С. Полетаев - История двух беглецов
Самое удивительное – никто в магазине не замечал душевных страданий пса! Не замечал, как стыдно ему было просить подачек, каких терзаний стоили ему унижения, которым он себя подвергал! И никто его здесь не жалел. Только одна старушка посмотрела на него сочувственно и сказала :
– Давно уж тут пресмыкается, обалдуй.
А дать ничего не дала. И никто не отозвался на её слова, потому что все подсчитывали, сколько и чего купить, и следили за продавщицей, чтобы не обвешивала. Пёс ни для кого не существовал. Существовал он только для Даньки, который один во всём магазине видел и чувствовал его страдания. Он даже не утерпел и выглянул на улицу, не ждёт ли там его хозяин, и очень удивился, заметив, что пёс идёт за ним. Однако за ним ли? Да, за ним, потому что никого, кто был бы похож на собачьего владельца, на улице не оказалось, и тогда он приветливо кивнул псу, и пёс с готовностью подскочил к нему, и Данька окончательно убедился, что пёс был один.
Его хозяин, наверно, утонул, купаясь в речке. Вот какая печальная история! Данька с жалостью смотрел на пса и думал о том, какой хороший был хозяин, как он любил своего пса, и надо же – поехал за город погулять, жара, дай, думает, искупаюсь, разделся, заплыл далеко, не рассчитал своих сил и утонул. А человек он был одинокий, пенсионер. Его вытащили, не сразу, понятно, а на другой день, и похоронили, но пса брать никто не захотел, так он и остался один – ни хозяина, ни друзей. И тогда пёс стал жить сам по себе, как беспризорник.
Теперь, когда они были вдвоём, Данька подробнее рассмотрел беднягу. Больше всего его поразили собачьи глаза – неистовые какие-то, словно бы пёс жаждал угадать твои мысли, узнать твои желания и тут же броситься их выполнять. Данька проделал маленький опыт. Он посмотрел на пса внушительно и при этом сказал про себя: «Поди ко мне!» В том-то и дело, что вслух этих слов не сказал, а только мысленно произнёс, и что же вы думаете? Пёс, дрожа, стал медленно приближаться. Значит, он понял Даньку без слов? Вот именно! От радости Данька стал гладить пса – спина вся изогнулась под его ладонью, пёс не утерпел и лизнул Даньку в лицо, лизнул и тут же отпрянул, смутившись, виновато виляя хвостом: «Прости меня. Это я нечаянно!» Но Данька дружелюбно кивнул ему и вызывающе огляделся: попробуй кто его тронь! В сердце его зашевелился грандиозный план – связать свою жизнь с собакой. Навеки. И научить понимать слова. И не просто понимать, но и угадывать мысли на расстоянии. И это будет Данькино научное открытие. Дарвин доказал, что человек произошёл от обезьяны, а Данька докажет, что человека можно сделать даже из собаки. Вот на какие мысли навёл его пёс, которого он уже считал своим, и теперь оставалось только дать ему имя. Данька не стал придумывать имя, а просто догадался, что его звали Мурзай, потому что, когда пёс был маленький, его звали Мурзиком, а теперь, когда он вырос, он стал, конечно, Мурзаем. Иначе звать его никак не могли, он даже внешне, всем своим замурзанным видом был Мурзаем – и никакого другого имени быть не могло.
Данька вернулся в магазин. «За мной, Мурзай!» – мысленно приказал он, и пёс послушно побежал за ним. Данька занял своё место в очереди и прежде всего подумал, чем покормить Мур-зая. Надо было что-то купить. А для того чтобы купить, нужны деньги. А чтобы были деньги, надо от каких-то покупок отказаться. И вот он стал проделывать в уме арифметические операции. Два рубля, выданные ему на покупки, должны пойти на молоко, майонез к винегрету, хлеб и масло. За вычетом стоимости этих продуктов оставалось 7 копеек. Да ещё 3 копейки у него завалялись. Значит, 10 копеек. И, теперь он думал, как на эти 10 копеек купить ещё и двести граммов самой там дешёвой – докторской колбасы. Интересно, отчего она докторская – оттого, что её доктора едят? Или оттого, что доктора прописывают её больным как лечебную? Так или иначе, но двести граммов этой самой докторской Мурзаю никак не повредят, учитывая его крайне голодный вид. Но двести граммов стоят 46 копеек, а где взять ещё 36?
Данькина очередь уже приближалась, а он всё ещё ничего не придумал. Он никак не мог оторвать взгляд от колбасы за стеклянной витриной. У своих ног он чувствовал нервное дыхание Мурзая.
– Чего тебе? – спросила продавщица.
И тут его вдруг осенило, что винегрет будет хорош и без майонеза (как раз 36 копеек!), а банку с майонезом можно ведь случайно и разбить, выходя из магазина.
