– Считать формулы для геодезистов.
Он покачал головой.
– Наверно, не блестяще.
– Наверно, – с улыбкой согласилась она.
Когда они выходили из столовой, Галя предложила:
– Ну, идем ко мне пить кофе.
– Идем...
Когда она налила ему кофе и потом небрежно спросила:
– Ну, нравится?
Андрей коротко и не задумываясь ответил:
– Нет.
Галя обескураженно переспросила:
– Не нравится?
– Нет, – подтвердил он, с интересом глядя на нее. – Обиделась?
– Немножко, – созналась она, – хотя обижаться глупо.
– Давай-ка я сам сварю.
– Вари.
Кофе в его приготовлении действительно был намного вкуснее, хотя и слишком крепкий.
– Научишь меня так готовить?
– Конечно.
Андрей просидел у нее час, а сказал в общей сложности не больше десятка слов.
Она с насмешливым раздражением спросила:
– Ты что, все еще хочешь доказать, что не собираешься навязывать мне своего общества?
– Нет.
– Но ведь не всегда же ты такой молчаливый?
– И это верно, – согласился он. – Просто не о чем говорить. Да и не хочется.
Следующие встречи с ним она тоже помнила плохо. Андрей приходил к ней часто, иногда она сама бывала у него – тогда он включал проигрыватель, ставил пластинку, и, пока звучала музыка, почти не разговаривал, и как будто совсем не обращал на нее внимания. Он любил Баха и, кажется, ни разу не поинтересовался, нравится ли ей эта музыка, а она почему-то не говорила, что ей скучно. Потом она стала понимать органную музыку и даже полюбила ее, но все это было уже позднее...
А тогда Андрей казался ей простым и понятным, и в этих словах было немало нелестного для него – Галя не любила простых и понятных людей. Казалось, что Андрей легко поддавался немудреной классификации: неразговорчивый меланхолик, фанатически предан физике, любит музыку и литературу... Что еще? Добрый, излишне сдержанный, даже вяловатый. Таких людей Галя знала немало, и они не привлекали ее.
... В один вечер – это было в конце апреля – они сидели в ее комнате. За окном быстро темнело, но света не зажигали. Галя что-то говорила и вдруг замолчала, заметив, как дрожит в полумраке красный огонек его сигареты. Ей стало грустно и чуть смешно. Она протянула руку и ласково погладила его волосы. Андрей смял сигарету, наклонился к ней и неожиданно легко поднял ее на руки.
– Я люблю тебя...
Ее удивила сила чувства Андрея, неудержимая страстность, так не вязавшаяся с его сдержанностью. Она лежала в темноте рядом с ним, слушала его беспокойное дыхание и чуть заметно улыбалась. Андрей приподнялся, склонился над ней и взволнованно сказал:
– Я люблю тебя, Галя!
Она ни словом, ни движением не отозвалась, как будто и не слышала.
– Я люблю тебя, слышишь?! – повторил Андрей.
Она немного помолчала и тихо, но твердо ответила:
– А я нет.
Андрей застыл на мгновенье, потом выпрямился и встал.
Она молча смотрела, как он одевается.
Андрей ушел, не попрощавшись.
Он не пришел ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц. Началась и закончилась сессия, наступило лето, а Андрей так и не появился, и она нигде не встречала его.
То лето она провела у себя дома, на Украине. Ей было одиноко и неуютно. Галя много думала о себе и об Андрее, но чем больше она думала, тем больше сомнения одолевали ее.
Так ничего и не решив, она возвратилась в Москву.
Андрей пришел на следующий вечер – похудевший, угрюмый, но как будто спокойный и даже равнодушный. Скучно и коротко он рассказал, что сессию сдал досрочно, три месяца работал на лесозаготовках под Вологдой, неплохо заработал, и тут он чуть замялся и небрежно, словно мимоходом, спросил, не нужно ли ей денег.
Она откровенно призналась, что сидит без гроша, и согласилась взять у него взаймы. Андрей заметно обрадовался. Галя стала рассказывать о себе, внимательно вглядываясь в него и пытаясь понять – изменилось ли что-нибудь в его отношении к ней?
Андрей молчал, сидел как-то особенно тяжело и устало, положив ногу на ногу и сцепив руки на коленях. Он смотрел на нее, но взгляда его она не видела – свет лампы причудливо отражался в стеклах его очков, затеняя глаза.
Испытывая все более возрастающее беспокойство, Галя вдруг заговорила о том, что вряд ли их встречи приведут к чему-нибудь хорошему – оба они не из тех, кто способен удовлетвориться легким флиртом, и оба слишком разные люди, чтобы сойтись по-настоящему.
– К тому же я старше тебя на пять лет, – добавила она, выжидающе глядя на него.
Андрей промолчал, и Галя продолжала говорить что-то еще.
И тут он прервал ее:
– Может быть, все это и верно, но... – он помедлил, – я люблю тебя...
– Я тоже, – сказала она, отводя глаза. И добавила: – Только не надо меня спрашивать ни о чем. И не надо настаивать...
Ночью, обхватив руками подушку, Галя беззвучно плакала и молила кого-то: «Сделай так, чтобы я полюбила его! Помоги мне... Я не хочу ему лгать, но и не хочу расставаться с ним. Ведь мне хорошо с ним, и мы нужны друг другу. Сделай так, чтобы я полюбила его!»
И, вспомнив сейчас о том, как она плакала тогда, Галя упала ничком и зарыдала в подушку. Она боялась, что закричит, и вцепилась зубами во влажную от слез наволочку. Ей было так больно, что теперь она молила, чтоб кто-нибудь избавил ее от любви к Андрею. И все-таки она знала, что не хочет этого и никогда не захочет – ведь эта любовь была самым большим и самым настоящим в ее жизни.
6
– Добрый день, доктор, – сказал я.
– Добрый день, больной, – она улыбнулась.
Она всегда улыбается, когда разговаривает с больными. Она красивая, и у нее очень красивые руки, и я люблю смотреть, как они двигаются.