В самом деле, подумаешь, какая трагедия! Выходя из магазина, он станет расправлять авоську, перекладывать продукты, и вот случайно, перекладывая, он не заметит, как вывалится банка с майонезом, банка ударится об асфальт, майонез расползётся по тротуару. Собственно говоря, что ж тут такого? Вывалилась и разбилась – разве такие случаи не бывают?
Эта воображаемая сценка длилась всего лишь мгновение.
– Пожалуйста, двести граммов колбасы, – сказал он и торопливо вытащил деньги. – Докторской, пожалуйста!
Данька шёл из магазина, нагруженный покупками. За ним, осторожно цокая коготками, следовал Мурзай. Они завернули в подворотню, где их никто не видел. Данька развернул колбасу и выдал псу не всё, а только маленький кусочек. Мурзай сглотнул, вся шкура его передёрнулась, словно от ветра, он поморгал глазами, думая, что уже всё – больше не получит. Но Данька снова показал ему колбасу. Конечно, Данька не сомневался, что пёс в конце концов привяжется к нему. Но сейчас чуточку побаивался, что пёс отстанет и опять юркнёт в магазин. Но пёс, увидев колбасу, впился в неё глазами покорно и страстно. Так они и пошли – впереди Данька с колбасой в руке, а сзади Мурзай.
Тут-то им и повстречался Сашка Диоген. Он возвращался с прудов, где ловил циклопов для своего аквариума.
– На вот тебе колбасу, отщипывай по кусочку и выдавай Мурзаю, – без всяких предисловий сказал Данька. – А я отнесу авоську домой и скоро вернусь. Ясно?
– Ничего не ясно.
– Я что, непонятно говорю?
– А что это ещё такое – Мурзай?
– Не «что», а «кто». Это имя такое.
– Странно!
– А то, что ты Диоген, это не странно?
– Диоген – это древний грек. А Мурзай кто?
– Так это же моя собака.
Только сейчас Сашка заметил сиротливо прижавшуюся к стене дома собаку, которая всем своим видом хотела сказать, что она никому не навязывается – пожалуйста, она может уйти, если она кому-нибудь в тягость.
– Откуда у тебя собака?– удивился Сашка.
– Потом расскажу, а сейчас запомни: будешь отщипывать по кусочку и бросать, только не быстро, а очень медленно. Главное, надо Мурзая продержать, пока я не вернусь.
– Зачем колбасу зря переводить? Сами бы лучше съели, – сказал Сашка, облизываясь. – А то гляди, какой ты шкилет..
Данька посмотрел на Сашку долгим гипнотизёрским взглядом, от которого тот обычно терял свою волю…
– Ой, мне рыбок кормить!..
– Не умрут твои рыбки.
– Они в этот час привыкли. У них рефлекс. Не покормишь вовремя, они как бешеные бросаются друг на друга. Петушок уже заклевал двух рыбок, одну скалярию – самую дорогую…
Данька опять пустил в ход свой гипноз, и Сашка окончательно сдался:
– Ну ладно, только ты по-быстрому…
Это «по-быстрому» продолжалось полчаса. Мать потребовала, чтобы Данька рассказал, как была разбита банка майонеза. Больше всего её взволновало, не остались ли на асфальте осколки стекла, потому что, мало ли что, какая-нибудь кошка может соблазниться, станет слизывать и, упаси бог, попадётся осколок, а это ужасно. Данька поднял её на смех – сам же он видел, как уборщица всё замела и протёрла тряпкой, а тут ещё дворник поливал из брандспойта, смыв остатки в колодец.
Мать долго выпытывала подробности, а потом ещё заставила съесть блинчик с творогом. Вот почему он так задержался.
На бульваре Данька застал такую картину.
Сашка Диоген отрезал перочинным ножиком от колбасы крохотные кусочки и дрессировал Мурзая, заставляя его прыгать и хватать кусочки на лету. Поскольку Мурзай каждый раз ловил ворон и подбирал с земли уже испачканные кусочки, Сашка стал показывать сам, как это надо делать: подбрасывал и очень аккуратно ловил своим ртом, что было, очевидно, не трудно, потому что рот его был с чайное блюдце. Он надеялся, что пёс запомнит, как это делается, и потом будет ловить так же, как и он. Удивительно, как у Сашки хватило терпения растянуть колбасу на целых полчаса, пока он дожидался Даньку. От колбасы уже оставался совсем крохотный кусочек, когда перед ним появился Данька.
– Чего это ты колбасу ешь?
– Надо же показать ему, – стал оправдываться Сашка. – А то бросаю, бросаю ему, а он, мазила, всё мимо. Мурзай, на, на!
Диоген бросил последний кусочек, и пёс, конечно, опять поднял его с земли.
– Видишь, видишь! Ничего не понимает! Лопух какой-то, ей-богу!..
И он искусственно, как клоун, расхохотался и хохотал, держась за бока, до тех пор, пока Данька не укротил его гипнотизёрским взглядом.
